Терри Джонс - Варвары против Рима
Но многие галлы с этим бы смирились и даже смирились бы с жизнью в некатолическом обществе, лишь бы не продолжать жить как римляне.
В государстве настали столь мрачные дни, что никто не мог чувствовать себя в безопасности, если только он не злодей… бедных грабят, вдовы тоскуют, сирот обижают, и многие из них, рожденные в приличных семьях и получившие хорошее образование, бегут к нашим врагам, поскольку не могут терпеть публичных гонений. Они ищут среди варваров достоинства римлян, ибо не в состоянии сносить варварскую низость среди римлян… Поэтому они переселяются к готам, или к багаудам, или в какое другое племя варваров, которые правят повсеместно и не сожалеют о своем исходе. Они предпочитают жить свободными людьми под личиной раба, нежели быть в рабстве под видом свободного человека. Поэтому от звания римского гражданина, некогда не только высоко ценившегося, но и дорого продававшегося, ныне отрекаются и бегут, и оно воспринимается не только как низкое, но даже заслуживающее презрения[123].
Непринятие Рима было основой развития нового западного европейского мира, но он основывался, до некоторой степени, на воспоминаниях о том, что Рим так усердно пытался занять место мира кельтских «варваров». Сейчас историки считают неправильным, что были периоды, когда для них слово «римский» означало «нормальный», и что потеря империей галлов была выигрышем для галлов, потому что они смогли вернуться к своему нормальному состоянию[124].
В Британии избавление от Romanitos проявляется еще отчетливей. В VI в. в Британии был принят кодекс законов, который не был латинским (в отличие от готского и вандальского кодексов в Южной Галлии и Испании). Римские городские и налоговая системы рухнули, и в то время, как Галлия и Италия сохранили епископальную систему христианства, в Британии даже епископы исчезли, и христианство стало монастырским.
Мир друидов был уничтожен и больше никогда не возродился. Но власть Рима была настолько грубой, бесчеловечной и деспотической, что не нужно было вторжения извне, чтобы от нее избавиться. Она зачахла, потому что люди, которые были вынуждены ее терпеть, питали к ней отвращение. И потому, что большинство из них не видело в такой жизни никаких перспектив.
Часть II
ВАРВАРЫ С СЕВЕРА
ГЕРМАНЦЫ
Одним из любимых развлечений германских варваров было некое подобие танца с саблями, более похожее на реальный бой. В танце использовались мечи и копья, и был шанс доплясаться до смерти в буквальном смысле этого слова. Возможно, зрители держали мечи на разной высоте либо размахивали ими, словно в бою, в то время как танцоры двигались между ними? Точно мы не знаем. Все, что у нас есть, это увлекательное описание, оставленное нам Тацитом: «Одно и то же представление всегда происходит на любом сборище. Обнаженные юноши атлетического сложения скачут в танце среди мечей и копий, угрожающих их жизни. Опыт придает им умения, а умение придает грации…»
Поскольку опасность для жизни явно подразумевалась, больше всего Тацита впечатлило то, что танцоры участвовали в пляске исключительно ради забавы. Никакой платы они не ожидали! «Вопрос о выгоде или плате не ставился: наградой за их бездумное развлечение была радость зрителей»[125]. Германцев, согласно Тациту, деньги не волновали. Они не практиковали ростовщичество. Они находили янтарь, но не знали ему цену и, когда получали за него хорошие деньги, «брали их с изумлением». Когда Тацит писал эти строки, Рим был насквозь коммерциализированным обществом и основным движущим мотивом была выгода. В то же время римлянам представлялось, что германская культура все еще обладала такими примитивными побудительными силами, как честь, верность, храбрость, а иногда просто Joie de vivre![126]
ПРОТОЕВРОПЕЙЦЫЭтот простой, счастливый народ — вероятно, самая значительная из всех групп «варваров», со временем образовавших европейскую цивилизацию, которая будет доминировать на планете. Он даже важнее римлян. Готы, так потом их называли римляне, в итоге захватили Западную империю (см. главу «Эллины»). И Франция, и Германия (Алеманния), и Англия ведут свои родословные от германских народов — франков, алеманнов и англосаксов.
