Г. Курганов - ТАЙНЫ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И БУДУЩЕЕ РОССИИ
Возле кабака в летнее время денно и нощно торчали пять-шесть горьких пьяниц, и Галейка занимал среди них первое место. Грязные, оборванные, пьяные вдребезину эти типы представляли ужасное зрелище. Почти каждого пьяного и купившего бутылку водки Галейка и его шатия просили «поделиться и угостить». Если уносивший бутылку не соглашался угостить, то ему вслед летели отборные матерные выражения. Если же, паче чаяния, один из таких Добродеев угощал водкой, то полурусская полутатарская ватага пьяниц с радостью запевала русскими словами на татарский мотив:
«Ты сыграй, сыграй гармушка,
Пий писинька салавий.
Сроду милай ны забуду,
Хут радная мат убий…»
(«Ты сыграй, сыграй гармошка,
Пей песенки соловей.
Сроду милый не забуду,
Хоть родную мать убей»).
И еще: (на мотив Баламышкина, Би-Би Асма или Сафарь).
«Люблю тибе,
Продам сибе:
Быть залатуй
Дам тиба».
(«Люблю тебя,
Продам себя:
Один золотой
Дам тебе»).
Наше многочисленное семейство как-то разбилось пополам: часть осталась в родной Уфимской губернии, другая часть перебралась в Среднюю Сибирь.
Как-то в самом начале 1918 года сестра автора получила из родного города письмо. Не прочитав и одной страницы, сестра заплакала и упала в кровать, рыдая и всхлипывая в подушку. Все, что она внятно сказала, падая на кровать: «Погибла Россия!» Немного оправившись и утирая градом катившиеся слезы, сестра, все еще рыдая, продолжала: «Погибла Россия! Галейка золотарь правит нашим городом. В чрезвычайке засел самым главным. Купца Айдуганова, нашего друга третий раз арестовал и, связав руки и ноги, какой-то железный обруч винтом стягивает на голове купца. Откуп требует, контрибуцию и вот уже третий раз. Со страшной пыткой вымогает. Наше семейство было необыкновенно возмущено, ибо семья купца Айдуганова была с нами в очень дружественных отношениях. Редко кто из нас братьев и сестер не был переводчиком в доме миллионеров Айдугановых. Старшие в нашем доме послали Айдуганову письмо и советовали всем семейством бежать в Сибирь. Купец и действительно сбежал из родного города куда глаза глядят, заплатив три огромных контрибуции и разорившись в пух и прах. Через два года, в начале двадцатого года, купец все еще скрывался в Сибири и сетовал, что у него частенько болит голова от перенесенных им адских мук натягивания винтом железного обруча на его голове.
ПОРТРЕТ ЧЕТВЕРТЫЙ. АНАРХИСТ КАЛИНИН
В тысяча девятьсот . . . проклятом году Павлу Васильевичу Калинину было, примерно, 28 лет. Его полумонгольское скуластое лицо, брюнетистая шевелюра на голове и юркие карие глаза указывали на то, что его предками были кочевники Востока. Где-то на Урале он окончил гимназию и часто хвастался своим аттестатом зрелости кстати и не кстати. «Крамольную» литературу он с раннего детства доставал в изобилии. Он в особенности рьяно насел на писания Крапоткина, Бакунина и других адептов учения анархизма. Считал он себя ученым анархистом и непререкаемым авторитетом в деле толкования программы и платформы научного анархизма. Несмотря на свой аттестат зрелости дальше делопроизводителя секретарского отдела Ново-Николаевской Городской управы Калинин продвинуться не смог.
В раннем юношестве он был фрондирующим малым и, кроме изучения анархических брошюр и книг, девяносто процентов своего времени употреблял на злые проделки по отношению к агентам императорской российской власти. Перепрятывал лошадей урядников, судебных следователей, надзирателей, полицмейстеров и агентов охранного отделения. Его анархическому самолюбию нравилось когда урядник или надзиратель искал своих лошадей и тарантас несколько дней или недель. Тарантас урядник находил в одном месте, а скарб (включая и деловые бумаги) — в другом. Одним словом, — анархизм был его первым коньком, а мания злых проделок с имуществом агентов власти — вторым. Калинин часто повторял фразу: «Всякая власть — насилие». Видимо это и толкало его на злые, каверзные проделки с ценными вещами «власть имущих».
Еще с шестнадцати летнего возраста Калинин всегда имел полдюжины револьверов разных систем, знал их назубок и был метким стрелком из револьвера. Своего родного отца Калинин гнал из дома как пса шелудивого и дерзко говорил ему: «Не признаю отцов, ибо отцов как псов! Я не признаю, что мое зачатие было именно от этого человека, который пытается выдать себя за моего отца. Мать свою я признаю, но признать отца это против моих анархических убеждений».
