Олег Ивик - История свадеб
Поручительства писали на листках «счастливого» красного цвета с изображениями дракона и феникса. Вообще, красный цвет в Китае до того, как он стал цветом революции, был цветом свадьбы. Красными были и одежда невесты, и паланкин, в котором ее приносили к дому будущего супруга, и свадебные свечи… Наверное, свадебная процессия в средневековом Китае напоминала первомайскую демонстрацию.
Но до этой процессии еще надо было дожить. А пока что и невесте, и жениху, и их семьям предстояло еще пройти через множество церемоний. Впрочем, выражение «надо было дожить» не совсем корректно. После подписания контракта жить было уже не обязательно. В случае смерти одного из брачующихся брак мог все равно состояться. Случалось, что невеста становилась вдовой еще до свадьбы, но она все равно переходила в дом умершего жениха. А если умирала она сама, то поминальную табличку с ее именем приносили в дом ее супруга и его дети от других браков должны были почитать умершую как покойную мать.
Но не будем о грустном. Обычно и жених, и невеста были живы-здоровы, и семья жениха посылала невесте дары: серьги, браслеты и отрезы материи – естественно, красной. В специальные красные короба были уложены лакомства: дорогой рис, чай, соль… Обязательно присутствовали несколько парных предметов: две бараньих ноги, выпеченные из теста фигурки кролика и крольчихи, две рыбы… Согласно обычаю семья невесты половину подарков возвращала обратно, добавив к ним свои дары: одежду, обувь, письменные принадлежности.
Очень часто случалось, что жених впервые мог увидеть невесту только на свадьбе. Но в некоторых районах Китая существовала традиция предварительной встречи молодых. До этого момента от брака еще можно было отказаться, хотя такое случалось очень редко. Но если жених на смотринах втыкал невесте в волосы золотую шпильку, хода назад не было. Если же невеста вместо шпильки получала две штуки шелка, это значило, что шелком она будет утешаться вместо свадьбы… Впрочем, еще во времена династии Мин смотрины были отменены, и теперь молодые впервые встречались, когда невеста в разгар свадебных торжеств переходила в дом жениха.
Но вот день свадьбы назначен гадателями. Тем временем «китайские церемонии» продолжались. Продолжался и обмен подарками. Семья жениха посылала невесте золотых рыбок (символ плодородия), круглые лепешки из риса или пшеницы. А за три дня до свадьбы девушка получала зажаренную свинью, барана, петуха и курицу и туалетные принадлежности. Родители невесты тем временем отсылали в дом жениха приданое: мебель, постельное белье, личные вещи…
Сама же невеста должна была еще строже, чем обычно, соблюдать затворничество. Ей надлежало сидеть на женской половине дома и плакать. Плакать помогали приглашенные для этого подружки. А когда плакать надоедало, разрешалось петь песни, поносящие сватов, жениха и даже его родителей. Жених в этих песнях именовался «алчным псом» и «волосатым насекомым». Но употреблять такие выражения по отношению к своему благоверному женщина могла один-единственный раз в жизни. Пройдет совсем немного времени, и законная жена не будет сметь даже глаз поднять на новых родственников. А за ругань в адрес мужа по Танскому уголовному кодексу жена могла схлопотать до года каторжных работ.
Излив в последний раз душу, невеста угощалась ритуальной трапезой из присланных женихом свиньи и петуха. Накануне свадьбы ей полагалось также съесть куриную шейку, крылышко и два вареных яйца.
Жених тем временем пировал в своем доме. Главной фигурой для него сейчас был брат матери, которого он должен был угостить «четырьмя большими блюдами», в том числе обязательной просяной кашей с мясом.
Одновременно в доме жениха готовились к встрече невесты: делали косметический ремонт, белили стены. Впрочем, сам жених в этом обычно не участвовал: готовить дом к свадьбе могли только люди, имеющие детей. Над супружеским ложем они развешивали четыре небольших свертка с вареным рисом и один, центральный, – побольше. Он почему-то назывался «матерью». Под кровать клали пять монет, выпущенных пятью разными императорами. На кровать ставили деревянную мерку с рисом, сверху клали ножницы, маленькие весы, зеркало, и лук со стрелами.
