Николай Шпанов - Поджигатели. Ночь длинных ножей
- Эй, в чем дело?
Штурмовик вытянулся перед Хайнесом.
- С ней шел какой-то старый еврей. Когда мы взялись за него, она с перепугу бросилась сюда.
Хайнес взял девушку за вздрагивающий подбородок.
- Что ты нашел в ней еврейского? - спросил он штурмовика и обернулся к девушке: - Вы еврейка?
- О, мсье! - едва слышно пролепетала она. - Мы французы. Мы настоящие французы!.. Меня зовут Сюзанн, Сюзанн Лаказ...
- А ведь мила! - усмехнулся Хайнес, обращаясь к собутыльникам. - Ну, чего ты ждешь? - спросил он штурмовика.
Тот растерянно топтался на месте.
- Можешь итти! - сказал Хайнес.
Штурмовик щелкнул каблуками и послушно замаршировал к двери.
- Мой отец! - воскликнула девушка. - Спасите же и моего отца!
- Эй, - крикнул Хайнес вслед штурмовику, - куда ты девал ее старика?
- Его увезли для проверки.
- Спасите моего отца! - повторяла Сюзанн.
Хайнес подвел девушку к столу.
- Как ты находишь, Эрнст? - спросил он Рема.
- Меня это не занимает.
- Погоди, чудак ты эдакий. Ты же не знаешь, что я хочу сказать.
Хайнес окинул девушку оценивающим взглядом.
- Если бы тебя спросили, в чьем она вкусе?
Рем взглянул на Сюзанн.
- Таких обожает Адольф! - прохрипел он. - Чтобы они сидели рядом и смотрели на него умильными глазами.
- Ты угадал мою мысль. - И Хайнес спросил Сюзанн: - Ваша профессия, фройлейн?
- Журналистка... Собственно, я прежде была журналисткой, когда жила во Франции.
- Вот если бы вы были художницей, - сказал Хайнес, - я устроил бы вам такую карьеру, что... ого-го!
Сюзанн заискивающе улыбнулась:
- Я немного и художница... Я занималась художественным переплетом редких книг. Но это невыгодно. Никто не переплетает теперь книги.
- Переплеты?.. Нет, это не то!
Хайнес еще раз внимательно оглядел девушку и подал ей бокал.
- За нашу дружбу! Ручаюсь, вы не пожалеете о сегодняшнем дне. Это говорю вам я, Эдмунд Хайнес! Едем! - Он сунул девушке в руки ее сумочку и сказал Рему: - Отправляйся спать!
Ни с кем не простившись, Хайнес взял девушку под руку и повел к выходу.
- Девчонка совсем недурна, - сказал Бельц, проводив их взглядом. Однако не пора ли и нам?
Рем вскинул на него воспаленные глаза:
- Тебе есть куда спешить! А я должен чего-то ждать, потому что старые куклы с Бендлер* считают ниже своего достоинства подавать мне руку!
______________
* Бендлерштрассе, где помещалось тогда министерство рейхсвера.
- У тебя больное самолюбие, - отводя глаза, пробормотал Карл Эрнст.
- При поступлении моих головорезов в рейхсвер им даже не засчитывают заработанные у меня нашивки, - обиженно проворчал Рем. - Как будто не штурмовики сделали Адольфа тем, что он есть! А теперь, видите ли, нашлись моралисты, прожужжавшие ему уши: "Рему пора укоротить руки".
- Какое тебе дело до их морали? - спросил Карл Эрнст.
Рем молча оглядел собеседников и, несмотря на опьянение, уверенно, не пролив ни капли, снова наполнил все бокалы.
- Когда люди начинают лопотать о морали, - проговорил он, - это лишь означает, что им ничего более остроумного не приходит в голову. Я горжусь тем, что в моих казармах пахнет не потом, а кровью. Ты знаешь, что они придумали? Распустить моих молодцов в годовой отпуск! Но, честное слово, если враги штурмовых отрядов льстят себя надеждой, что штурмовики вовсе не вернутся из отпуска или вернуться в меньшем числе, то мы заставим их разочароваться! Это вы все скоро увидите. - Он мутными глазами уставился в лицо Бельцу. - Бельц, иди служить ко мне! Не пожалеешь! - Хрип, похожий на рыдание, вырвался из его груди. - Если бы ты знал, как мне нужны надежные люди!
При этих словах пьяные слезы полились у него из помутневших глаз. И, словно это послужило сигналом, за его стулом мгновенно выросла фигура штурмовика. Он подхватил Рема под руки и, напрягая силы, чтобы удержать в равновесии тучное тело шефа, повел его из ресторана.
Бельц и Эгон сели в таксомотор.
- Рем говорил страшные вещи, - пробормотал Эгон.
- Я не разбираюсь в их внутренних делах. С меня достаточно того, что нам, кажется, обеспечат надежный кусок хлеба. Советую и тебе не терять времени.
Автомобиль медленно катился по Лейпцигершграссе.
Дождь прекратился, но было холодно, поднялся порывистый ветер.
