Константин Станюкович - В мутной воде
- Вы, видно, изучали этот вопрос! - тихо проговорил он, вставая, и прибавил: - Если вздумаете иметь с нами дело - пожалуйста...
Вслед за тем он уехал, а за ним стали разъезжаться и другие гости. Только в одной группе шел оживленный разговор. Плотный, плечистый, с большими выпученными глазами адмирал рассказывал о том, как недавно один молодой мичман просился у него на простои шлюпке взорвать турецкий монитор на Дунае.
- Воодушевление у моряков необыкновенное... - закончил он, - и турецкому флоту несдобровать...
- А что будут делать поповки?..
Адмирал сулил им большие дела и стал тут же доказывать, что если бы были у нас одни поповки, то было бы лучше.
Однако надо было уезжать. Адмирал не успел докончить лекции о круглых судах и, круто повернувшись, пошел прощаться.
Высокий худой господин со звездой, прощаясь с Борским, спросил:
- Говорили с генералом?
- Говорил... Кажется, он будет согласен...
- Это хорошо, а все-таки вам лучше съездить к Наталье Кириловне и с ней еще переговорить... Она... ну, да вы сами знаете... На днях побывайте у меня.
Скоро все гости разъехались. Остались одни Чепелевы.
Старик отец нежно глядел на Елену, держал ее за руку и тихо с нею разговаривал.
Чепелева у окна говорила с Борским.
- Каков дядя?! И на свадьбу не мог приехать... Это просто срам... Я у него была сегодня утром: говорит, болен и никого не принимает... Дать своей наследнице каких-нибудь пятьдесят тысяч... Я этого не ожидала.
- Он серьезно болен?..
- Однако выезжает и целые дни проводит у Бениславской... Это становится скандалезным... в его лета и с его болезнью!
- Я знал эту барыню. Это энергичная женщина... Вы, Александра Матвеевна, вместо того чтобы понапрасну бранить их, узнайте-ка завтра получше, как там дела... Дело может кончиться серьезнее, чем мы с вами думали...
- Не лишит же он Лену наследства. Ее-то он любит?
- Все это очень возможно. Но вы знаете старика, на него легко может повлиять такая женщина, как Бениславская. Она на все способна... Было бы очень полезно старика удалить от нее...
- Но ведь вы знаете, Basile, я пробовала... Чем же это кончилось?
- Надо умней попробовать. Вы тогда, maman, слишком увлеклись... Старику ведь недолго жить, говорят, а?..
Борский помолчал и спросил:
- А Леля грустна... Она сегодня плакала?
- Плакала, но все эти глупости пройдут... С вами она забудет свою детскую любовь! - отвечала она, кокетливо взглядывая на Борского. - Леля ведь еще так молода!..
- Вы думаете... забудет? - задумчиво проговорил Борский.
- Еще бы... Она такая мягкая... Вы только будьте нежней... Ну, да этому учить вас не к чему!..
Отец между тем прощался с дочерью.
Елена бросилась ему на шею и нервно зарыдала. Старик тихо плакал, прижимая к груди свою любимую "девочку".
- Ведь ты будешь счастлива? Да? Ведь будешь? - точно старался уверить себя старый генерал. - К чему же слезы? Ты не плачь!.. - шептал он, прижимая к себе ее голову.
- Буду... буду... папочка... Я так... Тебя жалко, а обо мне ты не беспокойся... Привыкну... - говорила она, утирая слезы. - Я к тебе буду часто приезжать. И ты не забывай свою девочку... слышишь?.. Приезжай ко мне чаще. Да смотри, папа, - краснея, шепнула она ему, - не забудь передать письмо Венецкому... Ты не беспокойся... я только прощаюсь с ним... Он ничего не знает... Скоро приедет, верно... Ты прими его...
- Не забуду... Приму... моя крошка!.. - отвечал старик и стал поспешно крестить Елену. - Твой муж добрый человек, Леля... Он любит тебя... И ты люби его...
- Смотрите же, Василий Александрович, - проговорил он как-то торжественно, обращаясь к Борскому, - берегите Лелю... Она!.. она...
Он что-то хотел сказать, но не договорил и тихо побрел из гостиной...
Мать обняла Елену, назвала ее счастливицей, сказала, что все ей завидуют, перекрестила ее и торжественно заметила:
- Ну, милое дитя, счастье у тебя в руках... Будь же счастлива.
Прощание вышло несколько холодное.
Молодые остались одни.
Елена опустилась в кресло и рассеянно перебирала платок. Слезы текли по ее лицу. Борский подошел к ней, тихо взял ее за руку и промолвил:
- Елена! Вы устали. Вам нужно отдохнуть...
Елена покорно поднялась с кресла.
- Елена! - тихо прошептал Борский, поднося ее руку к своим губам. Скажите, могу я рассчитывать, что вы меня со временем... полюбите?..
