Елена Прудникова - Берия. Преступления, которых не было
К нашему позору, почти у каждого из этих господ на руках соответствующие грамоты от какого-либо советского чиновника из Наркомзема, охраняющие их неприкосновенность и покой… Такая же безотрадная картина в Сигнахском и Душетском уездах, где сиятель-нейшие князья Абхази, Мухранские, Андрониковы, Чо-локаевы живут припеваючи в своих барских домах, издеваются над крестьянами и советской властью". (Орджоникидзе С. «Существующим безобразиям в деревне надо положить конец со всей решительностью» // Заря Востока. 1923. 25 января. № 182.)
Грузинские уклонисты открыто отстаивали правооп-портунистическую позицию и в вопросах внешней торговли. Известен факт, когда уклонисты требовали денационализации батумских нефтяных резервуаров и сдачи их в концессию империалистическому нефтяному концерну «Стандарт-Ойль».
Известен также факт экономической ориентации национал-уклонистов на Запад, их ориентации на дешевый константинопольский товар.
Национал-уклонисты усиленно добивались открытия в Тифлисе или Батуме частного банка по предложению капиталиста-авантюриста Хоштария. Этот банк должен был явиться отделением Оттоманского банка, фактически филиалом англо-французского капитала.
Вся эта ориентация на капиталистический Запад, в случае своего существования, превратила бы Закавказье, и в особенности Грузию, в придаток иностранного капитала.
Грузинские уклонисты занимали явно либерально-примиренческую позицию по отношению к грузинским меньшевикам. Как известно, в начале советизации Грузии была объявлена амнистия меньшевикам, которые не замедлили воспользоваться ею в целях организации нелегальной и полулегальной борьбы против советской власти.
Кавказское бюро ЦК РКП (б), во главе с тов. Серго Орджоникидзе, поставило задачу беспощадной борьбы с меньшевиками как путем развертывания идейно — политической работы против меньшевистского влияния, так и путем репрессий против меньшевистских контрреволюционеров. Группа уклонистов решительно воспротивилась тактике беспощадной борьбы с меньшевиками и подменила политику разгрома меньшевиков политикой «мирного преодоления и переработки» меньшевистских контрреволюционеров…
…Грузинская уклонистская оппозиция встретила полное сочувствие и поддержку со стороны воинствующего грузинского меньшевизма и национал-шовинистической интеллигенции. Грузинские меньшевики неоднократно звали национал-уклонистов на борьбу с диктатурой пролетариата».
Если очистить этот текст от коммунистической фразеологии (которой, кстати, здесь не так уж и много) и взглянуть на голые факты, то совершенно четко видно, что «национал-уклонисты» и на самом деле — младшие братья грузинских меньшевиков. Четко прослеживается линия от тбилисских властей образца 1918 года к торговцам видами на жительство из года 1923-го и далее — к «демократам» 90-х годов, отбросившим одну из самых богатых и процветающих республик Советского Союза на сто лет назад, в вековую нищету отсталой окраины. Только немцев сменили американцы — вот и вся разница…
Таковы были люди, стоявшие у власти в 20-х годах, — те самые «старые большевики», которых так любит г-н Антонов-Овсеенко. Естественно, они терпеть не могли и Сталина, и Берия, и не за какие-то идейные разногласия, а нутром. Ибо сепаратист носителей имперского сознания, как известный булгаковский герой, «сердцем чует».
И, чем выше поднимался Берия по служебной лестнице, тем острее становился конфликт мировоззрений между ним и тогдашней грузинской верхушкой.
Мечта Лаврентия Берия
Чем дальше, тем острее Берия ощущал, что работа затягивает его, все больше отдаляя от того, к чему он стремился всеми силами с тех пор, как восьмилетним мальчиком переступил порог реального училища.
Еще в 1923 году он пишет в автобиографии:
«За время своей партийной и советской работы, особенно в органах Ч К, я сильно отстал как в смысле общего развития, так равно не закончив свое специальное образование. Имея к этой области знаний призвание, потратив много времени и сил, просил бы ЦК предоставить мне возможность продолжения этого образования для быстрейшего его завершения. Законченное специальное образование даст мне возможность отдать свой опыт и знания в этой области советскому строительству, а партии — использовать меня так, как она это найдет нужным».
Все же и тогда он ухитрялся учиться, совершенно неизвестно, где изыскивая время и силы. В 1922 году, когда его перевели в Грузию, он был студентом третьего курса. Но потом учебу пришлось прервать. Неизвестно, сколько раз Берия просил отпустить его учиться, но в мае 1930 года эта тема вновь прорывается в отчаянном письме к Орджоникидзе.
