Людо Мартенс - Другой взгляд на Сталина (Запрещенный Сталин)
Рабочие ввели нормированный рабочий день с утренним сбором. Они придумали аккордную систему оплаты и определили уровень заработка. Повсеместно им пришлось вводить порядок и дисциплину. Частенько колхозы не знали границ своей земли. Они не имели списков механизмов, инструментов и запасных частей. Механизмы не обслуживались, не было конюшен и коровников, резервов фуража. Рабочие проводили производственные совещания, на которых колхозники обменивались практическими знаниями; они организовывали социалистическое соревнование между бригадами, и они учреждали рабочие суды, где наказывались нарушения закона и халатность.
Двадцатипятитысячники были также и связующим звеном между пролетариатом и колхозным крестьянством. По просьбе "своих" рабочих заводы могли выслать сельхозоборудование, запасные части, генераторы, книги, газеты и многое другое, чего нельзя было найти в деревне. Из города приезжали рабочие бригады для выполнения технических и ремонтных работ или помощи в уборке урожая.
Рабочий становился и учителем. Он обучал техническим знаниям. Часто он выполнял и бухгалтерскую работу, обучая в то же время новых бухгалтеров. Он проводил начальные курсы политических знаний и по сельскому хозяйству. Иногда он присматривал и за ликвидацией неграмотности.
Вклад двадцатипятитысячников в коллективизацию был огромен. В двадцатые годы "нищета, безграмотность и хроническая предрасположенность к голоду были главными характерными чертами деревенской жизни".(66) Двадцатипятитысячники помогли выработать новую систему сельскохозяйственного производства на следующую четверть века. "Новая система сельскохозяйственного производства на самом деле была внедрена и, хотя не без проблем, положила конец периодическим кризисам, которыми характеризовались предшествующие отношения между городом и деревней".(67)
Политическое направление коллективизации.
Одновременно с организационными мерами Центральный Комитет разработал политические мероприятия и директивы, дающие направления развития коллективизации. Важно отметить, что внутри партии проходила при этом оживленная и продолжительная дискуссия о темпах и масштабах коллективизации.
В октябре 1929 года Хоперский округ на Нижней Волге, в котором в июне было принято в колхозы 2,2 процента всех крестьянских семей, уже достиг показателя в 55 процентов. Комиссия Колхозцентра (профсоюза колхозников), сомневавшегося в таких темпах, направилась туда для проведения расследования. Баранов, заместитель председателя комиссии, докладывал:
"Местные власти орудуют по системе ударных мер и кампанейщины. Вся работа по созданию колхозов идет под лозунгом "Чем больше - тем лучше". Иногда директивы округа превращаются в лозунг "Кто не вступил в колхоз, тот враг Советской власти". Среди масс не проводилась всесторонняя работа... В нескольких случаях раздавались огульные обещания тракторов и займов - "Вы получите все - вступайте в колхоз".(68)
С другой стороны, Шеболдаев, секретарь Нижне-Волжского обкома, выступил в "Правде" в защиту быстрого роста коллективизации на Хопре. Он восхвалял "огромный подъем и энтузиазм" коллективного землепользования, и заявлял, что только от 5 до 10 процентов крестьян противятся коллективизации, ставшей большим массовым движением, выходящим далеко за пределы наших представлений о работе по коллективизации".(69)
Во всех профсоюзах существовали противоречивые мнения, включая и этот передовой, Хоперский. 2 ноября 1929 года газета "Красный Хопер" с энтузиазмом рассказывала о коллективной вспашке земли и образовании новых колхозов. Но в том же выпуске газеты другая статья предупреждала о недопустимости подхлестывания коллективизации и использования угроз для побуждения бедных крестьян к вступлению в колхозы. В другой статье утверждалось, что в некоторых местах кулаки загоняли в колхозы всю деревню, чтобы дискредитировать коллективизацию.(70)
