Елена Майорова - Хранители Грааля
Странное пристрастие светского человека, сибарита и любителя «изящных досугов» к строгой и требовательной аскетической доктрине катаров. А ведь ради спасения адептов еретического учения он пошел на конфликт с могущественным Римом и воинственной Францией. Что-то должно было привлечь непостоянную и изменчивую натуру Раймунда к катарской доктрине, и это «что-то» оказалось сильнее его гедонистских наклонностей и беспечности характера. Трудно отказаться от предположения, что это был тот таинственный предмет, ради приближения к которому люди совершали невозможное, — Священный Грааль.
Его отец, правитель рациональный и не склонный к фантазиям, рассматривал альбигойскую ересь как угрозу существующему порядку вещей, отношения с которой, однако, можно урегулировать на государственном и на духовном уровнях. Как любой человек Средневековья, он верил в божественные чудеса, неодолимую силу святых мощей и образов, но вряд ли признавал существование чего-то более чудесного. Иначе он не обратился бы к папе с просьбой избавить его подданных от пагубных заблуждений. Может быть, старый граф думал, что чудеса Грааля не про него: как политику, ему приходилось кривить душой, давать ложные клятвы; как правителю — проявлять жестокость и вести войны. Его семейная жизнь была далека от христианского идеала; более того, современники обвиняли его в противоестественных склонностях. Более романтичный и интеллигентный сын, отодвинутый от дел правления энергичным и деятельным отцом, напротив, принимал в расчет главным образом существование в недрах альбигойской церкви таинственного Священного Грааля, источника благодати и спасения души.
Нередко, особенно в романизированной литературе, мелькает предположение, что Раймунд VI, а впоследствии и его сын Раймунд VII принадлежали к замкнутому кругу Хранителей Грааля. В основе этой догадки, скорее всего, лежит значение имени Раймунд — «хранитель, защитник». Но приблизиться к Граалю было дано только чистейшим из чистых, а князья в силу своего положения каждый день вынуждены были нарушать Господни заповеди.
Так что при всей привлекательности этого предположения от него приходится отказаться.
Скорее всего, Раймунд VI был призван к не менее почетной миссии — оберегать от опасностей избранных, Стражей Грааля, которые в силу канонов своей веры не могли явить вооруженного отпора и оказывались беззащитными перед лицом жестокого и беспощадного врага. Тогда становятся понятными многие необъяснимые с исторической точки зрения поступки Раймунда, его уклончивость и лавирование, оскорбления, которые ему пришлось претерпеть: ради такой высокой цели не позорно было принять унижение.
И подданные понимали причину поступков своего сеньора и снисходительно судили его слабости.
Понятны и побуждения католической церкви: в 1179 г. Раймунд вместе с виконтом Безье, графом де Фуа и большинством баронов Романьи был отлучен от церкви папой Александром III. А спустя только год после смерти отца, в 1196 г., был снова отлучен папой Целестином III «за преступления против церкви и монастырей». Он разрушил несколько церквей, принадлежащих монастырю Святого Эгидия и всячески притеснял эту обитель. Епископ Тулузский был лишен возможности объехать свою епархию из опасения окрестных дворян; его мулы не могли без вооруженной стражи идти на водопой.
В наши дни трудно представить себе зависимость человека Средневековья от церкви. Она являлась осью существования: культурным и информационным центром, клубом по интересам, советчиком при решении семейных проблем, психоаналитиком. Отлучение от церкви означало почти исключение из жизни. Замолкали колокола, прекращались мессы; запрещались такие церковные службы, как крещение, венчание и панихиды — все обряды, столь почитаемые народом. Зима без праздника Рождества и Богоявления должна была казаться бесконечной.
Отлучение от церкви играло огромную роль как главное средство самозащиты церкви и главное ее орудие в борьбе за господство над миром. Это было, с другой стороны, и могучее средство поддержания дисциплины в самой церкви. Его применение не могло не подавать повод к злоупотреблениям. Еще святой Августин предостерегал против легкомысленного обращения с этим страшным оружием. Иннокентий III тоже порицал исполнителей своей воли, не всегда соблюдавших в этом деле должную умеренность.
В 1198 г. папа Иннокентий, надеясь на лояльность графа, снял с него церковное отлучение.
