Максим Зарезин - В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории
Смута — это всегда горькое похмелье. Хаос, воцарившийся на русской земле, принес ей куда больше горя и страданий, чем голод и нестроения времен Годунова. Рассказывая о переходе годуновской армии под знамена самозванца Григория Отрепьева, современник этих событий голландец Элиас Геркман философски замечает: «Здесь с русским войском случилось то же, что обыкновенно бывает с простым народом, который постоянно, по самой природе своей, желает перемен и, будучи увлекаем жаждою новизны, избирает новое, но оно редко бывает хорошо». Заметьте, что Геркман, говоря о русских, характеризует человеческую природу вообще. Он повторяет избитую истину — уже в те времена она слыла таковой, не утратив злободневность по сию пору.
Апофеоз Смуты наступил поздней осенью 1610-го, когда исчезла, растворилась центральная государственная власть — в Москве верховодили польские гетманы и русские предатели, не осталось ни русского войска, ни национального административного аппарата. Но с этого момента начинается выздоровление. Не на кого надеяться. Не к кому взывать. Некому мешать. Если хотите, вот вам одна из главных заповедей Смуты: чем глубже кризис, тем меньше российская власть способна его преодолеть, и так до той последней точки, до самого краешка пропасти, пока она не уйдет в сторону, уступая место народу, протрезвевшему и прозревшему. Так в истории государства Российского случилось однажды. Но кто уверен в том, что это не повторится…
Прежде на Руси основная масса населения не вовлекалась во внутренние междоусобицы, во время которых государственное здание испытывали на прочность исключительно члены правящей фамилии. В первой половине XV века даже приключилось подобие гражданской войны между великим князем Василием II Темным и его беспокойными родичами. Впрочем, это было именно подобие войны, так как, несмотря на затяжной характер конфликта, который длился более четверти века, основная масса населения оставалась безучастной к политическим распрям. Следующему правителю Руси Иоанну III во время Ахматова нашествия 1480 года пытались угрожать военной силой его родные братья, однако внешних и внутренних врагов удалось без особых усилий усмирить. Происходившие в последующие годы династические споры о будущем наследнике великого князя, несмотря на остроту, не вышли за пределы дворцовых покоев. Нестроения времен малолетства Иоанна Грозного, связанные с борьбой различных боярских группировок, завершились естественным образом, после того как царь повзрослел и взял бразды правления в свои руки.
На Руси не существовало оппозиции самодержавию — ни в верхах, ни в низах. Оппозицию эту породил Иоанан Грозный — сначала в своем воспаленном воображении, угадывая повсюду коварных врагов, а затем и наяву, создав опричное войско для войны с собственным народом. Опричнина, просуществовавшая несколько лет, оставила глубокий след в сердцах русских людей, которым слишком наглядно продемонстрировали, как можно благополучно наживаться, получать чины и награды, обирая и убивая единоверных. Оказалось, что преступления остаются безнаказанными и даже поощряются в особых обстоятельствах. При Грозном этим обстоятельством стала царская воля, в Смуту — хаос и безвластие или, точнее, многовластие. Обе крайности сходятся — произвол тирана и разгул анархии есть беззаконие, то есть нарушение привычного порядка, попрание справедливости, забвение Божьих заповедей и обычаев предков. Бытовавшее тогда слово «беззаконник», которое обозначало мятежника, ниспровергателя основ, одинаково подходит и для опричных карателей, и для споспешников многочисленных самозванцев.
Смутотворцы начала XVII столетия стремились в первую очередь укоренить столь благоприятное для них безначалие. Опричники ревностно исполняли приказы самодержца, но укрепляли ли они тем самодержавие? Опричнина нанесла разящий удар по государству, как его понимали русские люди, и как его формулировал Василий Ключевский — «богоучрежденныйцерковно-народный союз для достижения целей общего блага, духовного и материального». Однако и власть слабела: враждебная народу, обреченная на одиночество, она становится слишком зависимой от верных слуг. Эту грозу, очевидно, почувствовал царь Иван Васильевич, который сначала принялся уничтожать своих подручных, а потом и вовсе упразднил опричнину. Но осталось развращенное поколение, поселился в некрепких Душах соблазн безнаказанного грабежа. Иные стали воспринимать беззаконие как самый прямой путь к обладанию прелестями мира сего. И тогда правительство, которое обычно стоит на страже порядка и традиций (исключение — Грозный), становится естественным противником беззаконника. Стоит государству ослабнуть, смутотворцы поднимают голову, стремятся опрокинуть сложившийся государственный строй.
