Марк Твен - Беглые заметки об одной праздной поездке
- Ты зачем вернулся? - говорит помощник.
- Вы, наверно, не заметили, там, наверху, нет лестницы.
Понимаете, у нас не было вантов над фор-марсом. Наши ребята как загрохочут, вы, думаю, никогда такого смеха не слыхали. Следующей ночью, а она была темной, дождливой, помощник капитана приказал этому парню подняться зачем-то на марс, так он, ей-ей, полез наверх с зонтиком и фонарем! Но ничего, раньше чем мы закончили плавание, он стал чертовски хорошим моряком, пришлось нам искать кого другого для насмешек. Много лет спустя, уж я его совсем забыл, пришлось мне как-то попасть в Бостон, был я тогда помощником капитана. Я слонялся по городу со вторым помощником, и мы забрели в "Ревере-хауз", авось, думаем, найдется для нас в этой большой харчевне по куску солонины, хотелось, что называется, перехватить на скорую руку. Рядом с нами сидели какие-то люди, один из них сказал: "Вон там новый губернатор Массачусетса, вот за тем столом, с дамами". Мы оба вылупили глаза, я и второй помощник, ведь ни один из нас никогда раньше не видел губернатора. Я все смотрел и смотрел на его лицо, и вдруг меня осенило! Но я и виду не показал.
- Помощник, - говорю, - я думаю пойти пожать ему руку.
- Хотел бы посмотреть. Том, как ты это сделаешь.
- А я все-таки пойду.
- Ну да, еще бы! Может, хочешь побиться об заклад. Том, что пойдешь?
- Что ж, готов поставить пять долларов.
- Ставь!
- Вот они, - говорю и выложил деньги.
Это его удивило. Но он тоже положил свою бумажку и говорит довольно язвительно:
- Может, Том, тебе лучше уж и пообедать с губернатором и его дамами?
- А что, если подумать, возьму и пообедаю.
- Ну, Том, ты дурак.
- Может быть, дурак, а может быть, и нет. А ты лучше скажи: хочешь поставить еще два с половиной доллара, что мне этого не сделать?
- Пусть будет пять.
- Идет, - говорю.
Я встаю, а он хихикает и хлопает рукой по ляжке, так уж ему весело. Я подхожу, опираюсь руками о стол и с минуту гляжу губернатору в лицо, потом спрашиваю: "Мистер Гарднер, вы меня узнаете?" Он смотрит на меня, я на него, а он все глядит и глядит. Потом вдруг как вскрикнет: "Том Боулинг, вот те на! Леди, это Том Боулинг, я вам о нем говорил, мы вместе на "Мэри-Энн" плавали" Встает, жмет мне руку, этак сердечно, - я тут успел оглянуться, мой помощник глаза выпучил, - а потом он, губернатор, говорит: "Усаживайся, Том, усаживайся! Я тебе не позволю сняться с якоря, пока не закусишь вместе со мной и дамами!" Я сажусь себе за стол, рядом с губернатором, озираюсь на помощника. Так вот, сэр, он пялит глаза, точно иллюминаторы, а рот разинул так широко, что хоть окорок в него суй - не заметит.
Когда старый капитан замолк, слушатели шумно одобрили его рассказ. Потом наступило минутное молчание, и тут один из пассажиров, бледный и печальный юноша, спросил:
- А вы раньше встречали губернатора?
Старый капитан внимательно посмотрел на него, затем встал и ушел, не ответив ни слова. Пассажиры один за другим украдкой бросали взгляд на бледного и печального юношу, но, ничего не поняв, оставили его в покое. Не без труда удалось наладить нарушенный ход говорильной машины. Но, наконец, завязался разговор о важном и ревностно хранимом приборе - судовом хронометре. Говорили о его исключительной точности и о том, что отклонение хронометра на ничтожное, казалось бы, мгновение от верного времени приводило иногда к крушениям и гибели. И вот тут-то мой спутник, Преподобный, воспользовался попутным ветром и, подняв паруса, пустился рассказывать нам свою историю. Это тоже была правдивая история, правдивая во всех деталях, - о крушении корабля капитана Ронсевиля. Вот что он нам рассказал.
Корабль капитана Ронсевиля потерпел крушение посредине Атлантики, погибла его жена с двумя маленькими детьми. Капитан Ронсевиль и еще семеро моряков спаслись, им удалось сохранить жизнь, но больше почти ничего. Восемь дней провели они на тесном, грубо сколоченном плоту. Ни воды, ни продовольствия у них не было, почти не было и одежды, только у одного капитана осталась куртка. Эта куртка все время переходила из рук в руки, погода стояла холодная. Когда кого-нибудь одолевал холод, на него надевали куртку и клали между двумя товарищами, чтобы те своими телами отогрели его и вернули к жизни. Среди моряков был один португалец, не знавший ни слова по-английски. Казалось, он забыл о своей беде, думал только о горе капитана, потерявшего жену и детей. Днем он выражал капитану немое сочувствие, глядя ему в лицо, а ночью, когда дождь хлестал несчастных, когда волны обдавали их брызгами, он в темноте подползал к капитану, поглаживал его по плечу.
