Татьяна Соболева - История шифровального дела в России
Императрица грамотой известила меклебургского герцога об аресте Фаллари. Однако Карл Леопольд решил отмежеваться от неудачливого посланника и в своем ответе Анне Иоанновне сообщил, что ничего общего с Фаллари не имеет и, напротив, «описав коварные замыслы сего аккредитованного им дипломата, назвал его злодеем и плутом, который старался у Папы обратить его в католическую веру», и даже просил императрицу, чтобы Фаллари был «предан по делам его наказанию».
Так оказался Фаллари в русской тюрьме, где провел много лет, а затем был сослан в Сибирь. Однако слухи о якобы надетой на него железной маске, что и вызвало интерес Нессельроде, документами не подтверждаются.
Добывали секретную информацию в то время и другими способами и путями. Нам, однако, важно отметить, что какой–либо системы в том не было, как не было и специального органа, который бы организовывал добычу и прочтение секретной переписки, в том числе и шифрованной.
«Черные кабинеты»
Среди специалистов бытует мнение, что, в отличие от стран Западной Европы, где служба перлюстрации — тайного вскрытия и копирования корреспонденции, в том числе и частной, существовала уже в XVII в., таковая в России была организована лишь в самом конце XVIII в. в период царствования императрицы Екатерины II[62]. Возможно, что эта неточность проникла в научные исследования из–за того, что еще в 1862 г. в «Чтениях Московского Общества истории и древностей Российских» были опубликованы записки личного секретаря Екатерины II Храповицкого, в которых он говорит об особом интересе императрицы к перлюстрации почты иностранных дипломатов. Кроме того, именно в царствование Екатерины II в 1796 г. в Петербурге, Москве и Одессе были созданы органы цензуры, а при них организованы «черные кабинеты», — т. е. служба перлюстрации. Подробно деятельность этой службы описал в своей работе в 1873 г. Брикнер. В частности, исследователь пишет: «Перлюстрацией называлось чтение чужих писем и депеш, нарушение тайны писем; ею заменялись отчасти газеты и телеграммы нынешнего времени, она была важным орудием при управлении делами, потому что при помощи ее правительство знало о положении дел и о настроении умов, сколько в провинции, сколько за границей, о расположении министров и государей европейских держав, о намерениях и действиях аккредитованных при русском дворе иностранных дипломатов»[63].
Действительно, в царствование Екатерины II служба перлюстрации работала активно, именно в этот период была учреждена цензура. Однако «черные кабинеты» появились в России значительно раньше, и притом на целых пятьдесят лет. Как следует из найденных нами архивных материалов, перлюстрация переписки иностранных дипломатов была организована в России в начале 40–х гг. XVIII в. — в эпоху царствования дочери Петра I императрицы Елизаветы Петровны. Учреждение службы перлюстрации в первую очередь связано с именем Алексея Петровича Бестужева–Рюмина( 1693—1766).
А. П. Бестужев–Рюмин. 40–е годы XVIII в.
Об этом выдающемся государственном деятеле России XVIII в., к сожалению, мало известно современному читателю. Между тем он относится к числу тех лиц, которые сыграли заметную роль в судьбе нашего Отечества. Родился А. П. Бестужев–Рюмин 22 мая 1693 г. В 1708 г. он был отправлен по приказу Петра I вместе с братом Михаилом за границу «для науки». В 1712 г. А. П. Бестужев становится дворянином посольства в Берлине, но год спустя поступает с разрешения Петра I на службу к Ганноверскому курфюрсту, впоследствии английскому королю Георгу I и в качестве его посланника приезжает в Петербург в 1714 г. В Англии Бестужев пробыл около четырех лет. В 1717 г. он возвращается на русскую службу, и в 1721 г. его назначают резидентом в Дании. Со вступлением на престол Анны Иоанновны Бестужева переводят резидентом в Гамбург, а через год он получает звание посланника в Нижнем Саксонском округе. В 1735 г. он был снова определен посланником в Данию, где оставался до 1740 г., когда был, наконец, вызван в Россию Бироном и 18 августа 1740 г. назначен кабинет–министром. Преданный Бирону, Бестужев принял деятельное участие в вопросе о назначении его регентом после смерти Анны Иоанновны. Вместе с Бироном он был арестован в ночь с 8 на 9 ноября 1740 г. и приговорен к четвертованию. Однако казнь его была заменена ссылкой в дальнюю деревню. В октябре 1741 г. Бестужев вновь был возвращен в Петербург и по вступлении на престол императрицы Елизаветы Петровны осыпан милостями. 12 декабря 1741 г. он был пожалован званием вице–канцлера, в марте 1742 г. назначен главным директором почт. 25 апреля 1742 г. вместе с отцом и братом А. П. Бестужев–Рюмин получил графское достоинство. Занимая при дворе все более влиятельное положение, он начинает активно проводить свою политику. Его система — это союз с Англией и Австрией против Франции и Пруссии. Французские дипломаты, аккредитованные в России, употребляли все старания к тому, чтобы свергнуть Бестужева, особую активность в этом вопросе проявлял французский посол маркиз Шетарди.
