Александр Хинштейн - Тайны Лубянки
– Гляди-ка, морду какую нажрал… Пока мы тут дохнем, эти суки жируют… Крыса тыловая…
Крики становились все агрессивнее, и Шепелев пожалел уже, что остановился.
– Убить его… Кончить… В расход, – гудело по рядам.
– Прекратить! – что есть мочи орал командир полка Черкасов. Глотка у него была луженая, еще с Первой мировой, перекричать мог любого. Впрочем, и Шепелев был комиссар испытанный.
С грехом пополам они перекричали бойцов. Матерясь, красноармейцы возвращались в строй, сплевывая от бессилия и злости.
Кажется, пронесло… Но, как на грех, подъехал комбриг Книга. В седле у него сидела арестованная погромщица – сестра милосердия.
– Бабу-то за что? – разволновались бойцы. – С бабами, понятно, воевать сподручнее…
Комбриг было попытался заткнуть медсестре рот, но это только подлило масла в огонь.
– У нас теперь не старый режим, – ревели буденовцы. – Пусть баба объяснит, в чем провинилась.
Военком устало повернулся к медсестре:
– Говорите.
– Я это… – женщина набрала в легкие воздуха, – я – что… Вот Васятку убили…
– Кто? – взбесилась толпа.
– Этот, – медсестра указала на военкома, – лично…
Все началось заново.
– Кончать эту гниду, – кричали конармейцы. – Он наших братьев убивает, а мы – молчать?!
Уже потом секретарь военкома Хаган, вспоминая эти минуты, будет вновь и вновь удивляться: как удалось ему остаться в живых. Чудом комбриг Книга сумел вытащить его с военкомом из кольца взбешенных, полупьяных людей. Правда, ничего изменить это уже не могло. Разгоряченная толпа жаждала крови, и ее несло уже, как несет, не в силах остановиться, камни во время горного обвала.
Из рапорта секретаря военкома 6-й кавалерийской дивизии Хагана:
«Не успели мы отъехать и ста сажен, как из 31-го полка отделилось человек 100 красноармейцев, догоняет нас, подскакивает к военкому и срывает у него оружие. В то же время стали присоединяться красноармейцы 32-го полка, шедшего впереди. (…)
Раздался выстрел из нагана, который ранил тов. Шепелева в левое плечо навылет. С трудом удалось тов. Книге вырвать его раненным из освирепевшей кучки и довести к первой попавшейся хате и оказать медицинскую помощь.
Когда тов. Книга в сопровождении моего и военкома Романова вызвали тов. Шепелева на улицу, чтобы положить его на линейку, нас снова окружает толпа красноармейцев, отталкивает меня и Книгу от тов. Шепелева, и вторым выстрелом смертельно ранили его в голову.
Труп убитого тов. Шепелева долго осаждала толпа красноармейцев, и при последнем вздохе его кричала: «Гад, еще дышит, дорубай его шашками». Некоторые пытались стащить сапоги, но военком 31-го полка остановил их, но бумажник, вместе с документами, в числе которых был шифр, был вытащен у тов. Шепелева из кармана.
В это время подходит какой-то фельдшер и, взглянув лишь только на тов. Шепелева, заявляет, что тов. Шепелев был в нетрезвом виде. (…)
Спустя лишь полчаса после убийства нам удалось положить его труп на повозку и отвезти в Полештадив-6».
Из рапорта командира 1-й кавалерийской бригады В. Книги начальнику 6-й кавдивизии:
«Указать, кто именно был убийцей военкома, не могу, так как в такой свалке трудно было установить, кто именно стрелял».
28 сентября. Вечер. Штаб расположения 33-го полка
Военкома 33-го полка – того самого, где служил застреленный Шепелевым мародер – никто не мог обвинить в трусости. Он прошел через сотни кровавых рубок. Через немецкие газы. Через рукопашный ад.
Но в тот вечер, 28 сентября, военкому, может быть, впервые за многие годы стало не по себе, и это давно забытое чувство страшащей неизвестности бесило его. Доводило до исступления…
Об убийстве Шепелева он узнал под вечер. Тут же собрал эскадронных командиров и комиссаров. Приказал принять все меры, чтобы бойцы находились на местах.
– Товарищ военком, – с места поднялся командир 4-го эскадрона, мы не сможем сдержать людей… Я, вообще, боюсь, не случилось бы чего пострашнее погромов.
– То есть? – не понял военком.
– Могут побить комиссаров…
– Могут, – его поддержал помощник 5-го эскадрона. – Среди бойцов идут разговоры – хорошо бы ночью поубивать комиссаров.
Военком побледнел. Он неплохо знал своих конников – от этих ребят можно ждать чего угодно, тормозов у них нет.
