Николай Николаев - 100 великих загадок истории Франции
Однако десять лет спустя, в 1911 г., когда обе стали преподавать в оксфордском колледже, дамы объединили усилия и написали подробный отчет о своем необычайном путешествии во времени. Когда в следующем году отчет был опубликован, то авторы даже стали знаменитостями среди местного братства медработников. К тому времени учительницы подробно изучили историю Версаля и много передумали, прежде чем пришли к выводу, что они действительно проникли в прошлое благодаря какому-то временному сдвигу или пройдя через невидимые ворота между измерениями. Год, в который они, по их расчетам, попали, был 1789-й. По их мнению, непонятные «садовники», скорее всего, были швейцарской стражей, которая, как известно, охраняла двор Людовика XVI, а женщина и девочка, с которыми они пересеклись, были одеты в лохмотья, которые могли принадлежать французским крестьянкам, проживающим на окраинах дворцовой земли. Леди, рисовавшая лес, была определена ими с большой вероятностью как сама Мария-Антуанетта.
Скептики – а их было множество – принялись потешаться, настаивая на том, что учительницы просто сочинили всю историю из корыстных побуждений. Эти критики поспешили указать, что ни одна деталь теперь, в будущем, по отношению к XVIII в. не может быть проверена. Более того, поскольку ни в одном из доступных источников по истории дворца в XVIII в. не упоминалось о деревянном мосте, перекинутом над оврагом, эта существенная для всей истории подробность представлялась несовместимой с известными фактами, а тем самым и разоблачала все как неловкую выдумку.
Однако как раз тут скептики были посрамлены. В 1920-е гг. была найдена спрятанная в заложенной кирпичом каминной трубе старого дома в близлежащем городке копия плана дворца королевского архитектора. И что самое примечательное, в плане архитектора значился деревянный мост над лощиной, который, как и говорили учительницы, им довелось перейти. Неудивительно, что тут пострадавшие от насмешек англичанки заявили, что они наконец-то отомщены и спорить теперь, мол, нечего. И хотя эпизод с мостом не так уж решительно удостоверял, что они на самом деле проникали в прошлое, по крайней мере, стало гораздо сложнее сбросить со счетов сам инцидент.
Происшествие в Версале остается, возможно, самым известным примером того, как перед глазами человека XX столетия вдруг живьем появляются сцены прошлого, но оно никак не единственное…
Смертельный прыжок Жана Думье
«Стремление к новому – есть первая потребность человеческого воображения». Эти слова французского писателя Стендаля, казалось бы, никак нельзя отнести к его соотечественнику Жану Думье – убийце, приговоренному к смертной казни в Париже в 1777 г.
А между тем теплое туманное утро, когда стража вывела бледного, исхудалого смертника из грязной сырой камеры на тюремный двор, стало одной из страниц Великой Книги, которую (если бы она существовала) можно было назвать так: «Повесть о том, как человек познавал мир, как научился летать, и которой никогда не будет конца».
Думье развел освобожденные от кандалов руки и судорожно вздохнул, словно всхлипнул… Но смертника вели на казнь. Думье предстояло прыгнуть с парашютом. Впрочем, балахон из тяжелой грубой ткани, который нес впереди узника профессор Дефонтаж, походит на парашют не более, чем, скажем, шлем средневекового рыцаря на скафандр космонавта. И все-таки это был парашют – средство против падения. А Жан Думье – его испытателем. Изобретатель с трудом отыскал добровольца в тюрьме. Длительные поиски в Париже и его предместьях, несмотря на обещанную награду – кошелек, туго набитый золотыми, не принесли успеха…
Но посмотреть на невиданное зрелище народ собрался: мальчишки, нищие, монахи, солдаты, торговцы, ремесленники…[2]
Содрогаясь от бившего его озноба, Думье взошел на крышу Оружейной башни – приют диких голубей и ласточек…
Он поднимался сюда, как на эшафот. Дефонтаж помог смельчаку надеть «летающий плащ» и со словами ободрения легонько подтолкнул его в поясницу…
Думье подошел к краю парапета. В туманной дымке он увидел черепицу крыш, голубую полосу Сены, а внизу, под ногами – каменные мокрые плиты площади и запрокинутые лица маленьких человеческих фигурок.
Что еще ожидало его внизу? Смерть? А может быть – жизнь и обещанная свобода? А позади? Топор палача.
Выбора не было. Думье прыгнул. Он раскинул руки в стороны как можно шире (так учил его Дефонтаж) и полетел вниз. Вернее, стал падать вниз. Ему казалось, что этому падению не будет конца, что оно длится вечность. На самом деле это заняло две-три секунды.
