Сергей Капков - Короли комедии - Светлана Харитонова
- Нет, не в этом дело. Я вспоминаю, как мы поклонялись нашим педагогам, ходили за ними по пятам. Когда на первых трех курсах они обучали нас этой системе, мы считали, что уже становимся гениями. Для нас кроме Качалова, Кторова и Петкера больше актеров не существовало. Вот они Актеры! А все остальные в других театрах - ерунда.
А уже потом мы поняли, что ни черта не умеем. Когда я пришла в Театр-студию киноактера, с удивлением осознала: "Господи, сколько мне еще нужно учиться, учиться и учиться!"
- Насколько я знаю, мхатовские старики нежно и трепетно относились к ученикам, хотя ролей все равно не давали. Вы чувствовали их опеку?
- Ну, я бы сказала, что не все нас опекали. У Блинникова были любимчики. А вот Монюков возился со всеми. Он прививал нам дополнительную культуру - возил в Ленинград, мы гуляли по Павловску, Екатерининскому дворцу. Он рассказывал нам все, что знал, а знал он много. Но обучал нас только внешнему рисунку. Он не пытался найти в роли стержень, а диктовал: "Руку поднимите так, ногу так, голову поверните туда, сядьте сюда. Скажите с такой интонацией"... Я до сих пор помню, как мы репетировали отрывок из какой-то военной пьесы, где у меня была фраза: "А почему у тебя автомат?" И Виктор Карлович продемонстрировал, как надо ее произнести. Он подтирал нос, морщился, делал правильные паузы и т.д. И, надо сказать, отрывки с ним получались самые лучшие. Но это все в душе не откладывалось, не прочувствовалось, была лишь сплошная математическая выверенность.
- А почему вы не остались во МХАТе по окончании Школы-студии?
- Не взяли. Со всего нашего курса в театр зачислили троих - Леню Губанова, Мишу Зимина и Нину Гуляеву. А кроме них со мной учились Лева Дуров, Олег Анофриев, Леня Харитонов, Володя Коровин, Ира Соломонова племянница Зуевой. Остальные - менее известные, разъехались потом по другим городам.
- С Леонидом Харитоновым вы познакомились в студии?
- Да. Мы поженились на третьем курсе и прожили вместе два года. До замужества я была Сорокиной, а Харитоновой вот осталась на всю жизнь.
- У Леонида Владимировича не очень сложилась театральная судьба. В кино у него было работы намного больше и интереснее. Может, с его данными, его мягким голосом и скупыми актерскими манерами он был создан для экрана, а не для сцены?
- Я бы так не сказала. В училище он очень хорошо играл, и в дипломе тоже. Может, для театра у него и был чуть-чуть картонный голос, но есть и намного хуже голоса, так что это не беда. А так он и очень органичный, и очень обаятельный, мог бы великолепно играть Чичикова. Мне очень жаль, что он в театре был мало востребован. Поэтому, наверное, так рано и помер. Человек он был очень творческий. Помню, как дома работал над отрывками, повторял, разминал текст. Я от него по-настоящему заряжалась творческой энергией.
- А человек он был мягкий?
- Да, очень мягкий и приятный, очень добрый, располагающий к себе. Хотя почему-то на "Школе мужества" Бернес называл его "маленький Гитлер". Не знаю, может Ленька был с ним жестким, но я, во всяком случае, его таким не видела.
Мы оставались с ним всю жизнь в хороших отношениях. Не сказать чтобы дружили, но общались. А вообще... Мне было очень грустно, когда он сошелся с Джеммой Осмоловской на фильме "Улица полна неожиданностей". Очень обидно и тоскливо. Я страшно переживала. Но что ж делать!..
- А почему вы решили оставить фамилию мужа?
- Когда мы пришли в загс разводиться, меня спросили, какую фамилию оставлять. И тут Леня сам сказал: "Мою". В этот момент на мгновение мне даже стало приятно, ведь я его так любила...
- Окончив студию, вы полтора года проработали в Театре-студии киноактера. В те времена это был очень солидный театр с колоссальной и по численности, и по звездным именам труппой. Успели там что-нибудь сыграть?
- Эраст Гарин поставил там "Мандат" по пьесе Эрдмана и пригласил меня на главную роль - домработницы Настьки. Ему помогала, как всегда, жена Хеся Александровна Локшина. Репетировали мы очень интересно. Хеся Александровна видела в главной роли Маргариту Жарову, а Гарин хотел, чтобы играла я. И когда репетировала Локшина, она занималась с Маргаритой. Приходил Гарин и подзывал меня, Хеся Александровна ассистировала. Только он выходил, она начинала делать замечания: "Это ты не так делаешь, это не так и это не так. Надо вот так". Появлялся Эраст Павлович и начинал кричать: "Зачем? Я же тебе говорил наоборот!" И такие стычки у них были постоянно.