Но если историки использовали слово «кельты» с опаской, то еще более осторожны они должны были быть со словом «германцы». Насколько нам известно, в древнем мире не было народа, который бы так себя называл. Это слово пришло от римских и греческих авторов. Оно появляется много позже, чем Keltoi (кельты). Первым, кто использовал слово Germani, был в 100 г. до н. э. греческий историк Посейдоний[127]. Возможно, это искаженное древнегерманское слово Gaizamannoz («копейщики»), которым называли одно из племен.
Первую реальную попытку описать германцев сделал Цезарь в те времена, когда толпы германцев двигались в Западную Галлию. Понятно, что все сведения, которыми располагал Цезарь, относились к германцам, жившим рядом с Рейном, а источники более обширной информации весьма сомнительны. Именно из таких источников он почерпнул рассказы о лосях без коленей и о единорогах в германских лесах. Единорогах, у которых рог на кончике расцветает и распускается отростками оленьих рогов. Так, может, это многорог?
Единственный другой важный римский источник — это труды историка Тацита, чья обворожительная книжица «Germania» написана так, словно он там был. Не был. Похоже, что он опирался на труды Плиния, который действительно побывал и написал отчет, позже утерянный. Конечно, ко временам Тацита, через 100 лет после Цезаря, о германцах было известно намного больше. Кроме того, Тацит был заинтересован не в том, чтобы показать, какими дикими они были, а в том, чтобы привести их как пример контраста природной туземной морали и лишенной простоты римской развращенности.
Ясно лишь, что около 500 г. до н. э. область, включающая в себя Северо-Восточную Германию и Южную Скандинавию, была населена людьми со схожими образом жизни, коренным языком и мифологией (мифология лучше всего известна нам благодаря норвежским сагам). Затем эти народы двинулись на юг. Итальянцы впервые познакомились с ними в 113 г. до н. э., когда племена, называвшиеся кимврами и тевтонами, вошли в земли нынешней Австрии. Десятью годами позже они вступили в Италию и спросили, где бы им поселиться. Эти огромные полуобнаженные воины нанесли немалый урон римской армии, прежде чем их удалось сокрушить.
Совершенно очевидно, что люди, жившие на северо-западе Германии, сильно отличались от кельтов. Римские описания этих народов — это, скорее, весьма обобщенные карикатуры, но зерна истины они содержат. Германцы жили в отдельных небольших поселениях и добывали пропитание больше разведением скота и охотой, нежели возделыванием земли. Риму нечего было у них грабить (впрочем, латинское слово «деньги» — pecunia — происходит от pecus — «скот»).
ДРУГАЯ СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙРимлян несколько сбивало с толку общественное устройство, не направленное на то, чтобы разбогатеть. Такое отсутствие интереса к выгоде проявлялось даже на полях сражений. Римский солдат воевал за жалованье. Его генералы демонстрировали свое богатство и статус роскошным образом жизни и властью над судьбами своих бойцов. У германцев все было совершенно иначе. Вождь подтверждал свое положение собственной храбростью, а свое богатство — щедростью на празднествах и пирах.
Это была культура воинов, где мужество и почет среди товарищей значили больше, чем накопленные богатства. Юноша, достигший зрелости, не стриг волосы и не брил бороду, пока не убивал в бою первого врага. А в сражении, согласно Тациту, стимулом проявить отвагу было одобрение или осуждение кровных родственников: «Более всего стимулирует их храбрость то, что их эскадроны и батальоны формируются не по случайному принципу, а составляются из членов семей или кланов»[128]. И пояснял, что основой была преданность вождю: «Защитить, уберечь его, приписать его славе собственные храбрые деяния — вот вершина преданности. Вождь сражается за победу — его слуги сражаются за вождя».
А с преданностью приходила храбрость. Общая храбрость. Следствием ее у германцев были довольно авантюрные обычаи: «…согласно их понятиям, нет ничего более недостойного и более унизительного для мужчины, чем защищать лошадь броней. Соответственно, как бы малочисленны они ни были, они смело бросались на любое число врагов, лошади которых были защищены броней»[129]. Незащищенными были не только лошади. Воины тоже шли в бой нагими. Когда они храбро бились с закованными в латы римлянами, единственным их прикрытием был деревянный или плетенный из лозы щит.
