Еремей Парнов - Трон Люцифера. Краткие очерки магии и оккультизма
Кретьей де Труа, блестящий поэт Конца XII века, глухо упоминает в своей незаконченной поэме «Персеваль» о каком-то таинственном блюде; ближайшие его продолжатели толкуют о Граале уже в легендарно-апокрифическом духе, а богослов Роберт де Борн (XIII век) совершенно определенно рассказывает о чаше Иосифа, о том, как он собрал на Голгофе кровь из ран Иисуса, как попал Грааль в Англию и какие чудеса произошли с ним при дворе короля Артура. Так незаметно апокрифический миф соединился с «бретонским циклом» сказаний о 12 пэрах Круглого Стола и чародее Мерлине. Французский исследователь Марио Рока, подробно изучив фрески и скульптурные изображения древних соборов Шартра, Буржа, Каркассона и других, попробовал наложить их тематику на повествовательную ткань сказаний о поисках Святого Грааля. Речь, по мнению Рока, идет об одном из моментов литургии - таинстве евхаристии. Проносимое копье выступает в этом случае' символом оружия, которым римский воин поразил распятого Иисуса в сердце, а чаша - сосуд тайной вечери, куда затем была собрана кровь.
«То, что такая интерпретация напрашивается сама собой,- отмечает по этому поводу знаток артуровского цикла Жан Маркс,- не вызывает сомнений. Но мне кажется невозможным, чтобы христианское истолкование лежало в основе понятий и изображений, мифологический характер которых бросается в глаза». У мифа, как известно, своя фантастическая география, своя хронология и не подвластная закону причинности преемственность. Бессмысленно гадать о том, как одна и та же реликвия могла пребывать одновременно в трех местах: генуэзском кафедральном соборе, куда привезли ее рыцари Храма, в замке Монсегюр и в Гластонберийской церкви.
История церковных святынь, причем не обязательно христианских, знает и не такие перипетии.
Легендарный Артур и его не менее легендарные рыцари тоже оставили многочисленные подтверждения своей «историчности», в том числе мощи. В Вестминстерском аббатстве находится рака святого Эдуарда, где хранится оттиск печати с латинскими словами: «Патриций Артур, император Британии, Галлии и Дании». Гробница короля-рыцаря считается важной достопримечательностью Гластонберийского монастыря. «В Дуврском замке,- говорится в предисловии Кэкстона к изданию 1485 года романа Мэлори «Смерть Артура»,- хранится череп Гавейна и плащ Кардока, в Винчестере - Круглый Стол, в иных же местах - Ланселотов меч и многие другие предметы».
Поэтому не будем смущаться ни материальными доказательствами правоты мифа, ни очевидным его расхождением с действительностью, потому что реалии, реальность вообще, с одной стороны, и миф - с другой, лежат на непересекающихся плоскостях. В работе «Артуровские легенды и их эволюция» советский исследователь А. Д. Михайлов сделал остроумное замечание по поводу культа Иосифа Аримафейского: «Распространению этого культа среди кельтов способствовала простая историческая ошибка: средневековые монахи спутали двух Филиппов - первого епископа Иерусалима, который считался хранителем святых реликвий (чаши и копья), и первосвятителя Галлии - и считали, что среди галлов насаждал христианство один из соратников Иосифа Аримафейского. Эта церковная легенда локализовалась в Западном Уэльсе, в Гластонбери, который был местом соприкосновения четырех культур - валлийской, ирландской, саксонской и франко-нормандской. Здесь загадочный Авалон артуровских сказаний столкнулся с христианским мифом и церковной легендой…» Не только для Кретьена, но и для более позднего Мэлори подвиг во имя Святого Грааля отнюдь не означал «вызволение» чудесной реликвии, хотя оное и отвечало духу эпохи. Не добыча, но одно лишь созерцание священной чаши было целью рыцарства, высшей наградой за подвиг, венцом благих деяний и искуса. Только» так можно было освободить от заклятия опустошенную страну. Грааль, как видим, обретает многозначную символику. Это и личное воздаяние, и акт исторической справедливости, рыцарский подвиг и сокровенное посвящение. Не случайно, исцелив увечного короля и разрушив сковавшие Опустошенную страну чары, рыцари обретают святость - кто на небе, кто на земле. Для интересующей нас проблемы это не менее важно, чем явно гностическая окраска «Евангелия Никодима» (IV век), где подробном изложен миф об Иосифе и церемониал с копьем и чашей, который, как вскоре увидим, обретет новую жизнь в колдовских действах наших дней. Обратим в этой связи внимание на числовую символику «бретонского цикла», и в частности романа Мэлори, на его, по словам литературоведа И. М. Бернштейн «круглые», или магические, числа.
«Три девицы сидели на Михайловой горе у великана; три девицы встретились Гавейну, ИвейнЯ и Мархальту; трижды надо ударить в висящий таз; три дня и три ночи пролежал в обмороке Тристрам, столько же проспал у Морганы Александр Сирота; три дня длится турнир… трижды тянет Тристрам меч из головы Мархальта; проехав три мили, король Марк встречает трех рыцарей; три рыцаря… и т. д..». За этим навязчивым умножением галльских триад позволительно увидеть не только распространений эпический прием, но и отголоски эзотерических посвящений. С провалом крестовых походов, с кровью и мерзостью нашумевшего на весь мир тамплиерского процесса закатывался мифический «золотой век» рыцарства. Однако, чем ниже падало реальное значение кольчужной знати, Тем выше тщилась она вознести свой ритуальный престиж. Созданные в четырнадцатом столетии ордена Подвязки, Благовещения и Золотого руна уже ничем не напоминали общины суровых крестоносцев. Невозможность возврата к прошлому была очевидна, и зияющую идейную пустоту пришлось прикрыть парадным блеском и пышностью. За Круглым Столом, сама форма которого исключала неравенство, сидели рыцари, завоевавшие это право после трудной полосы испытаний. Зато новоиспеченному кавалеру высшего в Европе ордена Золотого руна не требовалось ни «граалить», ни отправляться в плавание аргонавтов. Не столько личные заслуги, сколько звонкий титул и высокая придворная должность обеспечивали вожделенное кавалерство. Заменивший прежнее орденское устройство костюмированный бал оставил, однако, в неприкосновенности степени посвящения, превратившиеся в табель о Рангах.
