Михаил Горбачев - Жизнь и реформы
После такого знакомства и часовой беседы с Бейкером, прошедших в узком составе, разговор продолжился с участием официальных лиц. Я подробно изложил свое видение процесса перемен:
— Перестройка оказалась труднее, чем мы первоначально думали. Процессы идут болезненно и в экономике, и в политической, духовной жизни, в партии. Тут не арифметика, а высшая математика. Все мы вышли из того времени, из прошлого, и все должны измениться.
Я сказал американским гостям, что мы видим и свои ошибки, но подчеркнул главное:
— Наш народ распрямился, говорит во весь голос. Перестройка выталкивает вверх новых людей, и это исключительно важно. Много дебатов сейчас по вопросу тактики реформ, их темпов. Есть такие, кому хотелось бы достичь результатов одним махом, чтобы назавтра все было прекрасно. Другим кажется, что мы движемся слишком быстро и надо остановиться. Вот почему так важно не сбиться с курса, держать главное направление.
Как видно из этих высказываний, я исходил из того, что отношения с США позволяют общаться с американскими деятелями вполне доверительно. Бейкер оценил это. Вот как реагировал он на мои слова:
— Мы рассматриваем происходящие в Советском Союзе перемены как действительно коренные, революционные. Очень хотим, чтобы все задуманное у вас получилось. Есть, правда, в США небольшое число людей, считающих, что если перестройка провалится, то Советский Союз станет слабее и США от этого выиграют. Но в администрации никто не согласен с этой точкой зрения. У нас иное мнение: успех перестройки сделал бы Советский Союз более сильной, стабильной, открытой, безопасной страной. Хотя среди нас есть некоторые различия во взглядах относительно ваших шансов на успех. Мы также считаем, что успех перестройки зависит от Советского Союза, советского руководства, советского народа, а не от того, что сделает и чего не сделает Запад.
Как политик, занимавшийся три с половиной года экономическими вопросами, я пришел к выводу: такие трудные экономические решения, как реформа цен, лучше принимать раньше, чем позже. Лучше принимать их тогда, когда люди склонны обвинять в трудностях прежние администрации, ибо позднее они будут обвинять в них уже нынешнюю администрацию. Впрочем, в одном я убедился за эти три с половиной года: политическому руководству каждой конкретной страны виднее, на что оно может пойти, а на что не может. Ясно, что вам определять, в каком темпе двигаться вперед. Так что мы понимаем сказанное вами, уважаем вашу линию. Спасибо, что вы поделились с нами этими мыслями.
После этого мы перешли к конкретным вопросам. Договорились возобновить переговоры по СНВ во второй декаде июня. Я приветствовал высказывание Бейкера о том, что администрация будет возобновлять переговоры не на пустом месте, а в духе преемственности. Но все же пауза в переговорах получалась больше чем полугодовая, да и подход американской стороны к некоторым вопросам (КРВБ, КРМБ и др.) вызывал у меня беспокойство, о чем я откровенно сказал Бейкеру.
— Очень важно, — говорил я госсекретарю, — не подорвать доверие, не допустить возникновения подозрений в том, что одна из сторон пытается поставить другую в сложное, невыгодное положение. Это было бы тяжелым ударом по переговорам.
Серьезный разговор состоялся по тематике Венских переговоров о сокращении обычных вооружений в Европе. Я рассказал Бейкеру об основных параметрах наших предложений, направленных на радикальное сокращение вооруженных сил и вооружений в Европе. Сообщил также о том, что в 1989 году Советский Союз в одностороннем порядке выведет из Восточной Европы 500 боеприпасов тактического ядерного оружия.
В той беседе я напомнил, что в 1987 году мы согласились на то, чтобы в Договор об уничтожении ракет средней и меньшей дальности была включена ракета «Ока» (которую на Западе называли СС-23), хотя ее дальность меньше 500 км:
— Тогда же мы договорились с госсекретарем Шульцем, что подобные ракеты впредь не будет развертывать ни одна из сторон. И вот сейчас оказывается, что вы собираетесь в 90-е годы развертывать ракету, аналогичную нашей ракете СС-23. Я уж не говорю о том, как это выглядит с моральной стороны. Ну а как это влияет на перспективы переговоров? Во всяком случае, ясно, на ком будет лежать ответственность за последствия.
Бейкер, помнится, чувствовал себя при этих словах не совсем удобно. Ответ он передоверил своему заместителю Розэн Риджуэй, которая утверждала, что обещание Шульца касалось другой американской ракеты, а в данном случае речь идет лишь о модернизации ракет «Лэнс».
