Сергей Верёвкин - Вторая мировая война: вырванные страницы
Там Анка-пулеметчица, здесь Тонька-пулеметчица. Так и хочется при этом воскликнуть: «О, волшебная сила искусства!» Если бы не страшная, кровавая изнанка, которая скрывается за обоими этими образами.
А Антонина Макарова-Гинзбург, Тонька-пулеметчица, «зачистив» локотскую окружную тюрьму, благополучно отступила в рядах Русской Освободительной Народной Армии в Белоруссию — на Лепельщину. Впоследствии вместе с двухтысячным добровольческим сводным полком РОНА под командованием оберштурмбаннфюрера СС Фролова она принимала участие в подавлении восстания в Варшаве. Затем, после неудачной попытки преобразования Русской Освободительной Народной Армии в 29-ю гренадерскую дивизию СС (Русскую номер один) и расформирования РОНА поздней осенью 1944 года, после гибели Бронислава Владиславовича Каминьского, уже будучи в Германии, Макарова-Гинзбург вступила во власовскую Русскую Освободительную Армию (РОА). Но впоследствии неожиданно, уже в сорок пятом году, к концу войны, оказалась в самой глубинке Германии, где осела в сельской местности и затерялась среди «OST-ов». Вместе с ними она благополучно прошла через «фильтрационные» прочесывания СМЕРШа и сумела предъявить заранее заготовленные документы узницы лагеря смерти и бывшей военнослужащей РККА, попавшей в плен в сорок втором году. Самое удивительное, Тонька-пулеметчица возвратилась после отсидки небольшого срока, который ей «припаяли» в сорок пятом году как бывшей пленной, на... Лепельщину, поселившись в самом Лепеле (!) — столице РОНА во времена ее пребывания на территории Белоруссии. Это была неслыханная наглость, но еще более удивительное — это то, что Макаровой-Гинзбург все сошло с рук, и она целых тридцать лет (!) проживала в городе, пользуясь всеми правами ветерана войны, узницы фашистских концлагерей, спокойно ходила каждый день по лепельским улицам, не боясь разоблачения.
Непонятно, что здесь имеет место быть: беспредельная, непроходимая тупость на грани, да нет, — за граныо дебилизма (!) или, наоборот, изощренная, циничная ловкость в сочетании с непреодолимой — до патологии, до извращения — тягой к постоянному вспрыску в кровь адреналина?
В семидесятых годах ее, постаревшую, но спокойную и невозмутимую, нашли, выследили, расстреляли.
Почему «выследили»? Да потому, что все эти тридцать лет Макарову-Гинзбург искали. Искало неутомимое, ничего не забывшее и ничего никогда никому ни при каких обстоятельствах не забывающее КГБ.
Залкинд, Бош, Макарова-Гинзбург... И как это у вас так получается своих женщин воспитывать?
Если еще раз возвратиться к сцене поспешного расстрела заключенных локотской тюрьмы, проведенного в условиях развивающегося наступления Красной Армии на Запад и поспешной эвакуации Локотя под угрозой прорыва советских танков, то невольно сразу возникает ощущение «дежа вю».
А ведь было. Было это все, было...
Ну да. Вот отчет своему начальству — заместителю народного комиссара внутренних дел СССР комиссару госбезопасности 3-го ранга товарищу Чернышеву В.В. и начальнику тюремного управления НКВД СССР капитану госбезопасности товарищу Никольскому М.И. — начальника управления тюрем и исправительных лагерей НКВД УССР капитана госбезопасности А.Ф. Филиппова от 12 июля 1941 года: «Из тюрем Львовской области убыло по 1-й категории 2464 человека... Дрогобычской области только из двух тюрем по 1-й категории убыло 1101 человек... Станиславской области — 1000 человек... Тернопольской области — 692 человека... Ровенской области — только из тюрьмы города Дубно по 1-й категории убыло 230 человек... Волынской области — 231 человек... Киевской области — 125 человек». Что такое означает «убыл по 1-й категории», быстро становится понятным, когда читаешь, например, следующие строчки из того же отчета: «...Все убывшие по 1-й категории заключенные погребены в ямах, вырытых в подвалах тюрем, городе Злочеве в саду...», или «...Часть 1-й категории погребена на территории тюрьмы в яме...».
Теперь понятно?
И совсем уж близко к Тоньке-пулеметчице вот эти строки из другого доклада по тому же ведомству, но только — НКВД Белорусской ССР. 3 сентября 1941 года заместитель начальника тюремного управления БССР лейтенант госбезопасности М.П. Опалев докладывает своему московскому шефу, теперь уже майору госбезопасности Никольскому Михаиле Иванычу, мол, шеф, так и так:
«...Во время эвакуации «з/к» из тюрьмы г. Глубокое (двигались пешим строем) «з/к» поляки подняли крики: «Да здравствует Гитлер!» Нач. тюрьмы Приемышев, доведя их до леса, по его заявлению, расстрелял до 600 человек. По распоряжению военного прокурора войск НКВД Приемышев в г. Витебске был арестован. По делу производилось расследование, материалы которого были переданы члену Военного совета Центрального фронта — секретарю ЦК КП(б) Белоруссии тов. Пономаренко. Т. Пономаренко действия Приемышева признал правильными, освободил его из-под стражи в день занятия Витебска немцами. Где Приемышев в данное время — неизвестно, никто его не видал...».
