Джек Лондон - Однодневная стоянка
- Какая здесь замечательная жизнь! - восторженно сказал врач, перестав на мгновение точить нож о печную трубу. - Мне нравится эта борьба за существование, стремление добиться всего своими руками, примитивность этой жизни, ее реальность.
- Да, температура здесь весьма реальная, - засмеялся Месснер.
- А вы знаете, сколько градусов? - спросил врач.
Месснер покачал головой.
- Ну, так я вам скажу. Семьдесят четыре ниже нуля на спиртовом термометре, который у меня в нартах.
- То есть сто шесть ниже точки замерзания. Холодновато для путешествия, а?
- Форменное самоубийство, - изрек доктор. - Человек затрачивает массу энергии. Он тяжело дышит, мороз проникает ему прямо в легкие и отмораживает края ткани. Человек начинает кашлять резким, сухим кашлем, отхаркивая мертвую ткань, и следующей весной умирает от воспаления легких, недоумевая, откуда оно взялось. Я пробуду в этой хижине неделю, если только температура не поднимется по крайней мере до пятидесяти ниже нуля.
- Посмотри-ка, Тэсс, - сказал он через минуту. - По-моему, кофе уже вскипел.
Услышав имя женщины, Джон Месснер насторожился. Он метнул на нее быстрый взгляд, и по лицу его пробежала тень - призрак какой-то давно похороненной и внезапно воскресшей горести. Но через мгновение он усилием воли отогнал этот призрак. Лицо его стало по-прежнему невозмутимо, но он настороженно приглядывался к женщине, досадуя на слабый свет, мешавший ее рассмотреть.
Ее первым бессознательным движением было снять кофейник с огня. Лишь после этого она взглянула на Месснера. Но он уже овладел собой. Он спокойно сидел на койке и с безразличным видом рассматривал свои мокасины. Но когда она снова принялась за стряпню, Месснер опять быстро посмотрел на нее, а она, обернувшись, так же быстро перехватила его взгляд. Месснер тотчас перевел глаза на врача, и на его губах промелькнула усмешка - знак того, что он оценил хитрость женщины.
Она зажгла свечу, достав ее из ящика с припасами. Месснеру достаточно было одного взгляда на ее ярко освещенное лицо. В этой маленькой хижине женщине понадобилось сделать всего несколько шагов, чтобы очутиться рядом с Месснером. Она намеренно поднесла свечу поближе к его лицу и уставилась на него расширенными от страха глазами. Она узнала его. Месснер спокойно улыбнулся ей.
- Что ты там ищешь, Тэсс? - спросил ее спутник.
- Шпильки, - ответила она и, отойдя от Месснера, начала шарить в вещевом мешке на койке.
Они устроили себе стол из своего ящика и уселись на ящик Месснера лицом к нему. А он, отдыхая, растянулся на койке, подложив руку под голову, и смотрел на них. В этой тесной хижине казалось, что все трое сидят за одним столом.
- Вы из какого города? - спросил Месснер.
- Из Сан-Франциско, - отвечал врач. - Но я здесь уже два года.
- Я сам из Калифорнии, - объявил Месснер.
Женщина умоляюще вскинула на него глаза, но он улыбнулся и продолжал:
- Из Беркли...
Врач сразу заинтересовался.
- Из Калифорнийского университета? - спросил он.
- Да, выпуска восемьдесят шестого года.
- А я думал, вы профессор. У вас такой вид.
- Очень жаль, - улыбнулся ему Месснер. - Я бы предпочел, чтобы меня принимали за старателя или погонщика собак.
- Он также не похож на профессора, как ты на доктора, - вставила женщина.
- Благодарю вас, - сказал Месснер. Потом обратился к ее спутнику: Кстати, доктор, разрешите узнать, как ваша фамилия?
- Хейторн. Но вам придется поверить мне на слово. Я забросил визитные карточки вместе с цивилизацией.
- А это, конечно, миссис Хейторн... - Месснер с улыбкой поклонился.
Она бросила на него взгляд, в котором гнева было больше, чем мольбы.
Хейторн собирался, в свою очередь, спросить его фамилию, он уже открыл рот, но Месснер опередил его:
- Вы, доктор, верно, сможете удовлетворить мое любопытство. Два-три года назад в профессорских кругах разыгралась скандальная история. Жена одного из профессоров сбежала... прошу прощения, миссис Хейторн... с каким-то, кажется, врачом из Сан-Франциско, не могу припомнить его фамилии. Вы не слыхали об этом?
Хейторн кивнул.
- Эта история в свое время наделала немало шума. Его звали Уомбл. Грехэм Уомбл. Врач с великолепной практикой. Я немного знал его.
- Так вот, мне любопытно, что с ним сталось? Может быть, вы знаете? Они исчезли бесследно.
- Да, он ловко замел следы. - Хейторн откашлялся. - Ходили слухи, будто они отправились на торговой шхуне в южные моря и, кажется, погибли там во время тайфуна.