На пленуме Центрального Комитета в ноябре 1929 года Шеболдаев защищал Хоперский опыт с его "кавалерийскими колоннами". В отсутствие тракторов "простое объединение и увеличение хозяйств должно поднять производительность труда". Он заявил, что коллективизация на Хопре была "стихийным движением масс беднейшего и среднего крестьянства, и что только от 10 до 12 процентов из них голосовали против вступления в колхоз. Партия не может занять позицию "сдерживания" такого движения. Это было бы неверно, как с политической, так и с экономической точки зрения. Партия должна делать все возможное для того, чтобы утвердить себя во главе этого движения и привести его в организованное русло. На данный момент это массовое движение, несомненно, захлестывает местные власти, а отсюда уже исходит опасность его дискредитации".(71)
Шеболдаев утверждал, что на Нижней Волге 25 процентов семей крестьян уже стали колхозниками, и что к концу 1930 или к середине 1931 года коллективизация по существу будет завершена.(72)
Косиор, докладывавший пленуму о положении на Украине, сообщил, что в десятках деревень коллективизация "раздута искусственно; население в ней не участвует и ничего о ней не знает". Но "все эти темные пятна не должны закрывать взгляд на общую картину коллективизации в целом".(73)
Из всего этого ясно, что в момент, когда колхозное движение только начиналось, в партии высказывались различные противоречивые мнения. Революционеры были обязаны определить и защитить надежды угнетенных масс, дать им спасение от многовековой политической, культурной и технической отсталости. Надо было вдохновить массы на борьбу за будущее - единственный путь ослабления и разрушения глубоко укоренившихся общественных и экономических отношений. Правые оппортунисты делали все возможное, чтобы замедлить этот мучительный и противоречивый подъем самосознания. Тем не менее, надо сказать, что существовала возможность очень быстрого проведения коллективизации, но за счет отказа от партийных принципов. Такая тенденция включала в себя не только "левизну", шедшую от привычек, приобретенных в Гражданскую войну - когда было нормой "командовать" Революцией, - но и бюрократию, жаждавшую перехватить руководство "великими достижениями"; кроме этих моментов, преувеличения и перехлесты могли также исходить от контрреволюционеров, хотевших скомпрометировать коллективизацию доведением ее до абсурда.
Резолюция ноябрьского 1929 года пленума.
Резолюция пленума Центрального Комитета от 17 ноября 1929 года, подводя итоги партийной дискуссии, официально объявляла о начале кампании за коллективизацию.
В ее начале отмечалось, что количество крестьянских семей в колхозах выросло с 445 тысяч в 1927-1928 годах до 1 040 000 годом позже. Доля колхозов в товарном зерне выросла за тот же период с 4,5 процентов до 12,9 процента.
"Эти беспрецедентные темпы коллективизации, которые превысили самые оптимистичные прогнозы, подтвердили на деле, что средние крестьянские хозяйства в своей массе, убедившись на практике в преимуществах коллективных форм сельского хозяйства, вступают в движение...
Решительный перелом в отношении бедных и средних крестьянских масс к колхозам... знаменует новый исторический период в построении социализма в нашей стране".(74)
Успехи коллективизации стали возможны благодаря внедрению в практику партийной линии на строительство социализма повсеместно и постоянно.
"Эти значительные успехи колхозного движения являются прямым следствием последовательного проведения генеральной линии партии, обеспечивающей мощный рост промышленности, укрепление союза рабочего класса с основными массами крестьянства, создание единого государства, усиление политической активности масс и рост материальных и культурных ресурсов пролетарского государства".(75)
Провал оппортунистов-бухаринцев.
Центральный Комитет настойчиво подчеркивал, что этот впечатляющий прогресс был достигнут не в "тиши и спокойствии", а в обстановке самой ожесточенной классовой борьбы.
"Усиление классовой борьбы и упорное сопротивление капиталистических элементов против развивающегося социализма в условиях капиталистического окружения нашей страны, усиливающегося давления мелкобуржуазных элементов на наименее стойкие партийные кадры, допускающие рост политики капитуляции перед противостоящими трудностями, дезертирства и попыток договориться с кулаками и капиталистическими элементами города и деревни...
Именно здесь находятся корни полнейшего непонимания группой Бухарина происходящего на глазах усиления классовой борьбы, недооценки силы сопротивления кулацкого и нэпманского элементов, антиленинской теории "врастания" кулаков в социализм и сопротивления политике наступления на капиталистический элемент в селе".(76)