Но вот, когда голод и жажда уверенно шли в наступление на силы и дух людей, они увидели вдалеке на волнах бочонок. Счастливая находка, думали они, в нем, конечно, найдется какая-то пища. Один смельчак поплыл к бочонку, после долгих и изнурительных усилий подогнал его к плоту. Бочонок поспешно открыли. В нем оказалась магнезия! На пятый день заметили болтающуюся на волнах луковицу. Матрос бросился в море и поймал ее. Он был смертельно голоден, но не притронулся к ней и передал ее капитану. История плаваний по морям показывает, что среди голодных, потерпевших крушение людей эгоизм редок, они обычно проявляют изумительную самоотверженность. Луковицу разделили на восемь равных частей и съели.
Наконец, на восьмой день они увидели вдалеке корабль. Они хотели поднять на весле куртку капитана Ронсевиля, чтобы дать сигнал. Они долго бились над этим, у них не было сил, они превратились в скелеты. В конце концов сигнал подняли, но он не помог. Корабль скрылся на горизонте, оставив за собой отчаяние. Скоро показался еще один корабль, он прошел совсем близко, все устремили на него загоревшиеся радостью глаза, готовясь встретить лодку, посланную для их спасения. Но и этот корабль проплыл мимо, и люди на плоту с безнадежной тоской смотрели друг на друга, ошеломленные, с посеревшими лицами. На исходе дня они опять увидели вдалеке корабль, но с острой болью убедились, что при его курсе он не пройдет близко от них. Остатки их жизненных сил почти иссякли; их губы и языки вздулись, потрескались, пересохли от восьмидневной жажды; их тела были изнурены голодом; и вот последний шанс на спасение неумолимо ускользает от них; их не будет в живых, когда на следующее утро взойдет солнце. Уже день или два они лишились голоса, не могли произнести ни слова, но сейчас капитан Ронсевиль прошептал: "Помолимся". Португалец похлопал его по плечу в знак одобрения. Все опустились на колени у весла, на котором развевалась, как сигнал, куртка капитана Ронсевиля, и склонили головы. Волны вздымались и падали; солнце - багровый, лишенный лучей диск - стояло низко над горизонтом на западе. Когда немного спустя они подняли головы, то закричали бы от радости, если бы могли, - паруса корабля висели складками и полоскались на ветру у мачт, корабль менял курс!
Все опустились на колени у весла, на котором развевалась,
как сигнал, куртка капитана Ронсевиля...
Наконец-то пришло спасение, оно пришло в самую последнюю минуту! Но нет, еще не спасение, а только надежда на близкое спасение. Багровый диск погрузился в море, тьма заволокла корабль. Но вот скоро донеслись ласкающие ухо звуки - скрип весел в уключинах. Все ближе, ближе, в тридцати шагах, но ничего не видно. Послышался голос: "Эй, где вы?" С плота не могли ответить, распухшие языки отказывались служить. Лодка кружилась и кружилась вокруг плота, вот она отошла - о ужас! - потом опять вернулась, люди на лодке бросили весла: они совсем рядом, наверно, прислушиваются. Опять голос: "Эй, где вы, морячки?" Капитан Ронсевиль едва слышно пролепетал: "Шепчите громче, ребята! Ну, все разом!" Восемь глоток захрипели: "Здесь!" Если их услышат - жизнь, если нет - смерть. Капитан Ронсевиль, когда очнулся на борту корабля, не мог вспомнить, что произошло после этой критической минуты. Заканчивая свой рассказ, Преподобный сказал:
- Лишь одно ничтожное мгновение плот был виден с корабля, только мгновение. И если бы это мимолетное мгновение ничего не принесло, судьба этих людей была бы решена. Настолько точно господь с первого дня сотворения мира предопределил все, что произойдет на земле. Когда солнце достигло в тот день кромки воды, капитан корабля сидел на палубе, читая молитвенник. Но вот он выронил его, наклонился поднять и случайно бросил взгляд на солнце. И как раз в этот момент далекий плот на один лишь миг показался на фоне багрового диска, весло с малюсеньким флагом резко обозначилось черной иглой на яркой поверхности. Но этот корабль, этот капитан и все, что свершилось в это мгновение, все это было предопределено на заре всех времен и должно было исполниться. Хронометр господа бога никогда не ошибается!
Наступило глубокое молчание, все задумались. Немного спустя тишину нарушил голос бледного и печального юноши.
- А что это такое, хронометр господа бога? - спросил он.
