Вячеслав Шишков - Торжество
Отречемся от старого ми-и-ра,
Отрясем его прах с наших ног... заливисто и страстно начал пастух, молодежь дружно подхватила, батюшка на ответственных местах покрывал всех своим басом и, поглаживая красный бантик, уповающе косился на начальство. Силантий слов не знал, он, потрясая знаменем, просто рявкал; девушки с бабами повизгивали; ревели кто во что горазд бородачи. Издали, должно-быть, выходило не так уж складно: три собачонки сразу морды вверх и по-озорному взвыли. - Тирнацинал! - скомандовал Силантий. - Семка, жарь на гармошке! Ребята, подхватывай! Семка ноздри в небо - растянул голосистую гармонь с сундук и свирепо грянул: "По Тверской-Ямской". Он мотива не знал, сразу смешал весь хор и как ни старался подладиться под голоса, пальцы все же воротили на свое. - Шапки долой, когда тирнацинал идет! - встряхнул знаменем, скомандовал Силантий и, ни к кому не подставая, заорал сам по себе:
Етот бу-удет последней страши-и-ительный бо-ой!.. Толпа шла весело и чинно, толковали друг с другом о своем, и лишь когда гул речи разрывался выкриком Силантия, покашивались на красные знамена. Мужики говорили о хуторах, о тягостных налогах, не худо бы совхозу по шее надавать, а земельку под себя, бабы - про кур, про масло - все в совет да в совет, провалиться бы ему, подай, старушонки, известно - про антихриста. С колокольни вдруг слетел и заплясал, закружился разухабистый трезвон. Путаная песня, гармошка, солнце, трезвон и говор. У ворот, на солнышке, древний старец с батогом. Истово старец закрестился, зашамкал: - Ишь ты, отец Сергий. От холеры, должно... деревню-т обходят... --------------- Пожалуйте, гость дорогой, товарищ, - и Силантию показалось вдруг, что на его обритой голове зашевелились волосы. "Вот, черти, не открыли". Он бросился срывать с портретов фартуки и тревожно посматривал на висевший в углу образ. Гость удивленно поднял брови и что-то промычал. - А видишь ли, дело-то какое, - Силантий сорвал тряпицу с портрета Луначарского. - Мы в тех смыслах, хе-хе-хе, что может вредно взирать нашему правительству. Тут, грешным делом, святые иконы были из храма. - Он подхехекивал, вилял голосом, потом сразу стал строг и кому-то крикнул, кивнув на образ: - Прикрой-ка Богородицу! Возле поставленных у портретов знамен открылся митинг. Перед началом был такой разговор: - Перво-на-перво, как следует выпить надо, потом уж митинговать, - сказал Силантий. - Чаю попьем после, - сказал наробраз. - У нас, извините, самогон, - сказал Силантий. В соседней комнате загремела посуда. Наробраз начал речь: - В то время, когда кругом закрываются, за отсутствием средств, школы, и народные учителя, босые и голодные, идут в куски, светлый почин села Дыркина горит, как костер во тьме. Он говорил отчетливо и горячо о том, что такое наука, грамота, преданность новым формам жизни. - Конечно, Советская власть учтет деятельность местных крестьян. Силантий самодовольно крякнул и подбоченился. Он сидел за столом и победоносно, как петух на цыплят, смотрел на мужиков. Мужики слушали внимательно, но когда запахло жареным и самогоном, всех слюна прошибла, тут уж не до митинга. - Да здравствует Советская власть, местные граждане-крестьяне и первый среди них энергичный товарищ Силантий Кузькин! - закончил оратор. Силантий гаркнул "урра" и сделал знак рукой, но его никто не поддержал, крестьяне терлись у стенки и, принюхиваясь к запаху, как охотничьи собаки, крались поодиночке в соседнюю комнату. Силантий сладко сплюнул и шепнул Аксену: - Иди-ка туда, досмотри. А то выжрут все. В это время кто-то крикнул: - Товарищи... Силантий поднял голову. Перед ним черный, длинноусый Федюков, раменский крестьянин - и как он, дьявол, затесался - стоит дубом среди сидящих, говорит: - Товарищи!.. Я, товарищи, очень енергично могу из'ясняться, но как здесь, товарищи, присутствует товарищ из городу, то я окончательно сбиваюсь. Тут сказывали вам и превозносили дырковцев, как культуру, и в том числе - Силантья Кузькина, то я енергично протестую. Эта вся их выдумка, товарищи, со школой одно мошенство. Чей это, товарищи, дом? Кулака, белогвардейца, который бежал. Значит, им, товарищи, ничего не стоит. А, между прочим, отсюда явствует: вот, мол, товарищи-правители, мы жертвуем школу, вы же закрепите за нами поповскую землю. Это ведется, товарищи, енергичная тайная