Ширер Уильям - Взлет и падение третьего рейха (Том 1)
Только в конце своего послания Гендерсон добавил:
"Эта информация получена лично от Геринга.
После заседания рейхстага Гитлер может назначить мне встречу, чтобы в последний раз попытаться сохранить мир".
Какой мир? Мир для Британии? Уже в течение шести часов Германия вела войну - всеми имеющимися силами - против союзника Великобритании.
Гитлер не вызвал Гендерсона после заседания рейхстага. Посол, услужливо передавший в Лондон ложь, которую выдал ему Геринг, был обескуражен, но не окончательно. В 10.50 утра он продиктовал по телефону еще одно послание Галифаксу. В его мозгу, плодовитом, но путаном, родилась еще одна идея.
"Считаю своим долгом сообщить, что последний способ спасти мир, как бы мала ни была вероятность положительного исхода, - объявление маршалом Рыдз-Смиглы о его готовности немедленно прибыть в Берлин в качестве военного и полномочного представителя и обсудить все вопросы с фельдмаршалом Герингом".
Похоже, английскому дипломату не приходило в голову, что маршал Рыдз-Смиглы в это время руководил отражением неспровоцированного нападения Германии, а если бы он бросил это занятие и приехал бы в Берлин в качестве "полномочного представителя", то в данных условиях это было бы равносильно капитуляции. Поляков можно быстро разбить, но нельзя заставить их сдаться.
В первый день нападения Германии на Польшу Далерус вел себя еще активнее, чем Гендерсон. В восемь утра он встретился с Герингом, который заявил ему, что "война началась потому, что поляки напали на радиостанцию в Глейвице и взорвали мост недалеко от Диршау". Швед немедленно позвонил в Форин оффис, чтобы сообщить эти новости.
"Я сказал кому-то, - показывал он на допросе в Нюрнберге, - что согласно полученной мной информации поляки совершили нападение, и меня, естественно, спросили, что происходит в настоящий момент". В конечном счете его сообщение не отличалось от сведений, переданных послом его величества в Берлине двумя часами позже.
В секретном меморандуме Форин оффис отмечено время звонка шведа - 9.05 утра. Подобно Герингу, Далерус убеждал Лондон, что "поляки саботируют все" и что у него есть "доказательства того, что они никогда не собирались вести переговоры".
В половине первого Далерус снова звонил в Лондон и на этот раз разговаривал с Кадоганом. Он опять обвинял поляков в саботаже мирного решения и предлагал тотчас же прилететь в Лондон вместе с Форбсом. Но жесткий, неуступчивый Кадоган, которому швед изрядно надоел, тем более теперь, когда война, которую он всеми силами старался избежать, началась, заявил Далерусу, что уже "ничего нельзя поделать".
Однако Кадоган, будучи постоянным заместителем министра иностранных дел, не являлся членом кабинета. Далерус же настаивал, чтобы с его предложением был ознакомлен кабинет, после чего надменно сообщил Кадогану, что перезвонит через час. Он так и сделал. И получил ответ.
"Идея посредничества, - произнес Кадоган, - в то время как немецкие войска шагают по Польше, просто отпадает. Единственное, что может предотвратить мировую войну, это, во-первых, приостановка военных действий и, во-вторых, немедленный вывод немецких войск с территории Польши".
В десять часов утра польский посол в Лондоне граф Рачиньский встретился с лордом Галифаксом и официально сообщил ему об агрессии Германии, добавив, что "это как раз тот случай, который предусмотрен договором". Министр иностранных дел сказал, что не сомневается в правдивости изложенных фактов. В 10.50 он вызвал германского поверенного в делах Теодора Кордта в министерство иностранных дел и поинтересовался, располагает ли тот какой-либо информацией. Кордт ответил, что не располагает информацией о нападении Германии на Польшу и не имеет каких-либо инструкций по этому поводу. Галифакс заявил, что новости, полученные им, свидетельствуют об "очень серьезной ситуации". Однако дальше этого он не пошел. В 11.45 Кордт передал полученную информацию в Берлин.
Таким образом, к полудню Гитлер имел основания надеяться, что Англия, несмотря на то что она расценивает ситуацию как очень серьезную, может и не принять участия в войне. Но его надежды вскоре рухнули.
В 7.15 вечера сотрудник британского посольства в Берлине позвонил в министерство иностранных дел Германии и попросил Риббентропа принять Гендерсона и Кулондра "по срочному делу как можно скорее". Через несколько минут аналогичная просьба поступила из французского посольства, Риббентроп отказался встречаться с двумя послами одновременно. Гендерсона он принял в девять вечера, Кулондра - часом позже. Английский посол вручил Риббентропу официальную ноту правительства Великобритании.
