Михаил Белов - Мангазея
Отцам церкви пришлось отступить от затеи укрепить славу и могущество Мангазеи с помощью подстроенного чуда. А мощи Василия Убиенного перенесли в другое, более модное место, в Троицкий Туруханский монастырь, основанный в 1660 г. На это решился черный поп Тихон, библиотекой которого пользовался Данила Наумов. «В Мангазее дерзновением своим, — писали впоследствии об этом, — и не отписався к нему, митрополиту, гроб ночною порою в часовне вскрыл и мощи, которые называют Мангазейского чудотворца, смотрел и в новый гроб переложил и в Мангазее в соборную церковь из часовни со звоном перенес и молебствовал и из Мангазеи перевез на Турухан в Троицкий монастырь и поставил в церкви в монастыре, где он, Тихон, служит, по правую сторону царских дверей». Характерно, что события эти разыгрались незадолго до того, как Мангазея была покинута жителями.
Часовня Василия Мангазейского на реке Таз (фото И. Н. Шухова. 1915 г.).
Не дало желаемых результатов и укрепление Мангазеи как административного центра воеводства. На протяжении 30–60-х гг. XVII в. тобольские и центральные власти, вопреки здравому смыслу, продолжали сосредоточивать в городе управление всеми зимовьями, большая часть которых находилась к востоку от Енисея. Удобнее и полезнее было бы расположить его если не в Туруханском остроге, то поблизости от него, так как основной торговый и промышленный люд направлялся в эти годы по Нижней Тунгуске на реку Лену. В старых же районах Мангазейского уезда соболь был выбит, пушные промыслы передвинулись на восток. Об этом писали в своей челобитной царю Михаилу Федоровичу промышленные люди Мангазеи еще в 1627 г. Они сообщали, что около Мангазейского города, Туруханского зимовья, вверх по Енисею и по Нижней Тунгуске соболи и бобры «опромышлялись». Через семь лет они повторили свою жалобу, заявив, что во всех старых «землицах» «живет беспромыслица».
О переводе управления Мангазейским уездом в Туруханское зимовье первый написал воевода Григорий Орлов. В 1634 г. он вынужден был даже оставить на время город и поселиться на Турухане, откуда ему удобнее было руководить всеми делами. Просьбу переместить резиденцию воеводы в Туруханское зимовье посылал в Москву в 1640 г. и воевода Никита Борятинский. Воевода Петр Ухтомский также «сидел» в Туруханске, а в Мангазею приехал после «ярманки». В 60-х гг. в управлении Мангазеей наступил кризис. Сибирскому приказу пришлось собрать в Москве бывших ранее в Мангазее воевод и спросить их мнение — нужно ли оставлять в городе «государевы службы». Ответ был единодушный: Мангазею следует покинуть, а воевод перевести на Енисей. Но и на это Сибирский приказ должным образом не отреагировал. Тогда мангазейский воевода Родион Павлов в 1668 г. своей властью приказал из-за «хлебной скудости» перевести на «вечное жилье» часть мангазейских казаков и стрельцов в Туруханское зимовье.
Свидетелем дальнейших событий в городе и уезде Наумов был сам. После отъезда Павлова послал новый воевода отписку в Сибирский приказ и просил разрешения «срубить» новый город. На этот раз ответ не задержался: царь разрешил оставить старую Мангазею и построить новую.
В связи с этим пришлось снова ехать в Мангазею. Редкое население, все еще остававшееся в городе, уже слышало о царском указе и приготовилось к отъезду. Случилось это в июльский, не по северу жаркий день 1672 г. С утра, забрав немудреный скарб, «жилецкие люди» — кузнецы, сапожники, скорняки, шорники, калачники, пивовары и другие ремесленных дел мастера — в паузках отплыли на Турухан. В городе остались заколоченные наглухо ставни некогда оживленных государевых служб, забитые двери торговых амбаров, покосившиеся избы, разбросанные по улицам остатки ненужной домашней утвари. С двумя стрельцами из города выехал и Наумов. Издали видел он над Мангазеей стаи встревоженных птиц, поднявшихся над колокольнями и куполами церквей, над полуобгоревшими крепостными башнями и притихшей рекой. И снова подумалось и помечталось: нет не умрет Мангазея в веках, многое, очень многое связано с этим городом у русского народа. Всегда останется жить она в народной памяти величественной и гордой, высоко вознесшейся «над Тазом рекой», а затем погибшей, как легендарный град Китеж.
Окончательный итог своих «исторических занятий» Данила подвел, вернувшись из поездки в Мангазею. В истории ее он отметил несколько этапов. За семьдесят два года она знала расцвет и падение. В ней сталкивались противоборствующие силы, от нее исходило насилие над массой обложенного ясаком местного населения и угнетение русских промышленников. Но вместе с тем рождались в Мангазее и смелые планы открытия новых «землиц», новых путей в «море-окияне».