Как следует из найденных нами архивных материалов, перлюстрация переписки иностранных дипломатов была организована в России при деятельном участии А. П. Бестужева–Рюмина в начале 1742 г., т.е. как раз в тот период, когда он назначается главным директором почт.
Сохранились русские копии писем 1742 г.: от «голштинского в Швеции министра Пехлина к находя щемуся в Санкт–Петербурге обер–маршалу голштинскому Бриммеру», «голландского в Санкт–Петербурге резидента Шварца к Генеральным штатам, к графине Фагель в Гаагу, к пансионерному советнику фон дер Гейму и пр.», «австро–венгерского в Санкт–Петербурге резидента Гогенгольца к великому канцлеру графу Ульфельду и к графу Естергазию, а также секретаря его Бослера к маркизу Вотте», «английского в Санкт–Петербурге министра Вейча к милорду Картерсту в Ганновер и к герцогу Ньюкастльскому», а также копии некоторых других документов[64].
От разных лет царствования Елизаветы Петровны сохранились копии писем иностранных дипломатов, снятые в черных кабинетах», все они сшиты в толстые дела и снабжены переводом. На некоторых, в том числе самых ранних, таких копиях есть пометы: «Ея Императорское Величество слушать изволила». Таким образом, содержание перлюстрированной переписки иностранных дипломатов докладывалось императрице уже в 1742—1743 гг.
Документально известно, что по установленному порядку канцлер или вице–канцлер делали доклады Елизавете Петровне о положении государственных дел несколько раз в месяц. Доклады эти, как правило, содержали сведения по двум–трем десяткам наиболее важных вопросов. При докладах обязательно присутствовал секретарь (в тот период им был Иван Пуговишников), который вел подробный протокол докладов–совещаний. Затем этот протокол переписывался набело, скреплялся в обязательном порядке подписями канцлера или вице–канцлера и подшивался в дела. Сейчас эти фолианты являются бесценным историческим источником, содержащим сведения о том, чем жило государство, какую политику проводило правительство в том или ином вопросе, а, в конечном итоге, по реакции императрицы на эти вопросы (а запротоколировано все, о чем она «изволила рассуждать») мы можем более четко представить себе ее облик, государственный и человеческий.
Изученные нами тома этих протоколов свидетельствуют о том, что императрица Елизавета Петровна отнюдь не была такой уж «неподготовленной к роли правительницы огромного государства» и «ленивой», как утверждают, например, Н. Б. Голиков и Л. Г. Кислятин в своей статье, помещенной в трехтомнике «Очерки русской культуры XVIII века»[65]. Елизавета Петровна весьма активно участвовала в обсуждении буквально всех докладываемых вопросов и «рассуждала» по ним вполне самостоятельно и обоснованно. Это же относится и к вопросам, связанным с перлюстрацией и чтением дипломатической переписки, которые также обязательно регулярно докладывались императрице.
О том, как была организована и действовала служба перлюстрации, можно судить по сохранившейся обширной переписке А. П. Бестужева–Рюмина с Ф. Ашем, которого он назначил на должность почт–директора в Петербурге и кому непосредственно и поручил осуществление перлюстрации дипломатической корреспонденции.
Дело перлюстрации писем оказалось чрезвычайно сложным, требовавшим терпения, внимания и особых навыков, которые приобретались отнюдь не сразу. Конверты следовало вскрывать аккуратно, по возможности не нарушая их целостности. Дипломатическое письмо обычно помещали в конверт, который прошивали ниткой и опечатывали печатями. Так упакованное послание могло вкладываться еще в один конверт, также прошиваемый и опечатываемый.
Вот письмо Ф. Аша А. П. Бестужеву–Рюмину (одно из многих подобных), в котором он описывает трудности, с которыми встречались перлюстраторы:
