Роберт Такер - Сталин, Путь к власти
Посещая летом 1911 г. партийную школу во Франции, Орджоникидзе от Ленина слышал, что его внимание привлекли и сильно раздосадовали письма Сталина. Однажды прогуливаясь с Орджоникидзе по Парижу, Ленин внезапно спросил его, известно ли ему выражение "заграничная буря в стакане воды". Орджоникидзе, который знал о письмах и сразу же понял, куда Ленин клонит, пытался защитить грузинского товарища и друга, однако Ленин продолжал: "Говорите - "Коба наш товарищ", дескать большевик, не перемахнет. А что непоследователен, на это закрываете глаза? Нигилистические шуточки "о буре в стакане воды" выдают незрелость Кобы как марксиста". Затем, смягчая упрек, Ленин сказал, что у него сохранились о Сталине самые хорошие воспоминания, и похвалил некоторые из его ранних посланий из Баку, особенно прошлогодние "Письма с Кавказа"[13]. Здесь имелась в виду ситуация в Австрийской социал-демократической партии, которая с годами из единой партии преобразовалась в федеративный союз национальных социал-демократических групп (немецкой, чешской, польской, русинской, итальянской и южнославянской). Ленин опасался, что подобные тенденции возобладают и в России, где социал-демократическая партия с самого начала мыслилась как нефедеративный союз рабочих всех национальностей Российской империи[15].
Приезд Сталина в Краков в этот самый момент, должно быть, пришелся с точки зрения Ленина, как нельзя кстати. Ведь если требовалось бороться со взглядами нерусских "националов" в социал-демократическом движении, то для этой цели лучше других подходили сами "националы", которых было бы трудно заподозрить в равнодушии к нуждам национальных меньшинств. Более того, Ленин, по всей видимости, надеялся, что Сталин поможет разобраться в сложных национальных проблемах Закавказья. Если это так, то Сталин его не разочаровал, ибо хорошо разбирался в данном вопросе. И что еще важнее (как Ленину, вероятно, стало впервые известно): Сталин в течение длительного времени боролся с проявлениями местного национализма в революционном движении Закавказья. Мы уже видели, что в 1904 г. он выступил в печати против националистических тенденций в определенных грузинских и армянских социалистических группировках и отстаивал идею централизованной Российской социал-демократической партии, которая собрала бы под свои знамена пролетариев всех народов России и разрушила бы разделявшие их национальные барьеры. Этой позиции Сталин придерживался в 1906 г., когда на региональном съезде партийных организаций Закавказья группа социал-демократов из Кутаиси подняла вопрос о культурно-национальной автономии, а также в 1912 г., когда Жордания и грузинские меньшевики пошли по тому же пути. Ленин, таким образом, встретил в Сталине "национала", горячо принявшего его сторону в спорах по национальному вопросу и поступившего так в силу давно сложившихся личных убеждений. Свое удовлетворение Ленин выразил в следующих строках письма, посланного Максиму Горькому в феврале 1913 г.: "Насчет национализма вполне с Вами согласен, что надо этим заняться посурьезнее. У нас один чудесный грузин засел и пишет для "Просвещения" большую статью, собрав все австрийские и пр. материалы"[17]. Мы сможем еще не раз убедиться в том, что Сталин не имел привычки выражать кому-нибудь признательность за использование чьих-то идей за исключением Ленина.
Завершив общетеоретическую часть работы, Сталин немедленно открыл огонь по австро-марксистской концепции "культурно-национальной автономии", разработанной двумя ее главными сторонниками - Карлом Реннером и Отто Бауэром. Социал-демократам, писал он, вместо организации наций, "сохранения и развития национальных особенностей народов" (как указывалось в программе австрийских социал-демократов) следовало бы организовать пролетариат для классовой борьбы. "Культурно-национальная автономия" представляла собой замаскированный национализм, прикрытый, по выражению Сталина, броней социализма. Она-де являлась анахронизмом в эпоху, когда, как предсказывал Маркс, национальные перегородки повсюду падали. Более того, идея национальной автономии создавала психологические предпосылки для разделения единой рабочей партии на отдельные, организованные по национальному признаку партии и для аналогичного национального сепаратизма в профсоюзном движении. Такой путь, дескать, проделала австрийская социал-демократия, и опасные тенденции в этом направлении стали появляться и в России. В то время как Маркс, Каутский и Бауэр предусматривали для евреев не национальную автономию, а ассимиляцию, Бунд порвал с социал-демократическим интернационализмом, чтобы повести еврейских рабочих по дороге национального сепаратизма. И вот уже, говорилось далее, некоторые кавказские социал-демократы выдвинули требование культурно-национальной и областной автономии. Желая показать нелепость подобного требования, Сталин утверждал, что предоставить культурно-национальную автономию многочисленным малым народностям Кавказа (например, осетинам и мингрельцам) означало бы закрепить эти народности на низших ступенях развития и помочь местным силам политической реакции. Областную автономию Кавказа Сталин считал приемлемой, ибо она помогала бы отсталым нациям вылупиться из скорлупы мелконациональной замкнутости. Однако культурно-национальная автономия действовала бы в прямо противоположном направлении, замыкая нации в старую скорлупу. Национальный вопрос на Кавказе мог бы быть разрешен только путем вовлечения отсталых наций и народностей в общее русло высшей культуры.