Расцвет торговли и промыслов, подъем самой Мангазеи как города, построенного руками умельцев, сопровождался бурным развитием народного мореплавания через Ямальский волок.
Именно об этом времени было написано: «В прошлые годы ходили в Мангазею из поморских городов многие кочи».
Второй этап приходится на первые десять лет после запрещения Мангазейского морского хода. Это подъем промыслов и торговли за пределами тазовских районов — на Нижней Тунгуске и в верховьях Енисея. Это и господство на пушных рынках и промыслы именитых царских гостей при участии крупных торговцев и «капиталистах» помещиков.
Воеводская смута положила начало закату Мангазеи как торгово-промышленного центра на севере Сибири, а пожар 1642 г. открыл собою целую полосу ее увядания.
НОВАЯ МАНГАЗЕЯ
Ход населения из города Мангазеи не означал, что история Мангазейского уезда кончилась. Именно Даниле Наумову, изучившему ее по документам, принадлежит заслуга строительства нового города — Новой Мангазеи. В 1670 г., явившись в Туруханское зимовье и добившись перевода туда воеводского управления, он понял, что превращение зимовья в город неизбежно. Созданное еще воеводами Жеребцовым и Давыдовым Туруханское зимовье, а не старая Мангазея, в его время играло главную роль в освоении севера Енисейского края. Да и само зимовье по существу превратилось в острог. Укреплено оно было тыном, деревянными надолбами, по углам тына стояли башни. В 20-х гг. там имелись съезжая изба, церковь Николы, посад, собиралась крупная ярмарка. С наплывом торгово-промышленного люда в конце 20-х гг., когда начался новый этап продвижения «встречь солнцу» в направлении бассейна реки Лены, Туруханское зимовье стало признанным торговым центром на Енисее. Вместе с Мангазеей оно все чаще и чаще снаряжало экспедиции на Таймыр и в междуречье Енисея и Лены. Именно с Туруханского зимовья летом 1613 г. началось продвижение служилого люда в низовья Енисея и на его правые притоки. Казаки побывали на реке Курейке, а затем с ее верховьев через горы перебрались на реку Котуй, где объясачили род Котой. К 1615 г. казаки продвинулись так далеко на Таймыр, что решили срубить ясачное зимовье в районе Пясинского (Тидирисского) озера. Трудно было пробираться речными путями на Пясину, поэтому решили установить морскую связь между реками Енисей и Пясина. Плавание по этому пути было осуществлено в 1610 г. двинскими мореходами Кондратием Курочкиным и Осипом Шепуновым. Но еще до них в Москве кто-то составил карту Обско-Енисейского Севера, которую в 1609 г. опубликовал в Амстердаме Исаак Масса. На этой карте четко показаны Енисейский залив и устье Пясины. К северу от них нарисован большой остров, открытый русскими мореходами до Курочкина и Шепунова, так как в «распросных речах», составленных при тобольском воеводе Иване Куракине, некий Пятко Максимов с товарищами при возвращении из Пясины видел этот остров. Мореходы заявили, что лежит остров от побережья «верстах петинадцати, а проехати к тому острову, выехав от Енисейского устья, коль живет полуденный ветер, мочно». Но не Пятко Максимов открыл остров (по всей вероятности, Диксон), потому что до него туда приезжали русские люди и видели на острове самоедов «нярьземского рода».
Судя по карте Исаака Массы, первое плавание на Пясину было совершено раньше Курочкина и Шепунова. В 1610 г. Курочкин и Шепунов на Пясину шли от Туруханского зимовья. Когда они вышли в низовья, то увидели, что устье Енисея «занесло из моря льдом, а лед давной, не о которою пору не изводитца». Пришлось в течение пяти недель ожидать изменения погоды. Когда задули южные ветры, «лед от устья в море… отнесло ветром однем днем». Плавание осуществлялось вдоль правого берега. Пясинского устья мореходы достигли за два дня.
Карта Сибири Исаака Массы 1609 г.
В 20 и 30-х гг. началось освоение внутренних частей Таймырского полуострова. Отрывочные сведения свидетельствуют о большом наплыве торгово-промышленного и служилого люда в «Пясиду», как называлось в XVII в. огромное пространство в средней части Таймырского полуострова. Иногда в Пясинское зимовье прибывало до полуторы сотни всякого рода людей. В 1626 г. казаки появились на северных притоках реки Хеты — на реках Новой и Волочанке. Позднее платить дань они принудили племя тавгов (нганасан), кочевья которого простирались до Таймырского озера. И таким образом русские впервые проникли во внутренние районы огромного полуострова.
