Анатолий Уткин - Дипломатия Франклина Рузвельта
Образование в конце 1939 года англо-французской закупочной комиссии позволило расширить продажу военной техники, сделанной в США для противников Германии. Американское военное производство в 1939 - 1940 годах увеличилось значительно благодаря инвестициям Франции и Англии. Не без этой существенной помощи американцы сумели на протяжении первой половины года с начала войны увеличить выпуск самолетов в четыре раза.
В течение осени 1939 года и в последующее время "странной войны" Рузвельт все более проникался чувством, что его прежняя калькуляция возможности равновесия и долгого германского и англофранцузского противостояния основана на неверных оценках. В последние месяцы 1939 года его послы во Франции и Англии докладывали, что англо-французы на этот раз не смогут сдержать немцев. Особенно большое впечатление производило тогда на Рузвельта превосходство Германии в воздухе. У. Буллит, посол в Париже, 18 октября 1939 года писал: "Существует огромная опасность того, что германские воздушные силы будут способны победить в этой войне прежде, чем мы сможем начать широкомасштабное производство самолетов на наших заводах".
А посол в Лондоне Дж. Кеннеди писал 3 ноября, что в английских правящих кругах возникают опасения экономического, финансового, социального, политического истощения страны, если война продлится долгое время. В декабре этого же года Буллит отмечал, что если Соединенные Штаты не предоставят союзникам на протяжении 1940 года минимум 10 тысяч самолетов, то Англия и Франция обречены на поражение. Еще более пессимистическими звучали предсказания Кеннеди, полагавшего, что теперь в любом случае Германии удастся превзойти англо-французских союзников и на поле битвы, и в экономическом соревновании. Кеннеди считал, что еще один год войны превратит всю Европу в экономические руины и сделает "готовой для прихода коммунизма или для каких-либо других радикальных перемен в социальном порядке".
В речах и записях Франклина Рузвельта начиная с ноября - декабря 1939 года звучат мрачные ноты. Он уже ставит в ранг возможного поражение Англии и Франции и думает о том, что это будет означать для Соединенных Штатов. В одном из вариантов своей речи в ноябре 1939 года Рузвельт пишет: "Если Франция и Англия будут сокрушены, наступит черед Соединенных Штатов. Но победоносные диктаторы должны знать, что для захвата какой-либо части американского континента им нужно победить еще в одной первоклассной по интенсивности войне".
Рузвельта страшили и невоенные аспекты немецкой победы. Он размышляет о том, что победа Германии нанесет удар по внешней торговле Соединенных Штатов, которая "встретит конкуренцию всей находящейся под доминированием диктаторов Европы и системы ее колоний во всех частях света". Здесь же Рузвельт указывает, что американский континент от Аляски до мыса Горн должен находиться в рамках единой военной системы. Мы видим, что мрачные предчувствия овладевают президентом, и только боязнь оттолкнуть избирателей в ходе предвыборной кампании 1940 года заставила его спрятать эту речь.
Рузвельт обсуждает необходимость оккупации Голландской Вест-Индии и укрепления ее как части американской системы обороны в Западном полушарии. Публичное выражение Рузвельтом обеспокоенности складывающейся в мире ситуацией, в которой Америке грозит вступление в войну с небольшими шансами на победу, мы находим в его послании "О положении страны" от 3 января 1940 года: "Становится все ясней, что в будущем этот мир станет более жалким, более опасным местом для жизни, даже для жизни американцев, если он будет находиться под контролем немногих".
Уже в ноябре 1939 года Рузвельт (впервые в американском внешнеполитическом мышлении) говорит об американском участии в создании нового послевоенного мира. Речь идет об интервью, данном чикагскому издателю Фрэнку Ноксу, в котором президент сказал следующее: "Германская победа будет иметь своим результатом хаос в Европе и она приведет к возможности американского участия в оформлении послевоенного мира".
В новом окружении, обозревая мир, вступивший в войну, президент Рузвельт принял решение, которое имело исключительное значение для будущего. Разумеется, в то время он не мог представить себе значимости ядерного оружия. Но он сумел задать вопрос: возможны ли теоретически атомные бомбы, а если да, то нельзя ли их создать для использования в надвигающейся войне. И уже в октябре 1939 года (второй месяц мировой войны) президент ставит проблему военного применения энергии ядерного распада. В феврале 1940 года Рузвельт санкционировал встречу ученых-экспертов и членов Комитета по урану. Речь впервые зашла о конкретных разработках, Колумбийский университет получил 6 тысяч долларов для экспериментов с ураном и графитовыми стержнями. США сделали первый шаг.
