Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России
До какой степени простой народ был возбужден тем злом, которое причинял ему социальный и политический гнет высшего дворянства, показывает необычайная быстрота, с какою бунт донского казака Степана Разина, в царствование Алексея, превратился в массовое восстание всех угнетенных, начиная с рабов и крепостных, продолжая приволжским населением и кончая казаками, составлявшими гарнизон в некоторых пограничных городах. Глава бунтовщиков так говорил людям, которых он звал в свое войско: «Я пришел бить бояр да богатых, но я друг всех бедных и простых». Этим очень хорошо объясняется общий характер восстания или, вернее, ряда восстаний, связанных с именем Разина. Начались они в 1668 году экспедицией на стругах на восточный берег Каспийского моря, откуда атаман вернулся, нагруженный добычей, и откуда ему дали вернуться, несмотря на совершенные им и увенчавшиеся успехом нападения на некоторые стрелецкие полки и царицынского воеводу. Хотя и прощенный царем, Разин тем не менее и в следующие годы продолжает нарушать народное спокойствие и подготавливает новый набег, еще более значительный. Тем, кто раскаивался в своем присоединении к нему в предыдущий раз, он обыкновенно говорил: «Вы сражаетесь за этих изменников-бояр, я же с моими казаками за великого государя, царя». Во время второго восстания, исподволь подготовленного, Степаном были взяты города Царицын и Астрахань. Воевода, князь Прозоровский, и архимандрит — оба были казнены: их сбросили с верхушки соборной колокольни.
Оттуда Разин направился вверх по Волге. Как только он показался под Симбирском, жители открыли городские ворота; но Кремль оборонялся от нападавших стрельцами и воеводой. Целый месяц глава мятежников оставался перед этой деревянной крепостью не будучи в состоянии ни взять ее приступом, ни сжечь, но все это время его армия увеличивалась толпами рабов, крепостных и местных инородцев — черемисов, чувашей и мордвы. Хотя войско, посланное из Казани под начальством Барятинского, и одержало над этими толпами решительную победу, тем не менее восстание еще не было подавлено. Разосланные Разиным грамоты возымели свое действие на местное население, как и на крепостных, приписанных к монастырям и епархиям. Вследствие этого была захвачена и разграблена Макарьевская лавра, куда многие богачи спрятали свои сокровища. Одновременно в частных владениях князя Одоевского, расположенных в Пензенской и Тамбовской губерниях, восстание сделалось всеобщим. Очень часто во главе взбунтовавшихся крестьян становились священники, как например священник Савва в Темниковском уезде.
В конце концов, воеводы подавили восстание страшной резней. Отрезав бунтовщикам руки и ноги, они разослали их объявить и наглядно показать жестокую участь, ожидавшую всех, кто вздумает присоединиться к Разину. Последний же снова убежал на Дон, но был на этот раз выдан атаманом небунтовавших казаков. Ужасная участь ожидала его в Москве. После бичевания и пытки огнем его подвергли новому мучению: холодная вода капля за каплей падала на его предварительно обритую голову; лишь спустя несколько дней он, еще живой, был четвертован, а внутренности его брошены собакам. Несмотря на все эти пытки, бояре не могли вырвать у Степана перед смертью признания, куда он скрыл свои сокровища. Мятежник умер, ни одним словом не обнаружив своего страдания.
Разин вел войну с боярами. На этих же бояр указывали, как на виновников того, что приднепровские казаки, насильственно отделившиеся от Польши и заключившие с Россией договор о подданстве при Богдане Хмельницком, нарушили свою присягу при следующем гетмане Выговском. Последний утверждал, что боярин Шереметев, присланный в Малороссию царем Алексеем, вымогал бесчисленные суммы денег и назначал в города воевод без предварительного соглашения с гетманом.
Но не только в делах гражданской администрации причиняло существенный вред стране аристократическое правление бояр и дворян. Сохранение феодально-аристократической организации армии угрожало в то же время самой безопасности и независимости русского государства.
В смутное время в войне с Польшей и Швецией Россия далеко не имела успеха. Тщетно, уступая влиянию своего отца Филарета и вопреки своему собственному желанию, пытался Михаил возобновить неприятельские действия против Польши. Смоленск был осажден армией Сигизмунда, весь гарнизон целиком должен был капитулировать, и, по позорному договору, Россия уступила требованиям поляков и отдала им этот древний город и все Смоленское княжество. Главная причина всех неудач, понесенных Россией в первой половине XVII столетия, заключается, несомненно, в том, что тогда как Швеция со времен Густава Адольфа и в известной мере Польша обладали постоянными войсками, всегда готовыми выступить в поход, главная часть русских сил состояла из феодальных отрядов, служивших не за определенное жалованье, а за уступленные им во владение земли. Пока свободные русские крестьяне продолжали арендовать земли владельцев, последние, живя с арендных денег, вносимых этими фермерами, с меньшим трудом могли более или менее полно отправлять свои военные обязанности. Они вооружали своих людей и приводили их часто издалека по первому призыву царя. Но когда распространилось крепостное право, система обработки земли мелкими участками, проектировавшаяся крестьянами, которые выделяли в пользу землевладельца определенную часть годового сбора, была заменена системой огромных экономий, эксплуатируемых самим собственником, который обрабатывал все имение целиком с помощью крепостных; последние удерживали в общем пользовании некоторую часть поместных земель. Слишком занятый повседневным делом управления и наблюдения за этими бесплатными рабочими землевладелец находился в невозможности подчиниться требованию немедленной явки на службу. Число людей, не исполнявших своих обязанностей по защите страны, значительно увеличилось, несмотря на суровые наказания, налагавшиеся на уклонявшихся. Они были известны под специальным названием нетчиков. С другой стороны, среди тех, кто являлся на зов, многие приходили с отрядами либо совершенно недостаточно вооруженными, либо же очень плохо обученными; земледелец не желал тратиться на полное вооружение, как и не хотел отрывать крестьян от плуга на продолжительное время, чтобы они могли усвоить необходимую военную подготовку.
Вот почему по силе сопротивления чужеземному вторжению Россия отстала от других европейских государств. Неудивительно, что с середины XVI столетия цари пытаются наряду с феодальным ополчением ввести постоянное войско, обученное и вооруженное по иностранному образцу, или нанять на свою службу за определенное жалованье иностранных солдат и чужеземные отряды. Так были образованы пехотные и кавалерийские полки, отданные под начало иностранных офицеров и составленные из людей, навербованных по рекрутскому набору, или из добровольцев. В войне с Польшей в 1632 году Россия имела шесть таких государственных полков, насчитывавших вместе десять тысяч солдат, которые были обучены обращению с огнестрельным оружием и получали регулярную плату. При Алексее это число почти учетверилось. Тогда, действительно, в мирный период двадцать пехотных полков, так называемые стрельцы, составляли гарнизон Москвы, и такое же число полков было распределено по другим местам. Каждый полк насчитывал от восьмисот до тысячи человек.
Подобное изменение в воинском режиме по необходимости вызвало увеличение государственных расходов, а вследствие этого и размер прямых налогов. Таким образом, Россия очутилась в положении Франции при Карле VII — в эпоху, когда учреждение постоянной армии известным ордонансом о жандармерии повлекло за собою введение постоянного налога — королевского сбора (taille royale). Неудивительно, что в XVII веке так называемая стрелецкая подать стала в России важнейшим из прямых налогов. В XVI веке она состояла преимущественно из небольших платежей натурою — обыкновенно зерном. С этих же пор она становится налогом, выплачиваемым деньгами. Чтобы увеличить общий доход этого налога, правительство в 1679 и 1781 годах изменило способ его раскладки, приняв за единицу обложения двор вместо определенной поверхности земли, называвшейся сохой.
Но это увеличение государственных расходов вызвало также повышение и косвенного обложения. Таможенные и акцизные пошлины поднялись в 1680 году до сорока пяти процентов всего бюджета, в то время как прямые налоги разного рода составляли лишь сорок три процента. Но, принимая во внимание, что налоги поступали чрезвычайно медленно и что размеры недоимок часто достигали двух третей предполагавшейся к получению суммы, нисколько не удивительно, что правительство все чаще бывало вынуждено прибегать к чрезвычайным сборам.