Блестящий аристократ и отважный воин, граф казался следующим поколениям способным себялюбцем, человеком легких путей, добрым, но безвольным. «Неукротимый на поле битвы, — писал Н.А. Осокин, — он терялся среди политических интриг. Он не был создан для дипломатической деятельности, для государственных дум. Его двойственный характер сложился под влиянием тех условий, в какие его поставило альбигойство. Он веровал в ересь, но, опасаясь католической церкви, не смел высказаться прямо… Ему недоставало ясности политики, потому что недоставало твердости воли. Он был сильным, смелым на словах и робким, когда надо было действовать решительно…» И далее он полагает, что своей уклончивостью тулузский граф парализовал действия самых сильных вассалов и все дело альбигойцев.
Скорее всего, такая оценка сложилась из-за невзгод и неудач графа: окажись тот победителем, автор нашел бы совсем другие слова.
Иначе видит Раймунда Зоя Ольденбург: «Этот „покровитель еретиков“ твердо решил оставаться таковым до конца, наперекор всему. Поступая так по личной склонности или, вероятнее всего, из чувства справедливости, Раймон VI для еретиков был гарантом безопасности, надежной опорой. От этого он никогда не отступал. Этот „слабак“ оказался изворотливым дипломатом, реалистом, необычайно твердым в своей позиции. Напугать его было трудно. Раймунд VI, быть может, как никто другой, понимал, что церковь — сила практически непобедимая и бороться с ней возможно, только разыгрывая самую преданную покорность. Он не откажется от этой тактики до того дня, когда его подданные-католики вступятся за него вопреки интересам Господа и в ущерб своим правам».
В самом деле, трудно представить, чтобы подданные так любили и почитали своего сеньора, несмотря на его заблуждения и ошибки, будь он слабым, никчемным человеком. Южане, если иногда и бунтовали против графа в благополучные дни мира, проявили самую искреннюю верность и преданность в тяжелые и унизительные моменты его жизни. И он, казалось бы миролюбивый, рассудительный и склонный к компромиссам, всегда оставался тем, кем его сделала Судьба — покровителем державы, величие которой не мог оспорить никто, — прекрасной просвещенной Романьи. До последнего дня жизни он был защитником своего народа — в мирное время жизнерадостного и озорного, но в годину бедствий мужественного и стойкого.
ЭСКЛАРМОНДА, ХРАНИТЕЛЬНИЦА ГРААЛЯ
В могуществе не многим уступали графу Раймунду его многочисленные вассалы и родичи. Одним из самых сильных и знатных был граф де Фуа. Родовое имя Фуа (фр. Foix) на старофранцузском языке означало «вера» или «верность», в которой клялся вассал, принося присягу своему сеньору.
Гордые графы Фуа владели территориями плодородных земель, покрытых пашнями, виноградниками и лесными угодьями от границ графства Тулузского до Пиренеев, включая территорию сегодняшней Андорры. Леса изобиловали ланями, оленями, зубрами, в них водилось множество медведей и волков, не говоря уже о прочей дичи. Равнины, орошаемые бурными водами рек Арьеж, Жер и Лассет, переходили в альпийские луга, на которых паслись огромные стада. На скалах, достигающих тысячеметровой высоты, подобно орлиным гнездам, возвышались неприступные замки.
Графам принадлежали города Лавлане, Аск, Лимукс, Прейссан. Сильно укрепленный Тараскон, по преданию, имел даже собственное чудовище — полурыбу-полузверя Тараска. Кровожадное животное выходило из теплых вод Роны и утоляло свой голод человеческой плотью. Горожане заметили, что, если Тараск съедал зараз восемь человек, следующие полгода он не нуждался в пище. Запуганные люди пришли к печальной необходимости установить очередность жертв. Чудище так бы и продолжало свои бесчинства, не появись в городе святая Марфа. Бестрепетно войдя в воду, она показала Тараску деревянный крест, и тот был укрощен.
Такими же бесстрашными и решительными вошли в историю многие женщины из рода де Фуа.
Издавна Фуа роднились с Транкавелями, Комменжами, Бигоррами, Беарнами, Альбре, графами Барселонскими. Несколько женщин из рода де Фуа стали королевами небольших испанских королевств. Храбрые, гордые и независимые, эти окситанские вельможи неколебимо противились холодному мертвящему давлению Севера.
В наше время замок Фуа, как бы парящий над прелестным городком, поражает своей мощью и неприступностью. Он настолько колоритен и гармонично вписан в окружающий пейзаж, что кажется, будто возник из скал, стоял здесь испокон веков и останется навечно. В замке есть портрет молодого человека, белокурого и голубоглазого, с розовым лицом и длинным носом — Генриха Наваррского, впоследствии знаменитого короля Франции Генриха IV. И в нем текла кровь графов де Фуа. Спустя триста лет ему тоже выпало на долю пережить эпоху кровавых религиозных войн — противостояния католиков и гугенотов.
