Евгений Габович - История под знаком вопроса
Человечество всегда воспринимает с недоверием любую новую картину мира. Вспомните, какие насмешки вызывал Пастер с его микробами у коллег — врачей или великий Лобачевский с его пересекающимися «вторично» параллельными прямыми линиями у коллег — математиков (считалось, что две прямые, параллельные третьей, не могут пересекаться). Лобачевского — ныне общепризнанно крупнейшего русского математика своего времени — всячески поносили его знаменитые современники (профессора — математики с не потерявшими и по сей день значение заслугами перед своей наукой), которые не поняли революционных идей геометра, проложивших путь к современной математике. И, к сожалению, человеческая психика в этом смысле не изменилась и по сей день. В XX веке наука десятилетиями высмеивала идею Артура Вегенера о дрейфе материков, а история с Пастером повторилась, когда два молодых медика начали утверждать, что болезни желудка (гастрит, язва и рак) вызываются микробами.
Многие великие ученые так боялись консерватизма современников, что не решались публиковать свои научные изыскания. Так, великий немецкий математик Гаусс много раньше Лобачевского пришел к выводу о существовании новой геометрии, сегодня носящей имя Лобачевского, геометрии, в которой две прямые, параллельные третьей, могут иметь точку пересечения. Но он предвидел отрицательную реакцию коллег, побоялся потерять свой научный авторитет и не решился ничего опубликовать на эту тему.
Даже великий физик Исаак Ньютон, бывший одним из первых критиков традиционной хронологии, не был лишен этой научной трусости, причина которой кроется в хорошо известной резкой нетерпимости официальной науки к новым идеям, противоречащим научным догмам. Он не решался публиковать свою работу, демонстрирующую необоснованность общепринятой хронологии, и только настойчивость одной из его почитательниц (по совместительству — члена королевской семьи) привела к неавторизированной публикации его революционной хронологической работы (кстати, замалчиваемой историками по сей день). Не сумел великий физик отказать принцессе в ее просьбе дать ей почитать его труд по хронологии, как и не смог он помешать ей после этого отдать трактат в руки издателя.
Современная наука — это не только (или не столько) инструмент познания мира, но и (сколько) способ обеспечения материальных выгод косной касте элиты от науки и удовлетворения болезненного самолюбия отдельных ученых. Наука, у истоков которой стояла религия, потеснила в последние пару веков позицию последней и частично заняла ее место в общественном сознании как почетный и полезный вид деятельности. Но она же переняла у религии и многие ее атрибуты — от сложной иерархии до веры в авторитеты и догмы (на сей раз — научные). И если наука все же полезна человечеству, то в первую очередь благодаря бесчисленным бунтарям, которые постоянно сражаются с косной научной иерархией.
Возвращаясь к истории, отмечу, что и здесь налицо бунт, который уже меняет наши представления о прошлом и изменит их еще больше в ближайшем будущем. Правда, еще и сегодня многие боятся отказаться от красивого сказочного ковра, который раскатывает у нас под ногами написанная многими талантливыми писателями мировая история. История, которая напоминает сборник арабских сказок «Тысяча и не один год». История, которая подобно ромуловским волкам рычит и больно кусается: историки знают, на каком шатком основании стоит их здание мировой истории и боятся, что оно рухнет от малейшего прикосновения очередного бунтаря. Но деваться некуда: сказки нужно оставить сказочникам, а прошлое человечества пора начинать исследовать на уровне современной науки.
ВВЕДЕНИЕ
Буква Г с легкостью переходит в физиологически ей близкую букву Ж: Бог — божок. Рог — рожок. Вот и слово хронология напоминает хроноложие. Не связано ли это с тем, что хронология — одна из наложниц истории?
(Ссылку на автора этого замечания я найти не смог)О чем эта книга? Ниже я кратко описываю две ее основные части: историческую и хронологическую. Этим двум частям предшествуют две главы вводного характера. В главе 1 я пытаюсь показать, как возникло мое скептическое отношение к историческим побасенкам. В главе 2 приводятся несколько примеров из художественной литературы, демонстрирующие, что некоторые выдающиеся писатели в полной мере осознавали фальшивый характер традиционной историографии.
