Борис Акунин - Любовь к истории
Я купил пластинку прогрессивной певицы, поющей для простых американцев и борющейся за мир во всем мире, в магазине «Культтовары» близ метро «Кузьминки». Мне было шестнадцать, я учился в десятом классе. Фирма «Мелодия», редко баловавшая советский народ чем-нибудь живородящим, расщедрилась на LP с двумя десятками песен. Я прослушал каждую раз по тысяче, расшифровал все слова (иногда неправильно) и выучил наизусть. Я до сих пор их помню: «She cried: Oh, Willy, don’t murder me, I’m not prepared for eternity». «They called her Handsome Mary, the Lily ot the West.». И так далее.
Странное было время. И страна, в которой я жил, была странная. С одной стороны — ленинские уроки и «хлеборобы засыпали в закрома Родины»; с другой — тоска по тридевятым землям, где ровесники собираются в Вудстоке, где across the nation such a strange vibration, а если едешь в Сан-Франциско, обязательно wear some flowers in your hair. В общем, здесь тоска и мертвечина, а там свежее, настоящее и прежде небывалое. Гудбай Америка, где я не буду никогда.
Поэтому мои приятели-студенты рисовали на с трудом добытых джинсах знак борьбы за мир и перевязывали волосы шнурком, а я, хренов хиппи с комсомольским билетом, отрастил прическу афро и выглядел вот так:
Это я еще подстригсяВ семидесятые очень многие в Советском Союзе слушали песни Джоан Баез — спасибо безымянному редактору фирмы «Мелодия», убедившему начальство, что Баез почти такая же прогрессивная, как Дин Рид и Анджела Дэвис.
Потом у нас даже появилась собственная JB — Жанна Бичевская, и все радовались, когда она пела про догадливого есаула в стиле кантри, а Баез уже считалась вчерашним днем. Потом у Жанны Бичевской уехал терем, и ее тоже слушать перестали. Потом оказалось, что Америка не гудбай, а хеллоу и что нет ничего волшебного в «тертых джинсах».
В общем, как пишут в романах, шли годы.
И вот их прошло без малого сорок, гастрольный тур семидесятилетней JВ случайно пересекся с моим вакационным маршрутом (а мне-то уже вдвое больше, чем ей было тогда), и пошел я на концерт, думая, не зря ли я это делаю. «По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места. Даже если пепелище выглядит вполне, не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне», — предостерегает поэт и хочет вообще запретить «путешествие в обратно».
Поэт не прав. Возвращайтесь в обратно, не бойтесь.
Во-первых, я увидел полный зал людей своего примерно возраста, и все они тоже помнили те песни наизусть, подпевали. Бретань от этого сразу стала мне как-то ближе.
Во-вторых, на сцену вышла не старушка с треснувшим голосом, а всё та же JB, только седая. Она, правда, хромала. Но все сразу поняли, что она всё та же, когда JB объяснила, отчего хромает. Оказывается, она построила на ветвях старого дуба гнездо и ночует там иногда, чтобы чувствовать себя ближе к звездам. Ну и навернулась.
По-французски Баез говорила примерно так же, как я: And she takes this road dans le ciel — это, вероятно, чтоб мне было понятней.
Сидел я близко. Мне было хорошо ее видноЯ вам всё это рассказываю не от фанского восторга, а потому что во время концерта было мне озарение или проще говоря видение.
Я вдруг понял, как устроено время. Оно напоминает изоляционную ленту, только она не разматывается с катушки, а наоборот наматывается на нее. Ложится всё новыми и новыми липкими, плотными слоями. Кажется, что их уже не раздерешь, обратно не отмотаешь. Но иногда бывает, что острое переживание прокалывает пленку, как иголка, и на миг вдруг оказываешься на одном из предыдущих витков. Это довольно сильное чувство.
Только что был во Франции, и вдруг снова оказался в Кузьминках. Мы вдвоем с Джоан Баез опять поем про даму в черной вуали, которая пришла на мою могилу. Мне шестнадцать, а Джоан выглядит вот так:
Из комментариев к посту:
ramaiana_dina
А мне мое прошлое видится, как будто в старом дощатом заборе отодвигается одна доска в сторону, и я в открывшееся «окно» наблюдаю какую-то сцену из своей
жизни в былые годы. Посмотрела, закрыла «окно», и так до следующего раза. Иногда картинки открываются одна за одной, я понимаю, они связаны между собой, но по какой ассоциации, мне непонятно, но если присмотреться, можно всегда откопать между ними связь. Певцы, певицы, группы из прошлых времен всегда открывают очередное «окно» в мою жизнь. Мне нравится иногда возвращаться в прошлое вместе с какой-то известной личностью, по большей части такие возвращения очень душевные и теплые. Спасибо Вам за то, что поделились с нами своими ощущениями.
