Гелен: шпион века - Кукридж Эдвард
Будет интересно сравнить этих двух людей — Гелена и Даллеса, чья тайная деятельность в эпоху холодной войны в значительной степени определяла мировую политику. В соответствии с общепринятым представлением о внешнем облике виртуоза шпионажа, Гелен всегда тяготел к анонимности, впоследствии ставшей его второй натурой. Он всегда был одинок, замкнут, избегал вступать с кем-либо в дружеские отношения, для него практически ничего не значило общественное признание.
Даллес, напротив, был человеком открытым, общительным, обаятельным. Для него представлялось очень важным то, какое впечатление он производит на окружающих. Его секретарям приходилось перелопачивать горы периодических изданий и книг в поисках даже самого краткого упоминания о нем, будь то хвала или хула.
Согласно психологическим характеристикам, Гелен был интровертом, а Даллес — экстравертом. Для Гелена любое позитивное действие предполагало его конечный результат, для достижения которого следовало сделать точные расчеты и разработать план.
Даллес всегда мечтал об освобождении народов Восточной Европы, полагая, что при поддержке извне они восстанут против своих поработителей. Ради этого он прилагал огромные усилия, направленные на создание в Германии своей собственной армии, воинов которой предполагалось сбрасывать с самолетов на территорию стран — сателлитов Советского Союза. Он обычно недооценивал мощь советской репрессивной машины, ярко проявившейся при жестоком подавлении восстания в Берлине в 1953 году и венгерского восстания 1956 года, а также в советском вторжении в Чехословакию в 1968 году. Поэтому Западу в конечном итоге приходилось в таких случаях сдавать свои позиции, иначе любые действия Даллеса могли превратить «холодную» войну в «горячую».
В отличие от Даллеса Гелен любую проблему изучал как ученый-теоретик. Его тайная война против Советского Союза и социалистических стран, и особенно ГДР, носила характер войны затяжной, осадной, направленной на полное истощение сил противника. Он собирал свой архив о Советской армии, СССР, его силовых структурах, экономических и людских ресурсах до тех пор, пока не сделал его уникальным кладезем бесценной информации. Когда же он приобрел реальную финансовую ценность, никто не мог полностью отказаться от подозрений, что подсознательным мотивом деятельности Гелена была напряженная работа академического ума над предметом его давней любви-ненависти, а не решимость нетерпеливого человека, постоянно жаждавшего активных действий.
Нет сомнений в том, что война, развязанная Гитлером против Советского Союза, заставила Гелена начать активные действия против этой страны, взяв в 1942 году под свое крыло «Русскую освободительную армию», а также установив контроль над диверсионными группами «фронткоммандо», действовавшими во вражеском тылу. При этом он вел себя точно в той же манере, которую Даллес так охотно поддерживал в мирное время. То, что Гелен предостерегал против поспешных действий, было вполне естественным: любой локальный вооруженный конфликт между Востоком и Западом с использованием обычного, неядерного, оружия первоначально произошел бы наверняка на немецкой земле. Как патриот Германии, он не желал, чтобы его народ, только недавно оправившийся от последствий войны, снова пострадал бы, а его страна снова лежала бы в развалинах и, возможно, навсегда исчезла бы с карты мира.
Гелен собрал целый архив на Советский Союз — его Красную Армию, его разведсеть, его экономический и человеческий потенциал — и в результате сосредоточил в своих руках бесценный материал. И хотя это его неоспоримая заслуга, тем не менее закрадывается подозрение, что движущим мотивом такого скрупулезного собирательства было скорее академическое любопытство, а не желание нанести сокрушительный удар по ненавистному противнику.
По всей видимости, война Гитлера против Советского Союза сыграла Гелену на руку. Создав в 1942 году «Русскую освободительную армию» и поставив себя во главе диверсионных сил, действовавших в тылу врага, Гелен действовал в полном соответствии с принципами, провозглашенными Даллесом уже в мирное время. Нет ничего удивительного в том, что Гелен предостерегал против поспешных действий: «любой локализированный конфликт между Востоком и Западом с использованием вооружении в первую очередь разразится на немецкой земле». II. как истинный патриот, Гелен не мог допустить, чтобы его соотечественникам, едва оправившимся после недавней катастрофы, вновь грозили поражение и гибель.