"...Если правительство Германии, - говорилось в ноте, - не даст правительству его величества приемлемых гарантий, что остановит агрессивные действия против Польши и что оно готово немедленно вывести свои войска с польской территории, то правительство его величества без колебаний выполнит свои обязательства перед Польшей".
Французская нота была составлена в идентичных выражениях.
Обоим послам Риббентроп сказал, что передаст ноты их правительств Гитлеру, после чего пустился в пространные рассуждения по поводу того, что "нет вопроса германской агрессии", но можно говорить о польской агрессии, повторяя уже несколько затасканную ложь о том, как "регулярные" польские войска накануне напали на Германию. Тем не менее дипломатический этикет был соблюден. Сэр Невилл Гендерсон не преминул отметить в своем отчете о встрече с Риббентропом, что последний был "вежлив и любезен". Когда посол собирался уезжать, возник спор по поводу того, действительно ли министр иностранных дел Германии невнятно зачитал предложения Германии Польше два вечера назад. Гендерсон настаивал, что так оно и было; Риббентроп, возражая, уверял, что читал "медленно и отчетливо и даже давал устные разъяснения по ключевым пунктам, чтобы Гендерсон мог понять все до конца". Этот спор был не разрешен, да и какая теперь разница?
Вечером 1 сентября, когда германские войска продвигались в глубь Польши, а германская авиация бомбила польские города, Гитлер уже знал из английской и французской нот, что если не остановит продвижение своих армий и не выведет их быстро с польской территории - что было немыслимо, - то получит мировую войну. Или он до последнего момента надеялся, что удача будет сопутствовать ему, как в Мюнхене, или его друг Муссолини, который боялся войны и опасался, что превосходящие силы Англии и Франции нанесут удар по Италии, отчаянно старался организовать новый Мюнхен.
Муссолини вмешивается в последнюю минуту
Как известно, еще 26 августа дуче, пытаясь уклониться от выполнения союзнических обязательств Италии, вытекающих из Стального пакта, убеждал Гитлера, что еще есть "возможность решить вопрос политическими средствами", в результате чего Германия обретет "моральное и материальное удовлетворение". Гитлер даже не снизошел до возражений, что огорчило младшего партнера по оси. Тем не менее 31 августа, после получения сообщения от своего посла в Берлине о том, что ситуация ухудшилась, Муссолини и Чиано стремились убедить Гитлера встретиться с польским послом Липским и заверяли фюрера, что стараются склонить английское правительство отдать Германии Данциг в качестве "первого Шага" в переговорах о мире.
Но столь мелкая приманка Гитлера уже не соблазняла. Данциг был просто предлогом, о чем фюрер говорил своим генералам. Теперь он жаждал уничтожения Польши. Дуче же этого не знал. Утром 1 сентября перед ним самим стоял выбор: немедленно объявить Италию нетральной или подвергнуться риску нападения со стороны Англии и Франции. Запись в дневнике Чиано дает возможность понять, F-IK страшился подобной перспективы его тесть {О решении Муссолини англичанам стало известно накануне ночью. 31 августа, в 23.15, Форин оффис получило сообщение из Рима от сэра Перси Лорэйна: "Итальянское правительство приняло решение: Италия не будет воевать ни против Англии, ни против Франции... Об этом сообщил мне в 21.15 Чиано, сказав, что это совершенно секретно".
В тот вечер англичане напугали итальянцев, отключив в 20.00 телефонную связь с Римом. Чиано опасался, что это преддверие англо-французского нападения. - Прим. авт.}.
Рано утром 1 сентября несчастный итальянский диктатор позвонил в Берлин послу Аттолико и, по словам Чиано, "просил его умолить Гитлера послать ему, Муссолини, телеграмму, освобождающую его от союзнического долга". Фюрер на удивление быстро согласился. Перед тем как уехать в рейхстаг, приблизительно в 9.40 утра, он послал своему другу телеграмму - в целях экономии времени она была продиктована по телефону в немецкое посольство в Риме.
Дуче!
От всего сердца благодарю Вас за ту дипломатическую и политическую помощь, которую Вы оказываете Германии в ее справедливом деле. Я убежден, что мы сможем выполнить стоящую перед нами задачу силами германской армии. Таким образом, я не ожидаю при сложившихся обстоятельствах военной помощи со стороны Италии. Я также благодарю Вас, дуче, за все то, что Вы сделаете в будущем для общего дела фашизма и национал-социализма.