Перед самым приходом большевиков к власти в конце 1917 года был митинг служащих Городской управы. Надо было решить вопрос — следует ли сменить руководителей Объединения Служащих Муниципалитета. Многие кричали: «Просим высказаться гражданина Калинина». Болышевизанствующие буквально ревели: «Долой Калинина: он саботажник!» Выступивший вскоре Калинин начал свою речь так: «Граждане, я слышу возгласы, что я саботажник. Те, кто так говорят, не знают значения и происхождения слова саботажник. Это слово происходит от двух итальянских слов: «сабо» и «тэ», что означает медленная работа, а я вовсе не хочу работать; так какой же я саботажник?»
Много лет спустя, уже в эмиграции, автор узнал, что в итальянском языке и в правильном толковании слова саботажник Калинин столько же смыслил, сколько собака в библии. Странно, что в толпе в 300 служащих Городской управы не нашлось человека, который бы осадил зарвавшегося анархиста.
За две-три недели перед захватом власти большевиками Калинин расклеил по всему городу воззвание анархистов. Одно воззвание было наклеено на двери Городской управы. Многое из содержания этой анархистской сумасшедшей бумажки выветрилось из памяти автора, но то, что помнится, было следующим:
«Воззвание Группы Идейных Анархистов города Ново-Николаевска.
Граждане, не бойтесь анархии. Анархия не разбой, а мать порядка. Никакая другая власть не может обеспечить населению такую свободу, какую Вам даст Группа Идейных Анархистов. Мы идем к анархии и … смелым шагом вперед, к светлой свободе.»
Председатель Группы Идейных Анархистов (Подпись) П. КалининЧитая пустоплюйскую грамоту — воззвание анархистов, публика потешалась и от души хохотала. Семидесятисемилетний регистратор Городской управы Петр Васильевич Козлов не меньше чем пять раз в день подтрунивал над Калининым, повторяя: «Итак, Павел Васильевич, анархия не разбой, а мать порядка. . . А что если эта мать порядка, захватив власть, пошлет нас к матери в штаны да еще ограбит до последней нитки. Да к тому лее если все анархисты такие меткие стрелки из револьвера как Вы, то сколько из нас несчастных будет отправлено к праотцам!»
С марта до мая 1918 года эшелоны чехословацких войск растянулись от Самары чуть ли не до Владивостока и их части с оружием в руках маршировали по улицам города. Большевики объявили военное положение и с девяти часов вечера до шести утра запрещалось ходить и ездить по городу. Калинин все еще воображал, что он имеет дело с простаками вроде царских урядников и не обращал внимания на военное положение. С браунингом в кармане он ходил по улицам города поздней ночью. Раз уже после полуночи Калинина встретил красный патруль и окрикнул: «Кто идет?! Что пропуск?» Калинин не остановился и, продолжая шагать, бурчал себе под нос: «Свой идет. Что, не знаете кто идет?» Раздались три выстрела и вождь идейных анархистов пал замертво. В ту же ночь чекисты обыскали квартиру Калинина и реквизировали еще два револьвера.
В ночь с 25 на 26 мая 1918 года чехословацкие войска купно с Тайной Офицерской Противо-большевистской Организацией под командой полковника Гришина-Алмазова и кооператора Сазонова произвели переворот и арестовали почти всех большевиков.
Приблизительно через месяц после переворота пятеро самых главных вождей большевиков были отправлены под военной охраной из городской тюрьмы на военную гауптвахту в военном городке. Эти пятеро, помнится, были: Горбань, Петухов, Клеппер, Серебреников и пятый не то Полковников, не то Шмурыгин. Конечно, не было простой случайностью, что начальником конвоя оказался родной брат вождя анархистов Павла Васильевича Калинина поручик Николай Васильевич Калинин. Пройдя через овраг реки Каменки и, поднявшись на горку, конвой с арестованными проходил между густых зарослей кустарника по обеим сторонам дороги, то, как утверждает поручик Калинин, арестанты бросились бежать и были все убиты конвоирами.
Когда экстренный выпуск телеграмм известил население города и страны об убийстве вождей большевиков «при побеге», то население отнеслось очень отрицательно к «убийству из-за угла». Аз многогрешный был в группе служащих Городской управы, читавших сенсационную телеграмму об убийстве при побеге. Один рассудительный конторщик многозначительно резюмировал: «Глупее этого ничего нельзя было придумать. Если эти люди заслуживали смертной казни, то их надо было судить военно-полевым судом. А убийство из-за угла — это начало конца белой власти. Помните мои слова!»