Изначально таких степеней было три: паж, оруженосец и рыцарь, «последствии, под влиянием тайных обществ, связанных с альбигойцами, тамплиерами и ибеллинами, число степеней возросло.
Статут учрежденного Альфонсом Девятым, королем Кастилии и Леона, тайного ордена подразумевал уже семь градаций. Об этом свидетельствует само его название Las siete Partidas - «Семь частей». Однако и в нем господствовала триада. Рыцари, офицеры и командоры ордена носили одежды трех цветов: белого, зеленого и алого. Любопытное совпадение: Данте, описывая одежды Беатриче, вновь появившейся в трех кругах рая, перечисляет те же, очевидно, символически очень значимые для него тона:
В венке олив, под белым покрывалом,
Предстала женщина, облачена
В зеленый плащ и в платье огне - алом.
Это из тридцатой песни, а чуть раньше, в двадцать девятой, великий флорентиец дал следующую символическую картину:
…Три женщины, одна - совсем ала; Ее в огне с трудом бы распознали; Другая словно создана была Из плоти, даже кости изумрудной; И третья - как недавний снег бела. То белая вела их в пляске чудной, То алая, чья песнь у всех зараз То легкой поступь делала, то трудной. А слева - четверо вели свой пляс, Одеты в пурпур, повинуясь ладу…
Три главные и четыре послушные ладу - итого семь степеней! Какой смысл вложил в эти явно не случайные термины «белый» гвельф[11]Данте Алигьери? Современник Бонифация Восьмого и Климента Пятого, поклонник трубадуров и свидетель гонений на тамплиеров, он видел распад старого мира и приветствовал грядущее, благословляя «любовь, что движет солнца и светила». Даже случайно оброненная великим поэтом фраза порой становится откровением. Пройдя сквозь ад, чистилище и взлетев к эмпиреям, Данте не пытался пророчествовать, но кое-что все-таки угадал.
Минет почти полтысячи лет, и первый консул Бонапарт утвердит цвета итальянского флага, которые уже в следующем столетии станут национальными. Та же комбинация красок, но несколько в иной последовательности…
А в заключение еще одна «сводка» числовых соответствий романа Мэлори, также отмеченных И. М. Бернштейн: «Семь часов спит Ланселот, заколдованный Морганой; семь лет волшебница из Гиблой часовни любит Ланселота; семь дней идет турнир в Сурлузе; семью ударами Ланселот повергает преследователей Кэя; в семь раз ярче дневного света было сияние Святого Грааля…» Итак, отметив попутно исключительную важность числовой и цветовой символики в средневековой системе мира, где все отражалось во всем, мы вновь приблизились к загадке Грааля. К его альбигойской версии. Она одним броском перенесет нас в «третий рейх», мнивший себя тысячелетним. Отто Ран с детства увлекся загадками катарской цивилизации. Подземные галереи и спрятанные в них неведомые святыни не давали ему покоя. Наконец, это было просто модно и вполне отвечало духу времени. Немецкие оккультные группы и знаменитое общество Туле (им будет посвящен специальный рассказ) разработали целую систему «нордической мистики» и придавали особое значение гностическим учениям с их вечным противоборством полярных сил. Коль скоро фюреры быстро набиравшего силу национал-социалистского движения тяготели к мистике, а немецкие оккультисты, яростно пропагандировавшие расистский бред, активно поддерживали нацизм, слух о несметных сокровищах Монсегюра докатился до Альфреда Розенберга. Автор «Мифа XX века», теоретик и расовый эксперт нацистской партии заинтересовался очередным мифом и дал псевдоисторическим разработкам Рана «нужное» направление. В «нордической» интерпретации Монсегюр приравнивался к Монсальвату «бретонского цикла», горе Спасения, где находился Святой Грааль рыцарей Круглого Стола. Нацистским погромщикам, которые уже подбирались к власти, безумно хотелось быть похожими на рыцарей. Генрих Гиммлер, лично отбиравший кандидатов в отряды СС, тщился придать своей банде убийц декорум средневекового ордена. Прельстительно рисовался и двойной символизм Грааля - сосуда чистой крови и чаши; мистического озарения. Искания Рана, таким образом грядущие «сверхчеловеки» ветре тили с просвещенным участием культуртрегеров. Поездка его в Монсегюр и дилетантски проведенная разведка местности получили широкое отражение пронацистской прессе. В 1933 году, уже после прихода Титле; к власти и поджога рейхстаг вышла в свет первая книга Ран «Крестовый поход против Грааля». Автор, выполнявший, по сути, задание рейхсляйтера Розенберга, остановился в ней на варианте «Ноев ковчег». Христианские идеалы были не в фаворе, ибо гитлеровцы предприняли гонения на католическую оппозицию, и версию с божественной кровью пришлось благоразумно обойти.