У Гарина были замечательные два слова, которые он всегда использовал на репетициях. Когда у актера что-то не
получалось, он бубнил: "Погниё-о-ом, погниё-о-ом..." Он откладывал эту сцену, и мы "гнили". А когда нужно было по роли к кому-то подойти, он не говорил "подойди", или "подбеги". Он гундосил: "Подсу-у-унься".
- Вы у него и в фильмах снимались?
- Да. Сначала он пригласил меня в смешную короткометражку "Фонтан", а потом я играла у него в картине "Веселые расплюевские дни". Он обычно в своих постановках и сам играл, а Хеся ассистировала и кормила всех пирожками.
Эраст Павлович вообще актёров любил, хорошо ко всем относился, очень творчески. И даже кричал беззлобно. Пыжился, краснел, но оставался весь в себе. Никто на него не обижался.
У нас с Гариным были замечательные сцены в "Мандате", очень смешные. Жаль, сейчас не вспомню эти диалоги. Мне приходилось все три часа разговаривать басом, и голос садился страшно. Один раз вообще связки посадила, и пару спектаклей пришлось отменять. А потом "Мандат" вовсе сняли. Пьеса-то была запрещенная, тексты - откровенно антисоветские. А публика валом валила, зал всегда был переполнен.
- А как вы попали в Театр сатиры?
- Театр киноактера неожиданно расформировали. Всех раскидали по киностудиям. Наш актер Вадик Софронов попросил меня подыграть ему на показе в Театре сатиры, но неожиданно меня взяли, а его - нет.
- И как вам работа в Сатире?
- Ну, как сказать... Если честно, у меня двойственное отношение к Сатире. Потому что я ждала большего. Не ролей - их у меня было достаточно, - но вот это направление "мейерхольдовское" меня не очень устраивало. Там все было очень ярко, празднично, очень эстрадно, а я привыкла к мхатовской "глубине".
Валентин Николаевич Плучек меня сразу в "Клопа" ввел, и сразу я поехала с театром на гастроли во Францию. Потом у меня была Грицацуева в "Двенадцати стульях",
Зося в "Золотом теленке", Пегги в спектакле "Над пропастью во ржи" с Мироновым.
Хорошо помню водевиль "Гурий Львович Синичкин". Менглет играл роль какого-то очередного "главначпупса", а я - его секретаршу. Маленький эпизодик. Я хотела сделать характерную старушку, этакую дряхлую службистку, а режиссер Тункель требовал обычную, вышколенную секретаршу. Но грымза-то интереснее! И у нас с ним на этой почве возник спор. Но я все же нацепила какой-то дурацкий парик, прилепила длинный нос, острый подбородок, надела длинную черную юбку, старые противные туфли с перемычкой, черные чулки. И даже горб из ваты приделала. Я вся согнулась и такой вышла на прогоне. И Тункель сдался, говорит: "Вот это то, что надо!"
- Вы как легендарный Тусузов из той же "Сатиры" - для эпизода столько сил и выдумки!
- А как же? И эпизод был очень смешной. Я входила в кабинет Менглета и говорила: "Вас ждет кубанский ансамбль".
- Какой кубанский ансамбль?
- Казанской филармонии.
- А что они поют?
- Кубинские песни.
- А кто у них художественный руководитель?
- Как кто? Кац!
И это здорово принималось, даже на аплодисменты.
- В Театре сатиры вы играли довольно много. А поклонники у вас были?
- Поклонники? Не знаю. Были девчонки, которые писали мне очень хорошие письма. Но они очень любили Миронова и почему-то эту любовь, это тепло переносили и на меня. Эти девочки ездили с нами на гастроли, приходили ко мне в гостиницу, говорили какие-то приятные слова, дарили цветы. Очень хорошие воспоминания о них. Да и сам Андрюша мне очень нравился.
- Миронов ко всем одинаково относился? Или у него были симпатии?
- Даже не могу сказать. Он настолько был весь в трудах, в творческой работе, что, скорее, к нему все относились с симпатией. Хотя, конечно, кто-то его и недолюбливал из-за славы, успеха. Его обожала Верочка Васильева, опекали старики - Менглет, Папанов, конечно Пельтцер.
Когда он только пришел, его сразу стали вводить в "Клопа", потому что мы собирались на гастроли. Его буквально впихнули в Присыпкина. И я помню наш пустой зал, вошла - смотрю: Андрюша самозабвенно репетирует, ничего не видит и не слышит, пробует и так, и так... Я тихонечко постояла - он никакого внимания. И пошла. Думаю: бедный, как же ему трудно! И в результате он очень хорошо сыграл, не хуже гениального Лепко.
- А почему вы ушли из Сатиры?
- Был такой спектакль "Женский монастырь". Там играли Миронов, Мишулин, Авшаров и Рунге. У них по сюжету были жены. Вот я одну из них и играла, в паре с Борей Рунге. Спектакль шел очень часто, на гастролях почти каждый день. Он так осточертел, что невозможно было даже о нем думать! Нельзя так протирать постановку. И этот "Женский монастырь" меня доконал.
