Мариан Белицкий - Шумеры. Забытый мир
Предположения первых европейских путешественников не всегда были правдоподобны, но всегда увлекательны. Они будоражили и пробуждали надежду найти Ниневию – город, о котором пророк Наум сказал: «Разорена Ниневия! Кто пожалеет о ней?» (Наум III, 7).
Ниневия, в 612 г. до н. э. разрушенная и преданная огню победоносными мидийскими войсками, разгромившими в кровавых сражениях ненавистных ассирийских царей, Ниневия, проклятая и забытая последующими поколениями и властителями, стала для европейцев воплощением легенды. Совсем по-иному обстояло дело в арабских странах. В Персии еще жива была традиция сохранять память о давних временах, а арабские географы, такие, как Абу аль-Фида, Ибн Хаукал или Якут аль-Мустасими, в своих трудах указывали местоположение древних месопотамских городов. Как жаль, что Европа не знала работ этих арабских ученых! И все же по крайней мере четверо европейских путешественников того периода утверждали, что развалины Ниневии находятся… вблизи Мосула! Я имею в виду Энтони Шерли (1599), Джона Картраита (1601), Пьетро делла Валле (1616-1625) и Ж. Б. Тавернье (1644). Правда, ни у одного из них не было четкого представления о том, под каким из многочисленных холмов в окрестностях Мосула погребены остатки этого города. Предположив, что один из холмов скрывает Ниневию, Картрайт довольно точно определил размеры столицы ассирийских царей. Позднее Тавернье утверждал, что Ниневия находится под холмом Наби Юнус, а еще через сто лет другой французский путешественник «перенес» город на западный берег
Тигра, в верхнее его течение… Лишь в 1766 г. датский ученый и путешественник Карстен Нибур, остановившись в Мосуле по пути из Бомбея, предпринял энергичные поиски, в результате которых наконец было найдено правильное местонахождение Ниневии – под холмами напротив Мосу-ла, на противоположном берегу реки. Однако пройдет еще 80 лет, прежде чем Поль Эмиль Ботта и Лэйярд собственными глазами увидят разыскиваемую в течение многих столетий древнюю Ниневию.
К сожалению, рамки нашего повествования, ограниченного по объему, не позволяют подробно описать все открытия, сделанные в Месопотамии, и приключения ее первооткрывателей. Мы рассказали довольно подробно о самом раннем периоде поисков – в особенности поисков Ниневии – только потому, что они, хотя и не ставили перед собой такой цели, более всего способствовали открытию Шумера, точнее говоря, искали следы Ассирии и Вавилона, т. е. материальные свидетельства достаточно глубокого, но известного прошлого. Никто из названных путешественников даже не предполагал, что история Месопотамии уходит корнями в столь далекие времена, о которых пойдет речь в этой книге. Не думал об этом и неаполитанский купец Пьетро делла Валле. Отправляясь в 1616 г. в путешествие на Восток, он надеялся лишь заглушить муки любви (родители невесты выдали ее замуж за другого). Во время своих многолетних скитаний, которые делла Валле описал в письмах к родным и друзьям, составивших вместе с заключительным отчетом трехтомное «Описание путешествий…» (опубликовано в 1660- 1663 гг.), он исходил вдоль и поперек земли тогдашней Персии. Мы обязаны ему сведениями об остатках древнейших городов, в частности руин Вавилона и Персеполя. Этот путешественник интересует нас по двум причинам: в письме, датированном 5 августа 1625 г., он рассказывает о своем пребывании на холме Мукайяр, где он нашел кирпичи, покрытые какими-то удивительными знаками. Аналогичные знаки делла Валле уже видел в руинах Персеполя. Может быть, это фрагменты орнамента? Или, как утверждают арабы, это следы когтей сатаны и демонов? А что, если это странная, доселе неизвестная письменность? Валле настаивает на том, что это письмена. Ведь четыре года назад в письме о посещении развалин Персеполя он воспроизвел пять знаков, которые, по его мнению, обозначают какие-то понятия. При этом с достойной удивления проницательностью делла Валле заявляет, что их следует читать… слева направо! Такого рода «картинки» он видел несколько раньше на кирпичах в руинах Вавилона. Валле подробно описывает Мукайярскую находку. Ему показалось, что кирпичи были высушены на солнце. Это удивило его, и он, дабы убедиться, что не ошибается, принялся копать в разных местах. В результате Валле обнаружил, что основание постройки было сложено из кирпичей, обожженных в печах, но по величине не отличавшихся от высушенных на солнце.
