Лев Лопуховский - Июнь. 1941. Запрограммированное поражение.
Кроме индивидуального обучения многих тысяч танкистов, необходимо было подготовить их командиров, которые должны были постичь в теории и на практике искусство вождения своих подразделений, частей и соединений, научиться организации тесного взаимодействия между ними, а также с частями и подразделениями других родов войск. Не менее важными были вопросы организации боевого, технического и тылового обеспечения боевых действий танковых частей и соединений. Все эти многосложные задачи явно недооценивались, а их решение откладывалось на потом.
Следует подчеркнуть, что организаторы советских танковых войск рано оценили важность оснащения танков средствами радиосвязи. Уже в 1929–1930 гг. приемопередатчики были установлены на четыре танка МС-1 отечественного производства и на трофейные танки — два французских «Рено» FT-17 и пять английских Mk.V, которые в Красной Армии именовали «Рикардо» по названию их двигателя. Еще 16 МС-1 получили радиоприемники. Однако развитие современных средств связи в армии явно не поспевало за быстрым ростом ее рядов. Нехватка радиостанций была не единственной бедой, потому что даже имеющимися часто не умели пользоваться. Многие радисты имели недопустимо низкую квалификацию, поэтому просто не могли толком освоить слишком сложную для них технику и в результате неумелой эксплуатации быстро выводили из строя рации или их блоки питания. Встречались случаи и сознательных поломок радиостанций танкистами, которые пытались скрыть свою собственную безграмотность ссылками на скверное качество доверенного им оборудования. При этом квалифицированных ремонтников радиоаппаратуры остро не хватало.
Особенностью советских радиофицированных танков выпуска 30-х годов была установка на их башню поручневой антенны. Она была хорошо заметна издалека и сразу выдавала командирские машины. Опыт боев в Испании, на Хасане и Халхин-Голе показал, что противник в первую очередь старается вывести из строя танки с антеннами и лишить, таким образом, танкистов управления. Поэтому в 1939 г. было принято решение убрать поручневые антенны со всех танков и заменить их штыревыми, имевшими и меньшую заметность, и меньшую стоимость. Но полностью осуществить это важное мероприятие до начала войны так и не успели.
На рубеже 1938–1939 гг. танковые войска были реорганизованы: количество танков в танковых взводах увеличили с трех до пяти, соответственно увеличилось и количество танков в бригадах. Механизированные корпуса переименовали в танковые, а число танков в их составе выросло с 463 до 658 (по штату: 560 боевых и 98 учебных) [122]. Два из существовавших тогда четырех корпусов приняли участие в польской кампании 1939 г.
Советская военная теория предвоенных лет, выраженная в трудах, лекциях, учебных разработках, в основном соответствовала требованиям своего времени. Но развивалась она сама по себе. В боевой подготовке войск и штабов учитывалась только одна, единая точка зрения, утвержденная высшей инстанцией, никаких иных вариантов не признавалось. Многие выводы и рекомендации ученых так и не были реализованы в практической подготовке вооруженных сил и всей страны к будущей войне. После разоблачений многочисленных «врагов народа» многие труды видных советских военных теоретиков, особенно тех, кто был репрессирован, вообще оказались под запретом.
КАДРОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ КРАСНОЙ АРМИИНехватка материальных средств и недостатки технического характера являлись отнюдь не первостепенными проблемами в предвоенной Красной Армии. Гораздо серьезнее обстояло дело с подготовкой личного состава войск. Эта проблема была связана с низким образовательным уровнем, характерным тогда для большей части населения СССР. В 1939 г. только 7,7 % его жителей закончили хотя бы семь или более классов, а высшее образование имели только 0,7 %. У мужчин возраста 16–59 лет эти показатели были заметно выше — соответственно 15 % и 1,7 %, но все равно оставались недопустимо низкими [123]. Это приводило к острому дефициту грамотных специалистов, особенно среди технических родов войск.