narval
О, как я Вам завидую, если бы Вы знали! Я обожаю Джоан Баез, и давно мечтаю попасть на ее концерт, но к нам она точно никогда не приедет (не потому, что ей неинтересна Россия, а потому, что никто из наших промоутеров ее никогда не пригласит). Когда я впервые услышала ее песни (почти случайно), это было озарение. Какой голос, Господи ты Боже мой! И какая биография — успех в 19 лет, роман с Диланом, борьба против расовой сегрегации и против войны во Вьетнаме, марши, аресты, поездка во Вьетнам в разгар войны (где она попала под бомбежку), сотрудничество с Амнести Интернешнл, наконец визит в СССР и встреча с Андреем Сахаровым… да много ли еще чего было! И при этом она до сих пор продолжает выступать и ежегодно ездит с концертами по Америке и Европе. И все так же красива и очаровательна. Про голос я уж молчу!
Я в свое время делала о ней передачу на радио, и с тех пор мечтаю услышать ее живьем. Ради этого можно и пол-Европы проехать:)
СВЕЧНОЕ САЛО И ПУШЕЧНОЕ МЯСО
(Из файла «Привычки милой старины»)
12.04.2011
Эпоха императора Наполеона считается временем романтическим. Исторические романы и фильмы, стихи про кавалергардов, чей век недолог, и про очаровательных франтов, чьи широкие шинели напоминали паруса, Андрей Болконский с веселым маршалом Неем и графиня Валевска с мадам Ленорман, а пуще всего волшебная сказка о маленьком артиллерийском поручике морочат всем нам голову вот уже несколько поколений.
Ослепительный взлет Корсиканца достиг высшей точки в 1810 году, когда вся континентальная Европа была ему подвластна, монархи считали честью состоять в его свите, а самый высокородный из них, император австрийский, отдал за выскочку свою юную и нежную дочь Марию-Луизу. Сияние этой свадьбы озарило своими огнями не только Париж, но и весь мир.
Кое-что пикантное об этих дивных огнях сообщает медицинский журнал «Lancette» столетней давности. Тайна, на целый век закупоренная в судебных архивах города Парижа, раскрылась, когда все, кто мог ей ужаснуться, давно умерли.
Оказывается, знаменитая иллюминация, залившая светом Париж по случаю августейшей свадьбы Наполеона Первого, была несколько людоедского свойства.
Та самая иллюминацияНекий служитель анатомического кабинета при медицинской школе (туда свозились невостребованные трупы из всех госпиталей) долгое время приторговывал человеческим жиром. Поскольку, как пишет журнал, человеческое сало «недостаточно плотное и жидковатое», экспериментатор смешивал его со свиным и бараньим. Получался неплохой смазочный материал, а свечной так просто отменный. Свечное сало для той эпохи было таким же ходовым и жизненно необходимым товаром, как сегодня электричество.
Следствие, произведенное в 1813 году, с ужасом установило, что светильниками именно из этого сырья в вечер свадьбы были иллюминированы Люксембургский дворец, берег Сены и правительственные здания. Полиция так напугалась своего открытия, что засекретила данные. Семь тонн арестованного товара были тайно вывезены и зарыты за городской чертой.
А по-моему, зря они это. Получилось очень складно: главный поставщик пушечного мяса рассекал да зажигал при свете человеческого сала.
Из комментариев к посту:maite357
Какая этим жмурикам была разница — на свечки пойти или на корм червям в общей безымянной яме? По мне так, свечками на society wedding of the year куда как веселее… 8)
Ужасаться нужно, когда у всех на глазах гробят тех, кто мог бы жить и жить…
tantovitali
Не понимаю, что за ужас и смятение в комментариях? Подумаешь, город подсветили… Прекратите есть мясо, носить кожаную одежду и обувь, пользоваться кремами, мыться мылом и т. д..:)Vive la France! Vive Napoléon!:)
РУССКИЙ И ЯПОНЕЦ КАК БРАТЬЯ
(Карамазовы)
18.04.2011
В продолжение предыдущей темы — об уникальности/неуникальности всякой отдельно взятой черты национального характера.
Однажды я выступал в РГГУ в паре с профессором Камэямой, который в восьмой (!) раз перевел на японский «Братьев Карамазовых». Перевод стал в Японии мегагигабестселлером, за первый же год было продано больше миллиона экземпляров.