- Ничего об этом не слышал, - сказал Месснер. - А вы помните эту историю, миссис Хейторн?
- Прекрасно помню, - отвечала женщина, и спокойствие ее голоса являло разительный контраст гневу, вспыхнувшему в ее глазах. Она отвернулась, пряча лицо от Хейторна.
Врач опять хотел было спросить Месснера, как его зовут, но тот продолжал:
- Этот доктор Уомбл... говорят, он был очень красив и пользовался... э-э... большим успехом у женщин.
- Может быть, но эта история его доконала, - пробормотал Хейторн.
- А жена была настоящая мегера. Так по крайней мере я слышал. В Беркли считали, что она создала своему мужу... гм... совсем не райскую жизнь.
- Первый раз слышу, - ответил Хейторн. - В Сан-Франциско говорили как раз обратное.
- Жена-мученица, не так ли? Распятая на кресте супружеской жизни?
Хейторн кивнул. Серые глаза Месснера не выражали ничего, кроме легкого любопытства.
- Этого следовало ожидать - две стороны медали. Живя в Беркли, я, конечно знал только одну сторону. Эта женщина, кажется, часто бывала в Сан-Франциско.
- Налей мне, пожалуйста, кофе, - сказал Хейторн.
Наполняя его кружку, женщина непринужденно рассмеялась.
- Вы сплетничаете, как настоящие кумушки, - упрекнула она мужчин.
- А это очень интересно, - улыбнулся ей Месснер и снова обратился к врачу: - Муж, по-видимому, пользовался не очень-то завидной репутацией в Сан-Франциско.
- Напротив, его считали высоко моральной личностью, - вырвалось у Хейторна с излишним жаром. - Педант, сухарь без капли горячей крови.
- Вы его знали?
- Никогда в жизни не видел. Я не вращался в универститетских кругах.
- Опять только одна сторона медали, - сказал Месснер, как бы беспристрастно обсуждая дело со всех сторон. - Правда, он был не бог весть как хорош, - я говорю про внешность, - но и не так уж плох. Увлекался спортом вместе со студентами. И вообще был не без способностей. Написал святочную пьесу, которая имела большой успех. Я слышал, что его хотели назначить деканом английского отделения, да тут как раз все это стряслось, он подал в отставку и уехал куда-то. По-видимому, эта история погубила его карьеру. Во всяком случае, в наших кругах считали, что после такого удара ему не оправиться. Он, кажется, очень любил свою жену.
Хейторн допил кофе и, пробурчав что-то безразличным тоном, закурил трубку.
- Счастье, что у них не было детей, - продолжал Месснер.
Но Хейторн, посмотрев на печку, надел шапку и рукавицы.
- Пойду за дровами, - сказал он. - А потом сниму мокасины и устроюсь поудобнее.
Дверь за ним захлопнулась. Воцарилось долгое молчание. Месснер, не меняя позы, лежал на койке. Женщина сидела на ящике напротив его.
- Что вы намерены делать? - спросила она резко.
Месснер лениво взглянул на нее.
- А что, по-вашему, должен я делать? Надеюсь, не разыгрывать драму? Я, знаете ли, устал с дороги, а койка очень удобная.
Женщина в немой ярости прикусила губу.
- Но... - горячо начала она и замолчала, стиснув руки.
- Надеюсь, вы не хотите, чтобы я убил мистера... э-э... Хейторна? сказал он кротко, почти умоляюще. - Это было бы очень печально... и, уверяю вас, совсем не нужно.
- Но вы должны что-то сделать! - вскричала она.
- Напротив, я, вероятнее всего, ничего не сделаю.
- Вы останетесь здесь?
Он кивнул.
Женщина с отчаянием оглядела хижину и постель, приготовленную на другой койке.
- Скоро ночь. Вам нельзя здесь оставаться. Нельзя! Понимаете, это просто невозможно!
- Нет, можно. Позвольте вам напомнить, что я первый нашел эту хижину, и вы оба - мои гости.
Снова ее глаза обежали комнату, и в них отразился ужас, когда они скользнули по второй койке.
- Тогда уйдем мы, - объявила она решительно.
- Это невозможно. Вы кашляете тем самым сухим, резким кашлем, который так хорошо описал мистер... э-э... Хейторн. Легкие у вас уже слегка простужены. А ведь он врач и понимает это. Он не позволит вам уйти.
- Но что же тогда вы будете делать? - опять спросила она напряженно спокойным голосом, предвещавшим бурю.
Месснер постарался изобразить на своем лице максимум сочувствия и долготерпения и взглянул на нее почти отечески.
- Дорогая Тереза, я уже вам сказал, что не знаю. Я еще не думал об этом.
- Боже мой, вы меня с ума сведете! - она вскочила с ящика, ломая руки в бессильной ярости. - Раньше вы никогда таким не были.
- Да, я был воплощенная мягкость и кротость, - согласился он. Очевидно, поэтому вы меня и бросили?