В день свадьбы невеста облачалась в красное платье (иногда его заменяли зеленым) и красный халат. К ее одежде прикрепляли два мешочка, в которых лежали персик и собачья шерсть. Сложный головной убор невесты напоминал корону императрицы. Это был металлический каркас, украшенный птичьими перьями, стеклянными подвесками, шелковыми помпонами и медальонами, крепившимися на пружинках. Лицо невесты скрывала красная фата с вышитым драконом. А под фатой девушка была густо набелена, нарумянена и накрашена. Косметика – не дань кокетству, а дань ритуалу. И даже самая строгая свекровь не осудит невесту за выщипанные брови и подбритые на лбу волосы, за слой пудры и румян, за пунцовые, нарисованные кружочком губы – так повелось испокон веков. А еще повелось, чтобы это лицо, скорее напоминающее маску, оставалось бесстрастным, подобно маске. И уж конечно, на нем не должна была появляться улыбка: улыбаться, а тем более смеяться и обнажать зубы на людях считалось крайне неприличным.
Впрочем, в день свадьбы невесте было неприлично не только улыбаться, но даже ходить и разговаривать. Когда за ней в определенный гадателем час присылали паланкин, она продолжала неподвижно сидеть на стуле, и единственное, что ей дозволялось, это плакать под своей фатой. Хотя плакать она, скорее всего, тоже не могла: несмываемой косметики тогда не существовало, а слезы могли нарушить тщательно нанесенную ритуальную раскраску. Так что дозволение плакать, скорее всего, носило символический характер. Но плачущую или не плачущую, неподвижную невесту вместе со стулом загружали в паланкин, вокруг взрывали хлопушки, разбрасывали зерна, и свадебный кортеж отправлялся к дому жениха.
Выглядело это, наверное, достаточно внушительно. Если жених с невестой принадлежали к правящему классу, церемония обязательно проходила ночью. Перед паланкином шли факельщики, за ними – музыканты. Кто-то обязательно нес красный зонт и чайник, цветы, красные свечи…
Когда процессия прибывала к дому жениха, он и его родня были готовы к встрече – но не с невестой, а со злыми духами, которых она могла привезти с собой. Конечно, невесту провожали и несли со всяческими предосторожностями, да и в паланкине у нее кроме мешочков с талисманами, пришитых к платью, лежало бронзовое зеркало, которого, как известно, духи не переносят. Иногда это зеркало вешали ей на грудь. И тем не менее лишний раз подстраховаться никогда не помешает. Поэтому когда паланкин с невестой вносили во двор, жених прежде всего обстреливал его из лука, дабы поразить тех злых духов, которые не испугались собачьей шерсти и зеркала. Родня помогала ему фейерверками. Потом паланкин проносили над огнем, вокруг раскидывали бобы и орехи – символы плодородия. Иногда паланкин окропляли петушиной кровью, это должно было окончательно добить злых духов, недостреленных женихом. Ну а для духов добрых тут же накрывался маленький столик с яствами. После чего разборки с духами на время прекращались и внимание присутствующих наконец обращалось к невесте.
Паланкин опускали на землю, обратив его дверцу в «счастливую» сторону, и девушка выходила наружу. Ей подносили символические дары: кусочек сахара, сладкие лепешки и два вареных яйца, красное и синее. Были и дары более весомые: еще одно зеркало, гребень и кувшин с драгоценностями – подарок жениха.
И вот, наконец, невеста направлялась к дому, в котором ей предстояло встретить свою новую семью. Эта семья была огромной, ведь в ее состав входило много поколений и живых, и мертвых. Причем мертвым она должна была представиться в первую очередь… Путь невесты был устлан циновками или ковром неизменного красного цвета. А иногда ее вносили в дом, но делал это не жених (в Китае мужчины не носят женщин на руках ни в прямом, ни в переносном смысле), а одна из женщин. В дверях невеста переступала через седло, потому что слово «седло» созвучно словам «покой» и «мир», и выходящий ей навстречу жених мог наконец впервые разглядеть свою суженую. Впрочем, видел он пока только фигуру, укутанную поверх платья в халат, и лицо, закрытое фатой. Жених подносил девушке два отреза красной ткани и календарь, и молодые шли к алтарям, где стояли таблички с именами умерших предков жениха. Девушка преклоняла колени перед каждым, причем новые родственники подталкивали ее сзади, это символизировало их власть и покорность невесты.
И вот наконец после того, как молодые поклонились Небу, Земле и предкам, брак считался свершившимся. Теперь невеста могла скинуть фату, и жених, иногда впервые, видел лицо той, с которой он навеки связал свою судьбу (если, конечно, он мог разглядеть что-нибудь сквозь бесстрастную нарисованную маску).
