Мария Сергеенко - Простые люди древней Италии
Личной храбрости, однако, по римским представлениям, для центуриона мало. Лихо рубиться мог и простой солдат, а центурион не был простым солдатом; он начальник: от него требуют, чтобы он "умел распорядиться", умно и трезво расчел, как нанести врагу побольше ущерба, а своим потерпеть при этом поменьше урона. Он должен отдавать себе ясный отчет в боевой обстановке, изменения ее учитывать тут же, пользоваться промахами противника и немедленно устремляться на помощь туда, где это нужно. Он должен быстро соображать, все время быть начеку, принимать решения стремительно и правильно. Растяпа, крепкий задним умом, и легкомысленный глупец, не сумевший ничему научиться за всю свою военную службу, никогда не мог стать центурионом. Цезарь щедро наградил Сцеву и сразу же далеко продвинул его по служебной лестнице не только за безудержную смелость, о которой свидетельствовал его изрешеченный щит: Сцева сумел повести оборону порученного ему укрепления так, что солдаты Помпея не смогли им овладеть. Крастин в битве при Фарсале "оказал величайшую услугу Цезарю" не только тем, что "сражался очень мужественно" и увлек за собой "отборных воинов своей центурии", но и тем, что умело этими воинами командовал. Когда галлы в Новиодуне неожиданно кинулись на маленький римский отряд, застрявший в городе, центурионы стремительно организовали защиту и "собрали всех своих невредимыми". Цезарь, очень осмотрительный во всем, что касалось ведения войны, настолько доверял опыту и воинской сметке своих центурионов, что, не задумываясь, поручил им в одну из самых грозных минут галльской войны, перед битвой с белгами, выбор места для лагеря: задача ответственная, от удачного выполнения которой зависел и успех сражения, и самая жизнь солдат. Центурион в какой-то мере был тактиком и стратегом.
Мы видели, что в римском обществе центурион считался невеждой. Мнение это было совершенно ошибочным. Принадлежность центуриона к бедным слоям населения обусловливала скудость его школьного образования: оно ограничивалось только умением читать, писать и считать; но, кроме школьных знаний, у центуриона были и другие, которым выучила его жизнь, и надо признать, что уроки она давала ему самые разнообразные.
Почти непрерывные войны, которые Рим вел в течение II–I вв. до н. э., познакомили римских солдат чуть ли не со всем тогдашним миром. Лигустин Ливия побывал в Македонии, Греции, Азии и Испании; центурионы Цезаря исходили всю Галлию, побывали за Рейном, повидали Британию, были в Испании, в Африке, на Балканском полуострове. Если все эти страны и не укладывались для них в четкую географическую сетку и в их географической осведомленности не было такой ясности, как у Цезаря, то все же соотношение между этими странами рисовалось для них довольно отчетливо: карту тогдашнего мира они себе представляли. Входили они в соприкосновение с целым рядом племен и народов; бились с ними как с врагами, водили знакомство, а может, и дружбу как с союзниками и товарищами по оружию. Можно не сомневаться, что их, людей военных, интересовало и вооружение чужого народа, и его приемы войны, и его тактика боя. Центуриону приходилось вместе с солдатами отправляться на фуражировку и ходить в разведку; можно представить себе, во что превращались такие экспедиции во вражеской стране, в Галлии например, когда вся область битуригов превратилась словно в гигантскую раскаленную печь[14] и нужно было в поисках еды людям и лошадям пробираться среди пылающих городов и усадеб, памятуя, что за каждым холмом, за каждой купой деревьев может сидеть засада. Приходилось идти без всяких дорог, петлять, плутать — и надо было все-таки вернуться к своим. Центурион обязан ориентироваться в местности, куда зачастую он попадает впервые, должен уметь найти дорогу по солнцу, по звездам, по ряду примет, в которых следует ему разбираться не хуже любого лесовика и селянина. Он должен располагать некоторым запасом астрономических и метеорологических наблюдений и сведений. А так как разбивкой лагеря и фортификационными работами ведал он, то ему надлежало знать толк и в землемерии, а следовательно, и в геометрии, и в инженерном деле.
Как эти знания, так и знакомство с высшей военной наукой центурион приобретал на практике. Марий у Саллюстия с насмешкой говорит о военачальниках, которые, получив командование, начинают по греческим книгам изучать военное дело. Центурионы, вероятно, тоже втихомолку посмеивались над неопытными офицерами, которые у греческих авторов учились тому, как воевать. Их самих учила суровая практика военной жизни. Участие во многих походах, служба под начальством разных командиров, вереницы боев, схваток и приключений — все это изощряло и будило мысль, обогащало опытом, учило и наставляло. Рядовой солдат, разумный и внимательный, полюбивший военное дело, думавший над причинами побед и поражений, своих и вражеских, постепенно превращался в хорошего военного специалиста. Старшие центурионы, получавшие свое звание после долгих лет службы, всегда принимали участие в военном совете, и офицерам, членам совета, прислушаться к мнениям этих старых солдат стоило, и было чему у них поучиться. С изумительной проницательностью оценивали они создавшееся положение и умели найти выход, обнаруживая и смелость, и гибкость мысли. Гальба, легат Цезаря, которого Цезарь оставил зимовать в Альпах и которому грозила опасность оказаться во вражеском окружении, спас своих солдат потому, что вовремя послушался своего старшего центуриона, который настаивал на том, чтобы, не слушаясь Цезарева приказа, оставить лагерь и пробиться сквозь неприятельские отряды. Сабин, другой военачальник Цезаря, погубил свой легион потому, что пошел наперекор своим центурионам, которые уговаривали его не покидать лагеря и в нем отсиживаться.