Да что говорить о рядовых специалистах, когда в РККА фактически не имелось полноценных младших командиров. В армиях других стран они назывались унтер-офицерами или сержантами и по существу являлись становым хребтом армии, делающим ее дисциплинированной, устойчивой и боеспособной. В Красной Армии они мало отличались от рядовых солдат и по своему образованию, и по обученности, и по опыту. Для выполнения функций, которые в других армиях поручались унтер-офицерам или сержантам, в РККА возникала необходимость привлекать командиров среднего звена. К тому же слабую подготовку тогдашних краскомов и, соответственно, низкую эффективность их работы приходилось компенсировать увеличением штатов командного и начальствующего состава, брать, что называется, числом. Поэтому, например, в управлении предвоенной советской стрелковой дивизии было втрое больше офицеров, чем в современной ей немецкой пехотной. И это при том, что немецкая дивизия насчитывала тогда на 16 % больше личного состава, чем советская. В связи с этим сложилась парадоксальная ситуация: несмотря на большое количество красных командиров (к июню 1941 г. — 659 тыс.), Красная Армия постоянно испытывала некомплект комначсостава относительно штата. В 1939 г. на одного командира РККА приходилось шесть рядовых. В то же самое время в вермахте их было 29, в английской армии — 15, во французской — 22, а в японской — 19 [124]. В большинстве своем красные командиры не отличались объемом и высоким качеством знаний. Да это и понятно, ведь им зачастую приходилось начинать свое освоение избранной специальности, не имея для этого необходимой базы. В 1929 г. 81,6 % курсантов, принятых в военные школы сухопутных войск, пришли туда лишь с начальным образованием. В пехотных школах таких было еще больше — 90,8 %. Со временем положение стало постепенно улучшаться, но очень медленно. Через 4 года доля курсантов с начальным образованием снизилась до 68,5 %, но в бронетанковых училищах она по-прежнему составляла 85 % [125].
Это объяснялось не только низким средним уровнем образования по всему СССР. Сыграла свою отрицательную роль и проводимая в стране последовательная политика предоставления преимуществ для поступления на учебу выходцам из рабочих и крестьян. Пролетарское или крестьянское происхождение служило пропуском в учебные заведения, но никак не могло заменить необходимые знания будущим командирам и воспитателям солдат. Полуграмотных курсантов приходилось прежде всего обучать элементарным вещам. Время на это тратилось за счет уменьшения часов на профессиональную подготовку. С настоятельной необходимостью ликвидировать безграмотность сталкивались не только курсанты военных школ, но и многие слушатели военных академий.
Но даже и таких выпускников в армии остро не хватало. Накануне войны высшим военным образованием могли похвастаться только 7,1 % командно-начальствующего состава Красной Армии, среднее было у 55,9 %, ускоренные курсы — у 24,6 %, а оставшиеся 12,4 % не получили вообще никакого военного образования [126]. Большинство командиров не имели военного образования или получили звание после окончания краткосрочных курсов. Таких командиров во всей предвоенной Красной Армии было 37 %. Но среди среднего комначсостава, от младшего до старшего лейтенантов, их доля была куда выше. А они, командуя взводами, ротами и батальонами, непосредственно обучали бойцов и готовили их к будущим боям. Именно от них во многом зависел реальный уровень боеготовности их подразделений. При этом им и самим надо было еще многому учиться.
О том же говорилось и в «Акте о приеме Наркомата Обороны Союза ССР тов. Тимошенко С.К. от тов. Ворошилова К.Е.», подготовленном в мае 1940 г.: «Качество подготовки командного состава низкое, особенно в звене взвод-рота, в котором до 68 % имеют лишь краткосрочную 6-месячную подготовку курса младшего лейтенанта» [127].
Из состоявших на учете 915 951 командира запаса армии и флота 89,9 % имели за плечами только краткосрочные курсы или вообще никакого военного образования [128]. Наглядной иллюстрацией недопустимо низкого уровня знаний советских командиров служит такой печальный факт: около четверти из них совершенно не умели пользоваться обыкновенной картой и компасом. Вот такая удручающая обстановка с образовательным багажом сложилась на нижних ступенях служебной лестницы РККА.
Даже среди 1076 предвоенных советских генералов и адмиралов высшее военное образование получили только 566, или немногим больше половины. При этом их средний возраст составлял 43 года, таким образом, и, большим практическим опытом они тоже не обладали. Особенно печально обстояли дела в авиации, где из 117 генералов только 14 имели высшее образование. В результате ни один из командиров авиационных корпусов и дивизий его не имел [129].