Для обозначения критического направления в исследовании историографии и хронологии я использую термин «историческая аналитика».
О чем эта книга: часть историческая
Начиная с третьей главы, книга состоит из двух частей, первая из которых посвящена преимущественно истории, а вторая — хронологии. Такое их описание верно лишь в той мере, в которой можно разнести по разным главам две столь связанные друг с другом вещи. Но ведь и анатомы описывают скелет человеческого тела и его мускулатуру и разные органы в разных главах своих увлекательнейших книг. Историческая часть книги показывает придуманность истории в разных ее «древних» разделах, а хронологическая пытается довольно подробно осветить начальный этап становления хронологии как придуманного костяка выдуманной истории.
В первой главе исторической части настоящей книги (глава 3) я рассматриваю давно занимающий меня вопрос о том, что такое история и как и где возникла современная историческая идея. Впрочем, идея эта возникла вовсе не в том виде, в котором она нам знакома сегодня благодаря массовому гипнозу на основе традиционной истории (которую я обычно именую в этой книге коротко ТИ). Сегодняшнее религиозное историческое сознание прошло через несколько революционных этапов. От чудес и выдуманных «деяний» святых путь писателей, интересующихся прошлым, шел к истории отдельного города, а от нее к истории некой местности или отдельно взятой страны. Возникновение мировой истории было очередным революционным этапом историографии. Параллельно с эволюцией историографии шла и революция, приведшая к возникновению сначала относительной, а потом и сконструированной по принципам позднесредневекового мышления абсолютной хронологии. XIX век проложил историку путь к архивам, а в XX веке французская Школа Анналов переориентировала внимание историка с исторических событий на исторические процессы в обществе. Каждый из этих этапов был настоящей революцией исторического мышления.
Имея в виду эту революционную динамику процесса моделирования прошлого и считая историческую аналитику и новую хронологию (НХ) современными проявлениями очередного этапа этой динамики, этапа, который можно назвать хронологической революцией, я рассматриваю процесс возникновения истории с точки зрения западной исторической аналитики. Основные характеристики этого процесса: сравнительно позднее возникновение истории, ее преимущественно европейский (а не восточный) характер, ее ускоренное развитие как последствие игнорируемой ТИ катастрофы XIV века, ее надуманность и выдуманность, ее виртуальный характер («как могло бы выглядеть прошлое» вместо «каким оно было на самом деле»). С точки зрения исторической части книги эта глава имеет вводный характер и может рассматриваться как сборник эссе на тему о нетрадиционном взгляде на историю.
В главе 4 я становлюсь конкретнее и привожу примеры схваченных за руку фальсификаторов истории. Для меня эти примеры — только малая «надводная» часть айсберга исторических подделок и я уверен, что большая часть таковых уже прочно обосновалась на страницах ТИ в качестве одобренных «исторической наукой» исторических догм. Фантастический характер древней истории вытекает из всего многообразия историко-критических исследований в разных странах и никоим образом не является следствием одних лишь разоблачительных исследований российской НХ. При всем моем уважении к последней и восхищении глубиной новаторской критики российских авторов, я исхожу в своих оценках и в своем восприятии наших знаний о прошлом в основном из моего опыта, приобретенного внутри немецкой историко-критической школы, в частности, в основанных мной Исторических салонах в городах Карлсруэ и Потсдаме.
Многие критические авторы поднимали вопрос о продажности истории, о готовности последней состоять на службе политики и идеологии. История слишком часто презентует себя как миф. Не только в смысле правдоподобности на уровне мифа или сказки, но и в плане оперативной готовности творить новые мифы на потребу любой политике, любой государственной задаче, любой идеологии. Особенно для российского читателя с его опытом тоталитарного и автократического насилования истории тезис о том, что история — продажная девка политики, представляется чуть ли не самоочевидным. Тем не менее мало кто представляет себе истинный масштаб продажности истории. Я посвящаю этой теме несколько глав.