Искушенный в вопросах высокой военной науки, центурион был обязательно знатоком и той части военного дела, знать которую надлежало каждому солдату и обучить которой свою сотню надлежало центуриону.
Римский новобранец проходил довольно сложный и разнообразный курс обучения. Его прежде всего учили ходить в строю «военным» и "полным шагом" (6 и почти 7 км в час), бегать, перепрыгивать рвы и разные препятствия, плавать и ездить верхом. Легионер сражался пешим, но с лошадью обращался запросто: Цезарь перед встречей с Ариовистом не задумался посадить свой 10-й легион на коней. Молодого солдата упражняли в том, чтобы он с силой и без промаха метал копье, ловко отражал щитом удары и умело им закрывался, хорошо рубился и метко наносил раны. Он должен был хорошо владеть лопатой и киркой, топором и пилой: в походе римские солдаты каждый вечер обводили место своей ночевки солидным укреплением, состоящим из рва, вала и палисада; римское войско "словно носило с собой повсюду обведенный стенами город". О том, во что превращался римский лагерь, если грозила опасность вражеского нападения, можно судить по лагерю Цезаря под Алезией. Осада вражеского города требовала сложных сооружений, где саперные и плотничьи работы сочетались вместе: достаточно вспомнить вал Цезаря под Авариком. Молодого легионера требовалось ввести во все хитрости тогдашнего саперного дела. Этого мало: Цезаря в его походах сопровождал целый "артиллерийский парк"; солдат должен был ознакомиться со всеми изобретениями греческой осадной науки и уметь обращаться с довольно сложными и разнообразными осадными машинами. Всей этой многообразной технике тогдашнего военного дела и обучал центурион своих солдат. Мастер своего дела, терпением и снисходительностью он обычно не отличался и учил не только словом и показом, но и лозой. Одного из лучших центурионов Цезаря прозвали «палкой»; Ювенал, поминая солдатскую жизнь Мария, сразу же представил себе, как центурион обламывал о его голову свою узловатую лозу.
Как бы то ни было, но своей великолепной воинской выучкой римское войско обязано было центурионам; оно было обязано им еще большим: своим воспитанием. Учитель всегда накладывает свою печать на ученика. Если, судя по словам Полибия, от центуриона требовались рассудительность, отвага, сознание долга и презрение к смерти и если в римском солдате мы видим те же качества: мужество, умение безропотно переносить всяческие тяготы, упорство в достижении цели, ревнивую охрану воинской чести, то можно смело утверждать, что эти воинские добродетели были воспитаны в солдатах центурионами. От центуриона солдаты получали приказания, он был их прямым, непосредственным начальником; по нему равнялись в лагерной жизни и в бою, он служил примером и образцом.
Цезарь знал, что делал, когда, оставив все по-старому в тех легионах, которые перешли к нему от Помпея, он только сменил нескольких центурионов. Одного присутствия центуриона было достаточно, чтобы "солдаты держались своих обязанностей". Сказать, что центурион был верен своему долгу и чести воина, — значит сказать мало: это чувство было той жизненной силой, которая вела центуриона неизменно и неотступно, всегда и везде и перед которой отступала сама смерть. У Цезаря есть потрясающий рассказ — и действует он особенно сильно потому, что события, как обычно для Цезаря, изложены в словах скупых и суховатых, — о том, как умирающий центурион спас лагерь и войско от верной и страшной гибели. Узнав от пленных, что Цезарь далеко и что значительное число солдат ушло на фуражировку, германцы пошли приступом на лагерь, где, между прочим, находилось много больных и в том числе примипил Секстий Бакул. Измученный болезнью и ранами, пятый день ничего не евший, уже отчаявшись и в своем выздоровлении, и в спасении лагеря, он выполз из палатки глотнуть свежего воздуха. На лагерь приступом идут сигамбры, солдаты мечутся в беспорядке — и обессиленный, почти умирающий человек сразу становится тем, чем он обязан быть по своему долгу центуриона: он обязан спасти этих растерявшихся людей, и, выхватив меч и щит у первого подвернувшегося солдата, он кидается к воротам, куда рвутся враги, крича, бранясь, ободряя своих. Этого было довольно: полумертвый центурион напомнил солдатам, что они должны делать. Они кинулись за ним; беспорядочная толпа сразу превратилась в воинский отряд, следующий за своим центурионом, которого привычно слушаться и на которого привычно надеяться. Он впереди, как и положено, и первые раны, как и положено, принимает на себя; силы оставляют его, его выносят на руках, он без сознания и, вероятно, через несколько часов умирает. Такое напряжение и такая трата сил не могли пройти даром для тяжко больного, но дело свое Тит Секстий Бакул выполнил: лагерь и солдаты были спасены. Случай этот не единственный.