Москва неизменно клеймила его как «фашистского преступника», «реваншиста», «поджигателя войны». В официальных периодических изданиях Советского Союза и Восточной Германии Гелена постоянно обвиняли в том, что именно он срывает процесс разрядки между Востоком и Западом. Безусловно, в течение двух десятков лет он оказывал существенное влияние на политику и стратегию союзников, особенно американцев, по отношению к Советскому Союзу и коммунистическому блоку, но, как ни странно, он скорее выступал в роли миротворца, а не поджигателя войны. Как, например, в случае с берлинской блокадой 1948 года, когда город оказался отрезан от внешнего мера и был спасен лишь благодаря воздушному мосту союзников. Как в 1958 году, когда Хрущев грозил ввести войска в Западный Берлин, так затем и в августе 1961 года, после очередной угрозы агрессии в адрес Западного Берлина, в ответ на которую президент Кеннеди поспешил поставить на боевое дежурство самолеты Б-52 и Б-47, а также распорядился о частичной мобилизации резервистов сухопутных сил и морской пехоты США.
Во всех этих случаях Гелен слал в Вашингтон одно за другим предостережения, ссылаясь на имеющуюся у него информацию о том, что советские угрозы — пустой звук, что СССР лишь бряцает оружием, что за этим не последует никаких действий, а та передислокация войск, что имеет место в Восточной Германии, Польше и аннексированной Восточной Пруссии, — скорее попытка пустить пыль в глаза, а вовсе не серьезная угроза. Гелену удалось-таки убедить Вашингтон, а значит, и предотвратить действия, которые вполне могли бы обернуться катастрофой. Ситуация с Берлином была такова, что любой непродуманный шаг мог повлечь за собой крупный военный конфликт.
Гелен зарекомендовал себя мастером закулисных интриг и подрывных операций. Уже этого достаточно, чтобы называть его виртуозом шпионажа XX века, как несколько столетий ранее Турлоу, Уолсингема или Фуше. Подобно этим гигантам, он питал склонность к манипулированию видными политическими деятелями, оставаясь при этом в тени.
Он также продолжал традиции выдающихся немецких шпионов прошлого, имена которых мало что говорили немецкому народу. Так, об Августе Вильгельме Эйхеле, прослужившем Фридриху Великому целых двадцать семь лет, британский посол Хэнбери Вильямс писал, что это была воистину таинственная фигура и «можно провести при дворе целых двадцать семь лет, но даже не знать его в лицо». Тем не менее Эйхель ежедневно работал с императором по несколько часов, и тот к его советам неизменно прислушивался. Точно так же мало кто знал о существовании Вильгельма Штибера, главного шпиона Бисмарка. Но в 1866 году именно благодаря полученным им сведениям прусский король покорил Австрию всего за 45 дней, а в 1871 году нанес сокрушительное поражение якобы непобедимой армии Наполеона III. Полковник Вальтер Николаи, шеф кайзеровской «Службы донесений», в годы Первой мировой войны также проявил себя весьма загадочной фигурой; даже обстоятельства его смерти по-прежнему остаются невыясненными. По-прежнему немало белых пятен остается и в биографии руководителя абвера адмирала Канариса, которого некоторые историки считают человеком, предавшим Гитлера.
Возможно, Гелен намеренно подражал великим шпионам прошлого. Ему ужасно нравилось окружать себя аурой таинственности. Кроме того, можно обнаружить поразительное сходство между ним и молчаливым главой шпионской сети Кромвеля Джоном Турлоу, который верой и правдой служил Британии. Несмотря на свою былую преданность королю, Турлоу без колебаний перешел на службу республике, сделав головокружительную карьеру, и занимал одновременно несколько постов — Госсекретаря, военного министра, министра внутренних дел, главного почтмейстера и картографа, не говоря уже о его роли второго человека республики после Кромвеля. И тем не менее после Реставрации он без малейших угрызений совести предложил свои услуги генералу Монку, а затем и новому королю. Карл II отринул его, но Турлоу — один из немногих приспешников Кромвеля — все-таки избежал репрессий.
