Анатолий Абрашкин - Мы – арии. Истоки Руси (сборник)
Врожденная скромность во все времена берегла русского человека от выпячивания своей роли в многонациональном государстве. Русские привыкли принимать на свой счет язвительные речи по поводу России, но все победы нашего государства неизменно объявлялись делом коллективным. В итоге действительно определяющая роль русских в союзе народов предавалась забвению. По Достоевскому, «всемирная отзывчивость русского человека» — это и есть наша национальная идея. Русофобия же — это ее оборотная сторона. Пока Иван в силах, он расшибется, но поможет всем, кто с ним рядом. Но стоит ему надорваться или приболеть, то подавляющее большинство бывших «друзей» тут же обвинят его во всех смертных грехах. Припомнят и пьянство, и нелитературную лексику на заборах, и мусор на улицах. А то, что они жили и жировали за счет Ивана, никому из них и в голову не придет.
Развал Советского Союза — пример, ярче которого и не выдумаешь. Кто, кроме белорусов, сохранил истинно доброе отношение к своему старшему брату по некогда Великой Империи? Пройдет еще сто лет, и кто из узбекских историков напишет, что именно русские отстроили заново Ташкент после страшного землетрясения? Кто из казахских краеведов поведает о подвиге русских в освоении целины? Мы в данном случае совсем не хотим поднимать вопрос о конкретном вкладе того или иного народа в строительство общего дома, но совершенно ясно, что при воссоздании истории Советского Союза роль русских будет значительно преуменьшена.
А если немного пофантазировать и представить, не дай Бог (!), что подобное случится и с Россией. Крайне жуткий вариант, о котором даже не хочется заикаться, но ведь нечто схожее случилось со Средиземноморской Русью накануне Троянской войны или с Киевской Русью перед нашествием монголо-татар. В Российской Федерации есть республики Татарстан, Башкортостан, Саха и т. д. Это и есть наша Россия. Но в случае ее распада заикаться о роли русских в этих республиках будет безрассудством. И здесь дело даже не в существовании какой-то злой воли, подпитывающей русофобию. Это обычное желание каждого малого народа в предельно широкой форме выразить свои национальные амбиции.
Египетские фараоны, правившие в первой половине II тыс. до н. э., знали богатую и обильную страну Русену. Это факт, который наши академики боятся произносить открыто. В документах хеттских царей XV–XIII вв. до н. э. фигурирует уже выражение «страны Арсавы». В тот момент Средиземноморская Русь уже значительно уменьшилась по своим масштабам и представляла некую союзную федерацию малоазийских народов (уменьшенный аналог современной России). У Арсавы были и более удаленные дружественные страны, где правили арийцы — государства Митанни и Ханаан (Палестина). Но первое из них еще лет за сто до начала Троянской войны было разрушено под ударами хеттов с севера и семитов с юга, а второе представляло множество раздробленных городов-государств. В конечном итоге арабы, а позже и турки вытеснили арийцев (а если шире, то и всех индоевропейцев) с этих территорий. Конечно, искать следы арийской цивилизации там — дело весьма щепетильное и с академической точки зрения достаточно сложное. Но ведь «нет ничего тайного, что не стало бы явным».
В мире нет более интернационального народа, чем русский. Только наши люди могут сознательно поступать вопреки своим национальным интересам. Все самые крутые перемены в русском общественном сознании за последние пять веков — реформа Никона, Петровские преобразования, большевистская революция и «демократический» переворот — были актами национального самоотречения. В каждой из этих перестроек национально ориентированные силы терпели сокрушительное поражение. Но победа чужеродных идей была предопределена, в том числе и заложенным в русских стремлением вжиться в новую, неведомую для них традицию. «Наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силою братства и братского стремления к воссоединению людей» (Ф. М. Достоевский). И то, что на пути к этому русские неминуемо жертвуют своими национальными интересами, уже никого не удивляет. Это не проявление слабости. Такова наша историческая миссия, таков путь русской идеи.
Наш путь — это привнесение в душу каждого иноплеменника духа любви ко всем людям на земле. Русских всегда можно отличить по тому, что они сплачивают вокруг себя другие народы, наш удел — строительство империй, где каждое племя имеет равные права и возможности с русскими. Мы — идеалисты, равных которым нет в мире, мы — не от мира сего, мы все еще грезим и мечтаем об утраченном «золотом веке» человечества, когда оно жило счастливо единой семьей, и не было ни войн, ни раздоров. Отсюда и сказки о нежданно свалившемся богатстве, и маниловские «прожекты», и обломовское миросозерцание. Русские бессознательно хранят в себе память о времени былого единства всех людей (а не только его индоевропейской «составляющей») — вот наше коренное отличие от других народов. Но если мы правы, то все остальные народы, в которых национальное начало развито неизмеримо сильнее, моложе нас! У Ярослава Смелякова есть такие строки:
…Не оглядишь с дозорной башни
международной широты,
той, что вошла активно в наши
национальные черты.
Нет, не слишком широко мы размахнулись. Всемирная отзывчивость предполагает знакомство и с самыми отдаленными, и с самыми древними народами.
Даже века забвения и целенаправленное искоренение древнейших (языческих) преданий и легенд не смогли уничтожить всех следов реального пребывания древних русов (венетов, ариев) в «тридевятых» царствах и «тридесятых» государствах. Заглянем, например, в «Словарь русских имен». Среди употреблявшихся еще в недалеком прошлом имен есть и Адонис — финикийское божество природы, олицетворение умирающей и воскресающей растительности, и Изида — египетская богиня плодородия, и Вакх — бог вина и веселия у древних греков, и Анувий — производное от имени египетского божества Анубиса. Откуда у православных христиан такая привязанность к средиземноморским божествам? Далее: целый ряд русских имен воспроизводит географические названия, лежащие вне пределов современной России — Анатолий (полуостров Анатолия), Армений, Аттик (Аттика), Африкан, Британий, Вавила (Вавилон), Далматий (Далмация), Ерусалим, Индис, Ливаний, Ливий, Лидия, Македон (Македония), Нил, Нигер, Пальмира (город в Сирии), Троадий, Фивея (т. е. фиванка, Фивы — город в Греции и Египте). Неужели вся иноплеменная топонимика, и особенно африканская, произросла только на почве торговых связей? С какой стати, например, русскому человеку надо было называть сына по имени египетского Нила?
Современные историки и их интерпретаторы в своем большинстве не задумываются над такими «мелочами». Академический «взгляд» с трудом усматривает росов только в IV веке нашей эры (росомоны Иордана), но даже и это выдается как акт послабления горе-патриотам. В качестве типического отношения к «древностям русов» приведем мнение В. В. Кожинова, ведущего публициста журнала «Наш современник» в последние десятилетия XX века: «Уместно сказать здесь же о диктуемом «патриотизмом» (уже совершенно «неразумным» и ущербным) поветрии, выражающемся в стремлении как можно более «удревнить» начало Руси… Полная неразумность этих притязаний очевидна: бессмысленно пытаться «превознести» свой народ, свое государство, свою историю «удлинением» их существования во времени…, «ценность» народа никак не зависит от общехронологической даты его формирования. Ценность эта определяется содержанием его собственной истории, его собственного времени. И, наконец, как бы ни удлинять в глубь всеобщей хронологии дату рождения Руси, все равно эта дата будет на тысячелетие и даже на несколько тысячелетий более поздней, нежели даты рождения древней Эллады или Ирана, не говоря уже о Шумере или Египте» («История Руси и русского слова»). Итак, Кожинов считает, что попытки установления более древней даты происхождения Руси продиктованы единственно желанием повысить «ценность» своего народа. Но настоящий исследователь в принципе не думает об этом, он ищет Истину. Зачем приписывать другим свои домыслы? Тем более что сам Кожинов, выражаясь его собственным языком, своими историческими статьями желал несоразмерно повысить ценность народа хазар — главного противника Руси в VIII–X вв.
Впрочем, видимо чувствуя уязвимость (и полную безосновательность!) своей позиции, критик оговорился, что рождение Руси можно «удревнить», но уж никак не далее времени рождения древней Эллады или Ирана плюс несколько тысячелетий. Какое время имел в виду Кожинов — одному Богу известно, но, похоже, уж никак не глубже «пресловутого» четвертого века новой эры… Да, не везет русскому человеку! То монах Нестор «отрезал» всю языческую историю Руси, то большевики вычеркнули царский период, теперь вроде бы можно, наконец, заглянуть в более отдаленные времена, но куда там: господин Кожинов вопиет: «Нельзя!» Причем и обзывает еще всех ослушавшихся «неразумными» патриотами. А кстати, разве бывает разумный патриотизм? Любовь к Родине, что ни говори, все-таки чувство, умом-разумом его не обнимешь. Быть разумным патриотом — значит держать нос «по ветру»: в наше время это значит, подобно В. В. Кожинову, поддерживать норманнскую теорию происхождения Руси и «раздувать» роль хазар. Вот и весь «академизм» критика — сплошная разумность и нуль целых нуль десятых патриотизма.