К ночи готовились, словно к бою. Заняли оборону в сторожке. Военком 5-го эскадрона вместе с бойцами – эскадрон был приличный, спокойнее прочих – отправился в патруль.
Верно, как только стемнело, красноармейцы 3-го и 1-го эскадронов ринулись в соседние местечки: громить евреев. Командир полка срочно выехал за ними – надеялся, наивный, остановить погром. Военком же поскакал в дивизию…
29 сентября. Ночь. Штаб 6-й дивизии
– И так постоянно – погром за погромом… Неделю назад, в Головлях, двух крестьян убили только потому, что были чисто одеты… Или другой случай: военком 43-го полка арестовал трех моих бандитов за мародерство. Мимо шли 2-й и 3-й эскадроны. Бандитов освободили, а военком еле ноги унес. Хотели убить.
Начдив Апанасенко2 слушал военкома внимательно, не перебивал. Когда тот окончил, заложил руки под широкий ремень. Качнул головой:
– Что предлагаешь?
– Нам бы в подмогу кого посознательней…
Начдив широко зевнул:
– Давай так: если будет опять какое ЧП, свистнешь… Тогда и подмогу пришлем. А пока, – он зевнул еще раз, – я маленько вздремну… Какую ночь уже не высыпаюсь…
Но и в эту ночь легендарному комдиву выспаться тоже не удалось…
Из доклада военкома 33-го кавполка 5-й кавдивизии (2 октября 1920 г.):
«В 12 часов ночи, придя на квартиру Штаба полка, мне удалось узнать от командира и его помощника, что толпа половина пьяная и в возбужденном состоянии и патрулю невмочь было справиться. Высылать эскадроны другие было рисково, так как в них настроение было неопределенное.
После этого в квартиру Штаба полка входит бывший командир 3-го эскадрона тов. Галка пьяный и толпа человек 15–20 тоже в таком состоянии, все вооружены. Галка начинает кричать на командиров полка и бить прикладом в пол, угрожая, что я всех перебью, кто осмелится пойти против меня и добавляя: я больше не солдат Красной Армии, а «бандит».
Большинство угроз было по адресу военкома, а также искали председателя комячейки 4-го эскадрона тов. Квитку, который задержал двух грабителей 3-го эскадрона и отобрал у них награбленные вещи. Галка определенно кричал: убью Квитку. Пьяная толпа ушла с квартиры штаба, я с командиром и адъютантом полка выехали на квартиру Начдива 6 (это было в 3 часа ночи), просили, чтоб Начдив сделал распоряжение какому-нибудь полку из дивизии выслать часть для ликвидации грабежей.
Начдив приказал командиру 34-го кавполка выслать один эскадрон но, придя на квартиру штаба полка, мы узнали от командира 34-го, что у них положение однообразно, эскадрон не приходил и ночь целую был повальный грабеж и убийство».
29 сентября, м. Новое Место
Над рядами стояла тишина. Такая тишина, до звона в ушах, какая бывает обычно перед началом боя.
Лихие буденовцы, чубатые конники Шестой дивизии, спешившись, ожидали своей участи…
Их выстроили в шеренги ровно в полдень. Весь личный состав 33-го полка: сразу после ночных бесчинств и погромов.
Они не знали еще, что ждет их впереди, но суровый вид спешно прибывших начдива и начальника особотдела дивизии ничего хорошего явно не сулил, а потому бойцы в строю молчали, понурившись. Ночной запал, кураж давно уже улетучились, словно хмель, да и не все они, в конце концов, поддались этой вольнице: большинство держалось середняком.
Сейчас середняки эти не без превосходства посматривали на заводил, да и те сами приготовились уже к худшему…
Заиграла труба. Начдив Апанасенко прогарцевал перед строем, картинно приподнялся в стременах.
– Слушайте, честные бойцы и командиры, – прокричал он, – слушай, братва, мою речь… Разве не с вами прошли мы через сотни славных боев?! Разве не на вас – бойцов легендарной Первой конной – с любовью и гордостью взирает вся трудовая республика?!
Лица стоящих в строю просветлели. Чего угодно ожидали они – хулы, ругани, – но уж не этих красивых слов.
Комиссар полка – это он настоял на собрании – от досады и горечи прикрыл глаза. Он был уверен, что все участники ночного грабежа будут незамедлительно сейчас арестованы. Он верил в авторитет начдива, в его справедливость и солдатскую честность, но сейчас перед полком разыгрывался обычный пошлый спектакль.
Начдив – всегда такой суровый и жесткий – будто покупатель на базаре уговаривал своих бойцов «не хулиганить».
И бойцы почувствовали эту слабость мгновенно. Куда делись их недавние замешательство и понурость? Полковые ораторы берут слово. Они требуют выгнать всех евреев из советских учреждений. («Вообще, из России», – тут же подхватывают ряды.) Всех офицеров.