Две-три секунды на фоне потемневшей кирпичной стены летел вниз, нелепо раскинув руки, человек, и над ним хлопали и болтались полотняные крылья…
Но – стоп! Остановим, как это делают в кино, изображение падающего Думье.
Это 1777 год. Уже через пять лет Жозеф и Этьен Монгольфье запустят в небо первый воздушный шар. Но только сто лет спустя потомственный моряк и инженер Александр Можайский, задыхаясь от восторга, побежит по болотистому лугу вслед за своим ковром-самолетом, гигантским змеем из желтого шелка, жужжа мотором, оторвется от земли, немного, чуть-чуть, но он летит, летит!
А потом придет время, когда в России впервые разобьется авиатор Лев Мациевич, и свидетель его гибели актер и изобретатель Глеб Котельников начнет рисовать на ватмане первые чертежи своего парашюта…
Еще все впереди. Жан Думье не знает, что придет время, когда человек сможет находиться в воздухе не считанные секунды, а долгие часы, сутки, и одним из первых этого добьется сын волжского крестьянина Валерий Чкалов, а спустя несколько десятков лет человек с лицом упрямого и веселого мальчика – Юрий Гагарин уже будет, полулежа в своей кабине, нестись по загадочным просторам космоса, а еще через несколько лет молчаливый американец Нейл Армстронг впервые начнет сходить по лесенке на Луну, весьма непочтительно повернувшись к ней спиной.
Ничего этого еще нет. Есть Париж конца восемнадцатого века, толпа зевак и падающий с башни смертник.
Думье повезло. Он, как принято выражаться, благополучно приземлился и, не веря своим глазам, ощупал себя. Да, чудо свершилось: странный крылатый балахон, сшитый из лоскутов профессором Дефонтажем, помог человеку спуститься с высоты и остаться в живых.
Изобретатель награждает храбреца деньгами, узнику даруют обещанную свободу. Но здесь следы Жана Думье теряются в истории так же бесследно, как и он сам в тот день, когда, шатаясь от пережитого потрясения, сжимая в кулаке кошелек с золотыми, он поспешил покинуть место своего подвига и скрыться в узких улочках старого Парижа…
(По материалам А. Козака)Русское турне Александра Дюма
В поселке Мартышкино, что в окрестностях Санкт-Петербурга, есть тихая и незаметная улица. Название ее, однако, звучит довольно странно для этих мест – улица Дюма. Какое отношение знаменитый французский романист может иметь к этому дачному поселку?
1858 год. Александр Дюма-отец находится в зените своей литературной славы. Весьма популярен он и в России, где его книги зачитываются до дыр, а многочисленные поклонники заваливают почтовый ящик мэтра сотнями писем. Почти в каждом из них – приглашение посетить Россию. Но французский писатель не торопится, слишком разные слухи ходят об этой загадочной стране. К тому же совсем недавно закончилась Крымская война, и штурм Севастополя французскими гренадерами вызывает самые различные ассоциации в обществе.
Но на одном из светских раутов в Париже писатель знакомится с графом Г.А. Кушелевым-Безбородко – петербургским аристократом, меценатом, не чуждым литературной богемы. Сблизило их также увлечение спиритизмом. Дюма не может отвергнуть приглашение нового русского друга и соглашается на далекое путешествие.
Романтик по натуре, Дюма был заинтригован, – ему собственными глазами предстояло увидеть Петербург, Москву, проплыть по всей Волге вниз до Астрахани и посетить Кавказ, где еще шли бои с мятежными горцами. Как показали дальнейшие события, Дюма не обманулся в своих ожиданиях. Впечатления романиста о поездке составили довольно объемный «Русский роман», кстати, совсем недавно переведенный на русский язык.
Александр Дюма-отец – знаменитый писатель и путешественник
Дюма прибыл в Россию морским путем, и первым городом, который он увидел, стал Кронштадт. Город на острове очень понравился писателю. Он был в восторге от его европейской планировки, свежего морского воздуха, молодцеватых русских моряков и по-военному четкой жизни города.
Затем романист переехал на пароходе в Петербург и поселился в загородном имении Г.А. Кушелева – Полюстрове. Роскошный особняк графа и огромный прилегающий парк поразили Дюма. Но еще больше его удивила безалаберная атмосфера, царившая в этом доме. Вращавшаяся вокруг Кушелева-Безбородко богемная публика превратила графский особняк в какое-то подобие караван-сарая. Здесь постоянно обитали начинащие поэты, художники, артисты, клоуны, гипнотизеры, медиумы…