10
Отто ел не торопясь, рассеянно слушая заботливую воркотню матери. Он в десятый раз принимался обдумывать фразу, которой следует начать разговор с отцом, но снова и снова оставался ею недоволен. Отто отлично знал взгляды генерала и понимал, что не имеет никаких шансов на успех, если прямо скажет, что строй ему надоел и он хочет уйти из полка. Отец выгонит его из кабинета. Помилуй бог, в этом полку служили пять поколений Швереров!.. Нужно суметь подсказать отцу мысль об уходе. Чтобы он через несколько дней преподнес ее Отто как свою собственную.
Полк с его казармой, ежедневными учениями, со скучной канцелярщиной и без всяких видов на быструю карьеру опротивел Отто. Он, пожалуй, еще ничего не имел бы против того, чтобы остаться в полку, если бы его средства не были так ограничены. Но служить в кавалерии, получая впридачу к жалованью жалкие гроши от отца, - слуга покорный. Подумать только: Отто даже не имеет возможности держать вторую лошадь.
А есть счастливчики на свете!.. Родители дают им возможность содержать целые конюшни, участвовать в больших скачках и concours hippiques, даже ездить со своими лошадьми за границу. Отто не мечтает о многом. Он понимает, что для участия в английском дерби нужно иметь лошадей, которые по карману немногим. Но съездить разок-другой в Ниццу, чтобы натянуть нос французам и макаронщикам, сидящим в седлах, как собаки на заборе, - это он должен был бы себе позволить. Если бы отец хоть немножко раскошелился... Странные взгляды на службу у старика... Однако все же, с чего начать разговор?
Отто оглядел себя в зеркало, поправил портупею, провел обшлагом по пуговицам мундира и осторожно постучал в дверь кабинета.
Генерал крикнул отрывисто и нарочито грубо:
- Войди!
Пусть сейчас появится не начальник штаба с очередным докладом и даже не простой адъютант, пусть это всего лишь сын Отто, всякому входящему он должен казаться суровым и сосредоточенным. Это действует дисциплинирующе.
Шверер строго сказал сыну, стоявшему навытяжку у двери:
- Твоя постель - бесполезное украшение комнаты.
Отто опустил глаза:
- Служба...
Шверер с усмешкой потянул носом воздух:
- От нее пахнет духами, от этой твоей службы!
Веселость генерала означала, что официальному вступлению можно больше не придавать значения. Завязалась непринужденная беседа. Шверера интересовало, что произошло вчера в полку.
Обычно Отто охотно поддерживал эту тему, но сегодня он постарался отвлечь внимание отца от службы. Он знал, как это сделать: взял с супорта станка кусочек обточенного металла.
- Тебе не надоело?
- Это заставляет кровь двигаться быстрее, - ответил Шверер и сделал такое движение плечами, словно ощущал это ускоренное движение крови.
Он подошел к застекленному шкафчику. На самом виду лежали его изделия из дерева, кости, но больше из металла: кошельки с секретными замками, замысловатые, но неудобные зажигалки.
Последним в ряду лежал портсигар. Старик с гордостью протянул его сыну:
- Открой-ка!
Отто сделал вид, будто ищет секрет. Он знал, что это бесполезно. Отец действительно достиг совершенства в изготовлении таких пустяков, остроумных, но бесполезных. Кому, в самом деле, нужен портсигар с секретным запором? Отто возвратил вещицу отцу.
- Можно потерять годы - и не откроешь! - сказал он, чтобы польстить старику.
- То-то! - Шверер движением фокусника открыл портсигар, окинул Отто торжествующим взглядом: - Теперь мне хочется сделать флейту.
- Флейту?! - удивленно спросил Отто.
- Да, да, хорошую флейту! - Шверер хотел объяснить, какой будет эта флейта, но вдруг заметил в глазах сына выражение растерянности. - Что-нибудь не в порядке?
Отто улыбнулся через силу:
- Нет, все отлично...
Генерал рассмеялся и достал из стола два билета по сто марок. Но тут же быстро, так, чтобы не заметил Отто, бросил один билет обратно. Подмигнув, протянул второй сыну:
- Бери, бери, я знаю, что такое служба в кавалерии.
Отто не удержался от вздоха:
- К сожалению, ты не знаешь, что такое служба в наше время.
- Я тебя не понял.
- Служить без перспективы...
Генерал нахмурился:
- И снова не понимаю.
- Нельзя же серьезно рассчитывать на войну в нынешних условиях! Где наше вооружение? Где военная промышленность? Наше положение безнадежно!
- Не повторяй газетной чепухи! Это для народа. Мы вовсе не так одиноки, как хотим казаться. Существование нашей армии - вопрос жизни не только для нашей промышленности, но и для английской и отчасти американской. Там заинтересованы в нас не меньше нас самих. Крупп - не только Крупп. Это Шнейдер-Крезо, это Виккерс, это Мицуи, это Ансальдо! "Фарбениндустри" - это Дюпон, это "Импириел кемикл"!.. Понял?