«Т. Пономаренко» — это тот самый «товарищ» Пономаренко Пантелеймон Кондратьевич, будущий самый главный руководитель всего партизанского движения на всех оккупированных территориях СССР, начальник центрального штаба партизанского движения, пресловутого ЦШПД. Именно он будет с 1942 года и до самого конца войны формировать и определять «лицо» партизанского движения. Как он его будет формировать и определять, он показал и доказал своими действиями уже в первые дни войны.
Кстати, в Бресте «1-ю категорию» осуществить не удалось. Проклятые «немецко-фашистские захватчики», «оккупанты поганые» помешали, о чем с явной досадой и унынием «товарищ» Опалев пишет такие вот строки, наполненные искренней скорбью:
«...22 июня 1941 года... нач. тюрьмы, услышав взрывы, пришел в тюрьму... Через несколько минут с двух сторон тюрьмы показались цепи немецких солдат, которые начали обстреливать тюрьму из пулеметов. Шафоростов (начальник тюрьмы. — С. В.) принял оборону, но сдержать наступление не мог, т.к. у них было 17 винтовок, несколько револьверов и пулемет.
Видя неравные силы, он послал связного в УНКВД за помощью, но в УНКВД и УНКГБ никого уже не было — уехали, и он дат распоряжение отступить, оставив «з/к» в тюрьме.
По его данным, связь с тюрьмой крепости была разрушена, что там происходило, ему неизвестно.
По его же данным, часть надзорсостава, живущего в городе на частных квартирах, не успела выбраться из города, осталась в окружении немцев, которые вылавливали надзирателей при помощи вышедших из тюрьмы «з/к» и на улице расстреливали...»
Вот интересно, как к этому факту отнесутся советские историки и «историки»?
Немецкие солдаты не дали возможности осуществить «1-ю категорию», а, по-русски говоря, — расстрелять ни за что ни про что несколько сотен заключенных, из которых не менее половины были подследственными, то есть, если смотреть с точки зрения закона (!), вообще невиновными людьми. Это хорошо? Или плохо?
И как в этой ситуации должны вести себя спасенные «немецко-фашистскими захватчиками» от бессудного расстрела, а точнее, уничтожения, убийства те самые «з/к»? Как «советские патриоты»? Это в тех условиях?
Судя по тому, что эти спасенные «з/к», выпущенные немцами из тюрьмы, активно помогали им разыскивать в городе не успевших сбежать надзирателей, те были «еще те ребята». Хотя, скорее всего, было наоборот — немцы, наслушавшись от «з/к» всего того, что тем пришлось испытать в этой тюрьме, да и насмотревшись в этих самых камерах, выделили нескольким наиболее активным бывшим (теперь уже бывшим) «з/к» несколько своих солдат, и те вместе с солдатами отправились в город — «возвращать накопившиеся долги». Что поделать? «Мне отмщение — и аз воздам!».
Еще одна строчка этого уникального во всех отношениях отчета прямо просто-таки поражает воображение. Это где описываются показавшиеся «с двух сторон тюрьмы» «цепи немцев», которые «начали обстреливать тюрьму из пулеметов». Так и представляешь такую волнующую и грозную картину: в полный рост идут в атаку густые цепи пьяных, горланяших чего-то там нехорошее фашистов, с закатанными выше локтей рукавами френчей. Обязательно в полный рост, густыми цепями, пьяными и с закатанными рукавами — из всех советских кинофильмов доподлинно известно, что немцы только так в атаки и ходили. Через одного у них в руках навскидку пулеметы МР-38 (которые вообще-то так не удержишь, не то что стрелять из него в таком положении) — ну, те самые, из которых они начали обстреливать тюрьму, а у остальных к пузу прижаты пресловутые «шмайсеры» (вообще-то под словом «шмайсер» подразумевается совершенно другой автомат, у которого рожок торчит вбок, а не вниз, но все режиссеры, а также подавляющее большинство «советского» народа представления об этом не имеют). И с той стороны тюрьмы прут, и с этой. А у товарища Шафоростова только «17 винтовок, несколько револьверов и пулемет». Ну как тут от этих орущих защититься? Револьверы — это только «1-ю категорию» осуществлять, в бою их применять «ни-ни»! А пулемет — ну и что, что пулемет? Они же с двух сторон прут.