Мы — я, Шеварднадзе, Ахромеев — возражали. Не думаю, что наши аргументы «не дошли» до Бейкера. Он ссылался то на преимущество СССР в обычных вооружениях, то на наше превосходство в области тактических ядерных вооружений. Я парировал: если сосчитать все, то по тактическому ядерному оружию между нами имеется равновесие, но жуткое равновесие, на очень высоком уровне. А мы ведь как раз и предлагаем начать переговоры по этим проблемам с целью устранения любых диспропорций.
Бейкер отреагировал:
— Мы понимаем политическую привлекательность вашей позиции.
На этом тогда разговор и окончился. А в 1990 году американцы отказались от этой «модернизации». Потом договорились и о радикальных мерах по сокращению и ликвидации большинства категорий тактического ядерного оружия.
Знакомство с Бейкером в целом получилось удачным. Он произвел впечатление человека серьезного, твердого в отстаивании своих позиций, но готового и слушать собеседника, более того — прислушаться к здравым аргументам. Да и настроен он был, как всем нам показалось, конструктивно. Но все же оставался вопрос: готова ли администрация США двигаться вперед в быстром темпе? Пока еще трудно было дать однозначно положительный ответ. Вот и разговор о встрече на высшем уровне решили пока отложить до осени[20]. Правда, вскоре жизнь подправила эту «неторопливость».
Мальта. Начало конца «холодной войны»
В июле 1989 года Ахромеев, вернувшись из США, передал мне письмо Буша, в котором предлагалось провести в декабре 1989 года предварительную ознакомительную встречу. Предложение было сугубо конфиденциальным.
Как мне стало потом известно, с ним были ознакомлены лишь самые близкие сотрудники Президента США.
Я ответил согласием, и мы начали интенсивную подготовку. Как сейчас уже хорошо известно, не менее интенсивно готовились и американцы.
Сроки намеченной встречи неуклонно приближались. Была окончательно определена протокольная сторона дела. К рейду порта Валлетты должны были подойти советский крейсер «Слава» и американский «Белкнап». Переговоры предполагалось проводить поочередно на советском и американском военных кораблях. Кроме того, в порт Валлетта мы направили экскурсионный теплоход «Максим Горький», который должен был стать нашей гостиницей.
Встреча на Мальте по многим причинам являлась символичной. Она — первая после смены администрации США. Место встречи — на стыке трех континентов, перекрестке мировых дорог, пересечении многообразных интересов. Переговоры — на военных кораблях, что указывало на мощь, стоящую за руководителями СССР и США. Все говорило о вступлении мира в новую эпоху.
Нас ждала в высшей степени ответственная работа. На это были настроены я и мои коллеги, хотя сохранялась надежда выкроить время и для знакомства с этой экзотической страной.
Вечером 2 декабря, после завершения визита в Италию, мы прибыли в Валлетту. Сначала все шло, как и предполагалось. Встреча с Президентом Мальты Ч.Табоно, премьер-министром Э.Фенек Адами, членами мальтийского правительства. Короткие, но очень дружественные контакты с массой людей, которые приветствовали нас на улицах и у президентского дворца.
Однако на другой день природа внесла существенные коррективы в наш протокол. На море разгулялся шторм. Добраться на катерах к находившемуся на рейде крейсеру «Слава», где должны были начаться переговоры, оказалось непросто. Как наши, так и американские моряки решительно выступили против такого «десанта». Была выдвинута идея организовать первую встречу на борту «Максима Горького», пришвартованного в бухте у причала. Задержка с началом встречи оказалась минимальной.
Первый день переговоров прошел несколько этапов: беседа с президентом Бушем с глазу на глаз; обмен мнениями между Шеварднадзе и Бейкером; беседа за завтраком; переговоры в расширенном составе при участии Шеварднадзе, Яковлева, Бессмертных, Черняева, Добрынина, Ахромеева — с советской стороны, и Бейкера, Сунуну, Блэкуилла, Росса, Грэйвса — с американской. Предполагавшуюся вечернюю встречу из-за усилившегося шторма пришлось отменить.
Буш выразил желание первым изложить свои соображения. Для меня было крайне важно услышать непосредственно от американского президента, к каким выводам пришла его администрация в определении своей линии по отношению к Советскому Союзу. Поэтому я был предельно внимателен, как бы «пробуя на зуб» каждую фразу, каждую формулировку нового Президента США.