Грозный породил не только сокрушителей порядка, но и собственно самозванчество. Царь Иоанн Васильевич — великий пересмешник и пародист, всю жизнь охотно примерявший маски и личины, в 1575 году придумал самую нашумевшую свою пародию — на время оставил престол и нарек царем татарского князька Симеона Бекбулатовича. Невсамделишный государь обладал всеми атрибутами державной власти, и его «подданный» Грозный подавал челобитные, строго соблюдая правила эпистолярного этикета, принятого при обращении к монарху: «Государю великому князю Семиону Бекбулатовичу всеа Русии Иванец Васильев со своими детишками… челом бьют, чтоб еси, государь, милость показал…» Если Симеон оказался самозванцем поневоле, то Грозный не без удовольствия играл роль холопа Иванца Васильева, видимо не понимая, сколь соблазнительный пример он подает русским людям своим экстравагантным поведением. Царь, по выражению современника, «играл Божьими людьми». Наступит время, и Божьи люди станут играть в царя.
Чтобы победить Смуту от русского человека начала XVII века требовалось преодолеть апатию, равнодушие, разобщенность, протрезветь, заново научиться различать и оценивать по достоинству добро и зло, истинное и ложное, главное и второстепенное, различать друзей и недругов. Это было тем более непросто, что недруги в ту пору объявились доселе невиданные — не диковинные племена, не пришедшие издалека супостаты, а единородные, единоверные люди, которые оказались страшнее самых лютых врагов. «Беззаконники», выступая под знаменами различных самозванцев против правительства Шуйского, беспощадно грабили, мучили и убивали соотечественников — служилых людей, посадских, крестьян, монахов и священников.
В Смуту антигосударственные, антироссийские силы впервые вышли на политическую сцену, и не просто проявили себя, но и стали играть одну из ведущих ролей в общественной жизни нашего Отечества. И тогда и в дальнейшем от активности этих сил, их способности сформулировать соблазнительные идеи, увлечь за собой толпу зависит, как будут развиваться события, обретет ли социально-политический кризис, от которого не застраховано ни одно государство, разрушительную силу национальной катастрофы.
Откуда появились смутотворцы на Руси и чем они роднятся с их многочисленными и многоликими преемниками в последующие эпохи, в чем секрет их ненависти к собственному народу. Ответы на эти вопросы и составляют для нас главный урок Смуты. Если, конечно, само понятие «уроки истории» имеет право на существование, поскольку уроки эти либо не выучиваются, либо забываются в тот момент, когда о них самое время вспомнить.
Глава первая
Рубикон Григория Отрепьева
Проклиная царство Годунова,
В городах без хлеба и без крова
Мерзли у набитых закромов.
И разъялась земная утроба,
И на зов стенящих голосов
Вышел я — замученный — из гроба.
Идентификация царевича
В октябре 1604 года русско-литовский рубеж пересек вооруженный отряд польских шляхтичей и донских казаков во главе с человеком, именовавшим себя царевичем Димитрием. Сын Иоанна Грозного и Марии Нагой якобы в 1591 году избежал смерти в Угличе, куда был определен на жительство правительством царя Федора Иоанновича, и теперь намеревался завоевать престол российских государей. Кто же был тот смельчак, который вступил в пределы Московского государства, чтобы бросить вызов царю Борису Годунову. Очевидец Смуты голландец Исаак Масса сообщал, что Самозванец — монах Чудова монастыря, который бежал в Речь Посполитую, а затем возвратился в Россию с польским посольством Льва Сапеги, выведывая всевозможные московские тайны{1}. Масса как бы совместил официальную версию московского правительства, гласившую, что названный царевич — беглый инок Чудова монастыря Григорий Отрепьев, с представлением о том, что Самозванца целенаправленно готовили официальные власти Речи Посполитой. Однако Масса не укладывается во временные рамки: когда в октябре 1600 года посольство Сапеги прибыло в Москву, реальный Григорий Отрепьев в это время жил в России и пределов отечества доселе не покидал.