Нужно сказать, что американская элита, перенимая от эмигрантов самую эффективную военную идею, относилась к этим людям с большим предубеждением. Один из членов Комитета по урану прямо спрашивал тогда, когда Ферми фактически вооружал Америку на десятилетия вперед: "Что это за человек Ферми? Не фашист ли он? Кто он такой?" В апреле 1940 года председатель Комитета по урану Л. Бриггс запретил Сциларду и Ферми участвовать в заседаниях Комитета, поскольку там обсуждаются "секретные проблемы". После того как Комитет по урану исключил из своей работы ученых-эмигрантов, Рузвельт мобилизовал "доморощенных" специалистов. Теперь процесс поисков путей создания атомного оружия шел параллельно с другими военными проектами и находился в ведении Национального комитета оборонных исследований (НКОИ), образованного согласно приказу Рузвельта 27 июня 1940 года. Дата многозначительна - за день до этого немцы вошли в Париж, баланс сил в мире, казалось, пошатнулся в пользу держав "оси". По крайней мере, Западную и Центральную Европу отныне контролировал Гитлер. НКОИ во главе с председателем Ванневаром Бушем предстояло искать в сфере технологии противодействие триумфу нацизма в силовом центре мира.
Пятидесятилетний В. Буш, человек безупречного происхождения (внук капитана-китобоя, сын протестантского священника), был энергичным проводником политики Рузвельта. Еще год назад он являлся президентом фонда Карнеги, связанного с финансированием научных разработок. Рузвельт, периодически следивший за комитетом Бриггса, посчитал, что Буш сумеет проявить расторопность и настойчивость.
Немаловажно отметить, что при всей занятости Рузвельт находил время для знакомства с волнующим миром научных исследований. Советник Сакс информировал его о наиболее перспективных экспериментах. В марте 1940 года Сакс сообщил президенту о неподтвержденных слухах, согласно которым немцы интенсифицировали свою программу ядерных исследований. Рузвельт был и в курсе того, как идут дела в лабораториях Колумбийского университета. Разработки там велись неспешно вплоть до вступления США в мировую войну. Это объяснялось во многом "фантастичностью" перспектив создания оружия нового принципа действия. Английские физики, находившиеся в гораздо более драматической ситуации - перед лицом контролируемого Германией континента, также не продвинулись далеко в тяжелом для Англии 1940 году. Но американцы располагали более солидными материальными ресурсами. Бриггс сообщил Бушу, что получены кредиты в размере 100 тысяч долларов для экспериментов над ураном-235.
* * *
Тем временем в Европе продолжалась "странная война", французская и германская армии стояли друг против друга, и в январе 1940 года у Рузвельта, убежденного своими дипломатами в реальности победы Германии, рождаются идеи относительно возможности примирения противников. То, что вермахт пока не предпринимал активных действий, возбуждало у президента некоторые надежды. Президент понимал - и говорил, что шансы на достижение дипломатического успеха равны примерно "одному из тысячи" и для успешного осуществления задуманной операции по примирению необходима "помощь святого духа". Но все же Рузвельт, ненавидевший бездействие, стал склоняться к тому, что имеет смысл в данной конъюнктуре предпринять новые усилия. Видимо, слишком страшила президента перспектива остаться один на один с возглавляемой Германией Европой, оказаться изолированным в Западном полушарии. В соответствии с этой линией рассуждения Рузвельт предпринял три мирные инициативы.
Первая из них была связана с представителями американского бизнеса, и прежде всего с Джеймсом Муни, президентом заграничных филиалов "Дженерал моторс", имевшим тесные контакты в германских деловых кругах. Рузвельт попросил Муни связаться со своими знакомыми в Берлине и узнать, нет ли какого-либо "честного и равноправного решения" современных мировых проблем, не видят ли в Берлине хотя бы гипотетическую возможность подобного решения. Муни было поручено сказать германским визави, что у президента США нет готовых схем "мирового доминирования" и что он "не пытается встать между ведущими войну силами". Но если в Германии все же рассматривают планы некоего мирного решения, то тогда президент США готов служить посредником, готов помочь "уменьшить и взаимопримирить" противоречия двух воюющих сторон.