дипломатия, потому как из-за поповской земли промежду нашими селами велось целое сраженье в периоде всего проистекшего лета. День работаем, а ночь - война, даже, товарищи, с ихней стороны пулемет был. Вот они какие дьяволы енергичные лесовики. Они белогвардейцы и промежду ними первый контр-революционер Силантий Кузькин, не взирая, что он енергично обрился. Я, товарищи, кончил. Кто-то выпалил из угла: - За бритого двух небритых дают, да и то... - Прошу с мест не возражать! - гневно бросил наробраз. Тогда поднялся, как колокольня, Силантий. Он плюнул в горсть и треснул по столу. Потом хотел схватиться за бороду, но бороды не оказалось. Еще раз ударил кулачищем в стол и крикнул: - Сволочь усастая!.. Обормот!.. Никто не брился... - Прошу без резкостей... Не выражаться! - оборвал наробраз. Силантий шумно задышал, вцепился в столешницу и, раскачиваясь, задвигал стол взад-вперед, руки его напряглись, плечи закруглились, словно он думал не головой, а мышцами, лоб собрался в тысячу морщин и череп покрылся потом: - Товарищи! - наконец выжал он из груди звук. - Не зря же я упреждал многосиятельного товарища из городу, мол, сначала надобно выпить по махонькой, потому как в тверезом виде я выражаться не признаю. Товарищи, я как есть радетель в пользу своего села, то есть Дыркина, то могу выдать ачистат. Он, этот самый усач Мишка Федюков, у бабки Агафьи курицу украл, Степке Петухову руку вывихнул в пьяном естестве, у дьячка раму стягом выхлестнул. А почему же после всего этого он член волисполкома? Да ему в морду надо дать в порядке дня, а не то, что сволочь... - Прошу запротоколить! - вскочил усач и запрыгал на месте. - В протокол! Я его, подлеца, белогвардейца еще не так обрею... - Брил твой дед, да и тот с килой помер! - крикнул Силантий. - Как ты, стерьва, можешь скандалы заводить, раз тут начальство?! Кто тебя звал на торжество чествовать меня? А?! Братцы, гони его в три шеи! Поднялся хохот, свист, усач и Силантий двинулись было друг на друга, но между ними встал народ, уговаривали, ругались, грозили, Гараська плакал: "Тятька, тятька!". Наробраз схватил портфель и трясся так, что с носу слетели очки. Бог знает, чем бы это кончилось, если б не находчивый священник: - Гражданин начальник и православные христиане! - гулким басом раскатился он, вскочив на стол. - Не омрачим торжества сего. Приступим в любви к трапезе и питию. --------------Угощалось человек пятнадцать. Остальных Силантий вытолкал вон и закрючил двери. На столе стояло пиво, бутылки с самогонкой, винигрет, грибы, селедки и два пирога с ворота ростом. Двухведерный самовар, как архиерей, стоял среди бутылок и пофыркивал паром, точно говорил: "фу ты, чорт, вот так торжество". Наробраз сел, но все стояли. С иконы сдернули завесу. - Батюшка, отец Сергий, помолиться надо, - робко предложил белый старичок и голова его затряслась. - Я, отцы, не могу, когда один голос, - ответил тот и мигнул в красный загривок наробраза. - Теперь надо большинством голосов. - Оксен, становь скорей на болтировку, - сказал Яшка-солдат. - Кто против? - крикнул Аксен. - Принято! - Батя, катай, - скомандовал Силантий. Все это произошло необычайно быстро: наробраз не успел протереть очков. "Отче наш" пропели стройно, крестились усердно. Батюшка размашисто благословил яства. - Отцы и братия! Среди нас идейный вождь. Выпьем за его драгоценнейшее здоровье. - Священник засучил рукава рясы и налил стакашки. - Собственно, самогонка преследуется законом, - сказал наробраз и выпил. - Обязательно преследуется, - проговорил Силантий и налил. - Почтите вниманьем. - Не часто ли будет? - спросил наробраз, выпил и закусил грибком. - Совсем даже не часто, - сказал Силантий, наполняя стакашки, - ежели оно часто, да-к часто и есть... Прилично. Кушайте во славу! - За процветание единой трудовой школы, ура! - крикнул наробраз, выпил и забодался: - бррр. Все закричали: ура, Силантий крикнул: - Слуша-а-й! - и, скосоротившись, дико запел:
Мы св-о-ой... ммы нно-вый миррр... - Христианство и социализм - едино, - доказывал отец Сергий, наполняя стакашки. - Все дело в тактике. Вы приемлете кровь, а мы... - А вы самогон? - засмеялся наробраз, выпил и поднял очки на лоб. - Мы приемлем духовный меч, - сказал священник и тоже выпил. - Взявшись за этот меч, - наробраз высоко поднял бутылку, - от меча и погибнет. Так, кажется? - и налил всем самогону. Пили, громко чавкали, сопели. Крестьяне тихомолком рассовывали по карманам куски пирога. Быстро все хмелели. Красноголовый, весь изрытый оспой, дядя горько рыдал и сморкался в картуз соседа: - Оксен, Оксен... Ах, до чего примечательно, - стонал он, перхая и повизгивая. Тут тебе начальство сидит, а тут, значит, я с своей харей на месте своего сиденья... Оксен, това-аришш... Силантий все норовил расчесать бороду и откинуть лохмы и всякий раз грозил Яшке солдату корявым пальцем. Говорили все вместе, бестолково и громко. - Товарищ наробраз! Товарищ! - тщетно взывал Силантий. - Эй, бабы, шевелись с пивом-то! - Пей, не жалей... Свое-жа... - Братцы, с начальством гуляем... Вот какой режим... - Товарищ наробраз. Давай нам хороших учителей, - приставал и опять хлюпнулся Силантий. - Енергичных, - подхватил Аксен. - Молчи, дурак! - Силантий перегнулся через стол, опрокинул пиво и ну взасос целовать гостя. - Милай... Товарищ шаробраз... Обрился я, значит, в честь правительства... Мила-ай... Себя не пощадил... Вот как тут, - он наотмашь высморкался и завсхлипывал: - Ты вникни, товарищ шаробраз... Народишко испохабился ой как... Эвой мой сопляк, парнишка: ты, говорит, тятька, от облезьяны превзошел. - Правильно, молодец парнишка, - сказал гость и брезгливо вытер обслюнявленные губы. - Конечно же от обезьяны... Силантий перестал дышать и, разинув рот, не спеша выпрямил спину. - Ага, вот как тут, - выдохнул он и вдруг швырнул криком, как камнями: Слышите, братцы, какие новые-то права?! Слышите? Мужик, мол, от облезьяны ощенился, а их, тилигентов, бог создал. Врешь, шаробраз! Врешь! Батюшка, отец Сергий, ваше высокоблагословение, ниспровергните его вниз тормашками... - По образу и подобию своему создал господь, - отчетливо пробасил священник. Да-с! - Слышал?! - Силантий подбоченился, выпятил живот и захохотал. - Ложь, ерунда, легенда, - вспыхнул гость, но тотчас же угас. - Послушай! Дядя Силантий, товарищ. Темный ты человек, - стараясь призвать к порядку обмякший свой язык, мямлил он. - Знай: человек произошел от обезьяны. Аксиома! Материалистический подход к истории... А не поповские бредни. Ведь это не поп, это ученый сказал, Дарвин, великий учитель... - Кто? Дарьин? - оскалил желтые клыки Силантий и дыхнул сивухой прямо гостю в нос. - Дурак твой Дарьин, сукин сын твой Марьин... Так ему енергично и ответь. Да и ты не умней его... - Что? Что?! - и гость бешено закрутил вилкой с обгрызком пирога. Священник отодвинулся и замер. В двух местах крикнули: - Слыхивали мы материческую-то историю и при царе! - Сами умеем! - К чорту таких учителей! - и Силантий порывисто двинул тарелку с грибами к наробразу. - Пивной бутылкой по темю их! Училище поганить! А?! Ребятишкам баловство внушать? А?! Да я лучше вот этими лапищами всю эту училищу по бревнышку разнесу... Мы в бога верим, в бога!.. - Что?! - подпрыгнул и сел наробраз. - Поповская закваска! Вашу темноту эксплоатируют, вас водят за нос... - Поперек его лба набухла жила и растеклась к вискам. - Бога нет! Обман. - Ах, нет? Значит, мужик от облезьяны превзошел? Отвечай! - Да! Да! Да! - А коли так, дак вот тебе. Ежели я облезьян... На!! - и Силантий, надувшись, сразу опрокинул весь стол вместе с самоваром. - Братцы! Православные! - сипло орал он, не взвидя света. - Получай, братцы, новые права... Мы теперича не люди, не человеки... Ха-ха. А раз мы облезьяны адиотские - устраивай скандал! Бей навылет окна!! --------------Подгулявший наробраз трясся в тарантасе и мотал головой, как дохлый гусь. На душе трусливо, больно и смешно. "Чорт знает... Этакая тьма. Вперед или назад идем? Абцуг... Что есть абцуг? ххыы... Смычка - дрянь. Могут донести... Вот так самогонка. Ударрно! Вне программы... А донесут, честное слово - донесут. Скандал!" Рядом скакал на кобыле Аксен, без шапки. Он держался за гриву и едва сидел: - Я, как будучи председатель, пожелал проводить ваши милости. Чего-с? Фамиль мой - Оксен Петров. Прошу зачи...зачислить во внимание. Легче, Павлуха, легче: тут пенышек! Наше начальство-то, сохрани господь, не опрокинь. На цепи сгною! В порядке дисциплины!.. Вот какой я справедливый человек. Чего-с? Известно мужик сви...свинья. Я его, этого самого стервеца Силантья, сей минут на цепь. Чего-с? Он завсегда мутит... А я тут... Но! Но! Тпру! Но-о... - он сполз коню под брюхо и кувырнулся в грязь.