Запомним имя этого итальянца – Пьетро делла Валле. Ведь это он первый из европейцев воткнул лопату в песок, скрывавший руины самого древнего шумерского города – Ура (Мукайяра). Это он, купец, бродяга и авантюрист, впервые доставил ученым клинообразные письмена, тем самым положив начало двухсотлетней истории их прочтения.
ЗАТРУДНЕНИЯ СО СТРАННЫМИ ЗНАКАМИ
Вторым путешественником, который, подобно делла Валле, сам того не сознавая, наткнулся на следы шумеров, был упомянутый уже датчанин Карстен Нибур. Организовав и возглавив по приказу датского короля так называемую «Арабскую экспедицию», Нибур 7 января 1761 г. выехал из Копенгагена. Среди задач, которые ставила перед собой экспедиция, следует назвать две: сбор памятников древности и поиски Вавилона. Кроме того, Нибур мечтал собрать и изучить как можно больше клинописных текстов, загадка которых волновала лингвистов и историков того времени. Судьба датской экспедиции оказалась трагической: все ее участники погибли. Остался в живых лишь Нибур. Преодолевая болезни, не страшась трудностей, он продолжил полное опасностей путешествие по пустыне. Его «Описание путешествий в Аравию и соседние страны», изданное в 1778 г., стало чем-то вроде энциклопедии знаний о Месопотамии. Ею зачитывались не только любители экзотики, но и ученые. Наряду с добросовестным и подробным отчетом о том, что нашел и увидел в тех краях ее автор, книга содержит множество необычайно ценных сведений о памятниках прошлого. Не будем распространяться о деталях, оставим в стороне описания и рассуждения о Ниневии, Вавилоне и Вавилонской башне, отметим главное: именно Нибуру современная наука обязана весьма скрупулезно и тщательно выполненными копиями персепольских надписей. Поддержав точку зрения Пьетро делла Валле, а также гипотезы ряда других ученых, Нибур был твердо убежден, что настоящие письмена следует читать слева направо. Он первым определил, что надписи, состоящие из трех отчетливо разграниченных колонок, представляют собой три рода клинописи. Он назвал их I, II и III классами. Хотя прочесть надписи Нибуру не удалось, его рассуждения оказались необычайно ценными и в основном правильными. Он, например, утверждал, что I класс представляет собой староперсидскую письменность, состоящую из 42 знаков. Тому же Нибуру мы должны быть благодарны за гипотезу, что каждый из классов письмен представляет иной язык. Копии, выполненные этим путешественником и открывателем, опубликованные в его книге, а также его аргументированные предположения были использованы Гротефендом при расшифровке клинописи.
Мы уделяем этому вопросу столько внимания лишь потому, что он и оказался ключом к решению загадки существования Шумера. На пороге XIX столетия научный мир уже располагал достаточным количеством клинописных текстов, чтобы перейти от первых, робких попыток к окончательной расшифровке таинственной письменности. Ряд ценных наблюдений высказал Фридрих Христиан Мюнтер, датский ученый. В докладе, прочитанном в Датском Королевском научном обществе в 1798 г., он предположил, что I класс (по Нибуру) представляет собой алфавитные письмена, II класс – слоги и III класс- идеографические [2] знаки. Он высказал гипотезу, что все три разноязычные, увековеченные тремя системами письма надписи из Персеполя содержат одинаковые тексты. Эти наблюдения и гипотезы были верны, однако для прочтения и расшифровки указанных надписей этого оказалось недостаточно – прочесть персепольские надписи не удалось ни Мюнтеру, ни работавшему в те же годы Олафу Герхарду Тихсену. Лишь Гротефенд, преподаватель греческого и латинского языков лицея в Гёттингене, добился того, что оказалось не под силу его предшественникам. История эта имеет довольно пикантное начало. Рассказывают, будто Гротефенд, страстный любитель шарад и ребусов, в трактире побился об заклад, что решит «головоломку из Персеполя», чем якобы вызвал хохот и насмешки. Кто мог предположить, что сложнейшая проблема, над которой тщетно бились известные ученые Европы, будет решена скромным учителем? Приступая к работе, Гротефенд пользовался не столько своим опытом завзятого ребусника, хотя этот опыт, несомненно, помог ему, сколько достижениями своих предшественников. Он располагал отличными копиями Нибура, знал описанную Сильвестром де Саси формулу древнейших персидских правителей «царь царей», имел возможность пользоваться словарем Дюперона, содержавшим много древнеперсидских выражений; гипотезы Мюнтера – Тихсена также были ему известны. Все это, разумеется, никак не уменьшает заслуг Гротефенда, который нашел решение столь же гениальное, сколь и простое.