Касаясь довода о том, что требование (кавказской делегации) национально-культурной автономии не идет вразрез с провозглашенным социал-демократической программой правом наций на самоопределение, Сталин подтвердил право наций самим определять свою судьбу. Однако тут же оговорился, что, провозглашая и отстаивая это право, социал-демократии следует бороться и агитировать против вредных учреждений и нецелесообразных требований наций. Точно так же ей следует бороться и агитировать против католицизма, протестантизма и православия и в то же время отстаивать право людей на свободу вероисповедания. Социал-демократия была обязана влиять на волю наций, так чтобы нации выбрали форму, наиболее соответствующую интересам пролетариата; например, социал-демократия была обязана агитировать против отделения татар и против культурно-национальной автономии кавказских наций. Единственно верное решение национального вопроса в России было связано, по мнению Сталина, с областной автономией при одновременном предоставлении национальным меньшинствам всех регионов права пользоваться родным языком, иметь свои школы и т. п. Рабочая партия, однако, не должна создаваться отдельно по национальностям. На местах рабочим всех национальностей нужно было сплачиваться в единую партию, осознавая себя не представителем определенной нации, а членом одной классовой семьи, единой армии социализма[19]. В самом деле, вполне возможно, что Сталин, взявшись за перо по предложению Ленина, извлек много полезного из имевших место в Кракове дискуссий по национальному вопросу и включил в свой труд различные конкретные замечания, высказанные Лениным в ходе обсуждения этой проблемы. С другой стороны, нет никаких оснований целиком приписывать авторство Ленину, как это сделал Троцкий. Критика Сталина культурно-национальной автономии вполне согласовывалась с его собственными взглядами, которые он излагал в статьях еще в 1904 г. Большинство специалистов считает стиль изложения работы и манеру аргументации явно сталинскими. Примечания к тексту свидетельствуют о том, что большую часть необходимого австрийского материала он имел в русском переводе[21].
Работой по национальному вопросу Сталин утвердил себя в мнении Ленина знающим марксистом. Можно без преувеличения сказать, что он представил своему ментору удачную диссертацию. И все-таки эта встреча - хотя и веха в партийной карьере Сталина - еще не была началом их тесного личного общения. Вскоре после возвращения в Петербург в середине февраля 1913 г. и до того, как работа по национальному вопросу вышла из печати, Сталин был арестован полицией на благотворительном вечере, организованном местными большевиками. Полагали, что о месте его нахождения информировал полицию провокатор Роман Малиновский.[23]
Сибирская интермедия
После нескольких месяцев пребывания в петербургской тюрьме Сталина приговорили к четырем годам ссылки в Туруханский край на севере Центральной Сибири. В начале июля 1913 г. его отправили под конвоем по железной дороге в Красноярск, затем пароходом по Енисею в село Монастырское, административный центр Туруханского края. Здешняя колония ссыльных, заблаговременно извещенная о приезде Сталина, устроила ему радушный прием, приготовив жилье и провизию. Вновь прибывший, однако, ожиданий не оправдал. Вместо того чтобы, следуя сложившемуся ритуалу, рассказать собравшимся о политической ситуации в России, он удалился в свою комнату и не пожелал ни с кем разговаривать. И что еще хуже: при переводе в отдаленный населенный пункт он забрал с собой все книги недавно умершего члена колонии. Ссыльные уже решили, что эти книги составят библиотеку для общего пользования. Один из ссыльных, Филипп Захаров, который отправился поговорить со Сталиным по данному вопросу, был встречен с таким высокомерием, с каким генерал обычно принимает простого солдата[25]. В конце мая они разъехались, и Свердлов писал другу: "Со мной товарищ. Но мы слишком хорошо знаем друг друга. Притом же, что печальнее всего, в условиях ссылки, тюрьмы человек перед вами обнажается, проявляется во всех своих мелочах. Хуже всего, что только со стороны "мелочей жизни" и виден. Нет места для проявления крупных черт. С товарищем теперь на разных квартирах, редко и видимся"[27]. И верно, от Курейки до Гори было далеко.