«Дорогой Серго, не один раз я ставил перед Вами вопрос о моей учебе. Время проходит, кругом люди растут, развиваются, и те, которые еще вчера были далеко от меня, сегодня ушли вперед. Известно, что безбожно отстаю. Ведь при нашей чекистской работе не успеваем зачастую даже газету прочесть, не то что самообразованием заниматься…
Дорогой Серго! Я знаю, Вы скажете, что теперь не время поднимать вопрос об учебе. Но что же делать. Чувствую, что я больше не могу…»
В одном из интервью сын Лаврентия Берия Серго говорил:
«Вы будете удивлены, когда я скажу вам, что отец все время хотел уйти и из ЧК, и из ЦК. Он мечтал завершить учебу, стать инженером и добиться успехов в этой области. После училища он экстерном сдал экзамены и закончил три курса строительного факультета Бакинского политехнического института…
…Отец был человеком увлекающимся и старался основательно вникнуть в суть того, что делал. Например, когда в Грузии взялись осушать колхидкие болота и культивировать там субтропические растения, он специально изучил все, связанное с их взращиванием. В его неудержимом стремлении к самообразованию я сам убедился, когда увидел, какими знаниями он овладел в сфере ракетостроения, производства атомной и водородной бомбы, как он профессионально спорил с крупными учеными, выясняя технические подробности того или иного вопроса. (Будучи сам конструктором ракетной техники, Серго мог судить об этом профессионально. — Е. П.) Отец самостоятельно выучил английский, французский и немецкий языки. На этих языках он мог читать любую литературу. По-русски отец говорил с грузинским акцентом, но писал абсолютно грамотно. Часа два-три с утра он всегда работал, читал различные материалы; но не за письменным столом, а обычным, хотя имел прекрасный кабинет. В общей сложности, за день набегало 300—400 страниц, включая сводки ТАСС, донесения разведки. Читал он, как правило, с карандашом, делая какие-то выписки, заметки…»
Серго нарисовал портрет человека незаурядного интеллекта. Забегая вперед, можно сказать, что невежда с револьвером не смог бы за считанные годы сделать из нищей Грузии одну из самых богатых республик СССР, невежда не смог бы поднять атомный проект. Но вот учиться дальше ему так и не довелось.
Впрочем, дело было не в одном образовании. В том же письме Орджоникидзе Берия просит вообще перевести его куда-нибудь из Закавказья.
«Я думаю, что мой уход из Заказказья, — продолжает он, — даже послужит к лучшему. Ведь за десять лет работы в органах ГПУ в условиях Закавказья я достаточно намозолил глаза не только всяким антисоветским и контрреволюционным элементам, но и кое-кому из наших товарищей. Сколько людей будут прямо-таки приветствовать мой уход, настолько я им приелся своим постоянным будированием и вскрыванием имеющихся недочетов. Им хотелось, чтобы все было шито-крыто, а тут, извольте радоваться, кругом недочеты и ляпсусы».
Тут надо еще учитывать такую вещь, как менталитет. В Грузии всегда были очень сильны пережитки всей истории общественных отношений — от родоплеменных традиций до феодализма. После революции все очень быстро вернулось на круги своя. Князей заменили партийные функционеры, родственники так и остались родственниками, кунаки кунаками, а отношения регулировались чем угодно — дружбой, родством, групповыми интересами, множеством всех и всяческих связей, и лишь в последнюю очередь — делом. Вспомним историю с Квантилиани — как Берия говорил правду тогда, когда, по законам стаи, надо было бы молчать. И, судя по всему, это повторялось неоднократно. Как поступали с такими «неудобными» людьми в советское время? Правильно. Точно так же пытались поступить и с Берия. Продолжим цитирование письма.
«Уже начинают прорабатывать, а что дальше будет — не знаю. (Прорабатывать „всесильного и внушающего ужас“ председателя всех ОГПУ? Да, мы явно мало знаем о том времени, очень мало! — Е. П.) Со мной начинают связывать все истории, которые когда-либо были в Грузии и вообще в Закавказье. Ушел тов. Л. Картвелишвили (член ЦК КП Грузии. — Е. Я.) — винили меня. Ушел тов. Мамия (1-й секретарь Заккрайкома. — Е. Л.) — указывали на меня. Сняли бакинских товарищей — опять я тут. В умах многих товарищей я являюсь первопричиной всех тех неприятностей, которые постигли товарищей за последнее время и фигурирую чуть ли не как доносчик».