Она вздрогнула.
- Вы знаете... я... я... очень благодарна вам за все, что вы сделали для нас, и постараюсь быть хорошей женой...
Он тихо пожал ее маленькую руку и больше ни о чем не спрашивал, проводил ее из гостиной и сдал на руки горничной.
Уже был час ночи, а Борский не собирался спать. Он нервно ходил по роскошному кабинету, и мрачные мысли толпились в его голове. Он вспомнил прошлое, надежды юности, иных людей, иную обстановку. Он тогда был беден и никогда не рассчитывал быть богачом, а потом вдруг все изменилось... Он почувствовал какую-то страсть к наживе, точно игрок... Он был счастлив и скоро составил себе состояние. Удача шла за удачей, спекуляции удавались. Он был богат, а теперь?
Он усмехнулся. Все считали его миллионером, а между тем он был накануне полного разорения, и если бы ликвидировать дела, то остался бы громадный дефицит.
Но он снова надеялся... Один другого грандиознее планы зрели в его голове. Он мечтал о новых спекуляциях, рассчитывал будущие барыши... Если бы умер дядя и оставил Леле состояние, то каких бы чудес не наделал он с этими деньгами?.. У него в руках были бы миллионы.
Но он поправится... Война на носу, и умному человеку довольно дела. Еще кредит есть. Еще целый месяц впереди до срока огромных платежей, а в месяц чего не сделаешь? Быть может, дядя даст денег.
"Хоть пятьдесят тысяч и капля в море, но они все-таки помогут! подумал Борский. - Пока это последний шанс".
И он снова мечтал о новых спекуляциях и сердито отгонял всякую мысль о разорении...
- Все меня считают богачом и должны считать! - проговорил он.
Он вспомнил об Елене, и что-то тяжелое шевельнулось в нем. Любит ли он ее?.. Да, он ее любит, но он откровенно сознался, что он не женился бы, если бы не ожидаемое наследство. Он дал себе слово беречь ее... любить, и она будет счастлива.
Часы пробили два, Борский стал медленно раздеваться. Перед ним проносились картины его молодости, когда он был студентом и ходил пешком с Петербургской давать уроки и изучал философию...
- Как все это давно было! - проговорил Борский. Он окутался в атласный халат и вышел из кабинета.
Глава вторая
ЛОВКАЯ ЖЕНЩИНА
I
На часах пробило девять, когда в полутемный будуар роскошного бельэтажа на Гагаринской набережной вошла, неслышно ступая по пушистому ковру, пожилая горничная, одетая в безукоризненно белый чепец и такой же передник. Торопливо приблизившись к окнам, она отдернула занавески и подняла сторы.
Снопы света ворвались в окна и осветили ярким блеском солнца изящный женский будуар с мягкою изысканною мебелью, с цветами, картинами игривого содержания по стенам, обитым бледно-розовым кретоном, и множеством дорогих безделок.
- Варвара Николаевна! Извольте проснуться. Девять часов! - тихо проговорила горничная, приблизившись к алькову.
Не успела она договорить последних слов, как маленькие женские выхоленные руки развернули занавеску алькова и между складок бледно-розового кретона показалась красивая женская головка.
Темные chatin волосы обрамляли овал бледного, выразительного, серьезного лица с большими, глубоко сидящими, темными глазами сухого блеска, чуть-чучь приподнятым носом, тонкими, сжатыми в нитку губами и маленьким, заостренным книзу подбородком. Это лицо можно было бы назвать прелестным, если бы не сухой взгляд и какая-то едва заметная черточка около углов маленького рта, придававшая лицу неприятное, злое выражение. На вид ей было лет двадцать пять или шесть.
Она слегка прищурилась на свет и проговорила приятным, грудным контральтовым голосом:
- Я давно проснулась. Скорей, Параша, одеваться.
Варвара Николаевна быстро всунула босые ноги в крошечные, отороченные мехом туфли, накинула пеньюар на плечи и, вздрагивая плечами от охватившего ее тело свежего воздуха, скользнула в соседнюю комнату, где ожидала ее ванна.
Чрез полчаса она вернулась в спальную, и тут начался ее туалет. Этим делом она обыкновенно занималась особенно тщательно. Сидя перед зеркалом, она внимательно взглядывала на свое лицо, а Параша расчесывала ее чудные волосы.
В это время, осторожно ступая кошачьими шагами, вошла старая, некрасивая женщина с пронырливым, зорким взглядом маленьких воспаленных глаз. Она была вся в черном, в плисовой шапочке, из-под которой выбивались пряди седых волос.
Приблизившись к Варваре Николаевне, она перекрестила ее три раза, фамильярно чмокнула в губы и, усаживаясь на мягкую табуретку у ног ее, спросила:
- Ну как ты, моя королевна, спала?
- Скверно, Макридушка... Сна нет...