Франсиско Луке - Луна доктора Фауста
Размашистой рысью ехал он вдоль зеленой равнины, обсаженной яблонями, и на душе у него было легко.
- Как хороша наша Бавария! - вслух восторгался он прекрасным видом, открывавшимся перед ним.- Император прав, когда говорит, что тоскует вдали от нее. Ни одного клочка невозделанной земли: вон там колосится пшеница, а там ореховая роща, а справа от меня - мельница и синие воды реки. А какие в нашем краю сосиски и колбасы! Какое неземное благоухание они издают! Подлинно, Бавария - это райский сад!
Он снова задумался о том, что его ожидает, припомнив, как радостно принимал его два месяца назад Варфоломей Вельзер - мужчина в самом расцвете лет, высокого роста, могучего сложения и с челюстями волкодава.
- Лизхен, Эльза, Варфоломей! - вскричал он при виде Гуттена.- Скорей сюда! Поглядите, кто приехал! Филипп, наш любимый кузен! Я так счастлив, что ты изъявил желание участвовать в моем походе,- добавил он по прочтении письма Карла.- Я желал этого всем сердцем, но не решался предложить тебе отправиться в Новый Свет - ведь ты занимаешь такой пост при дворе. Превосходное решение! Я положу тебе жалованье вдвое против того, что дает тебе Фердинанд, который, сдается мне, порядочный сквалыга... Над тобой будут только два человека: губернатор Амвросий Альфингер и Николаус Федерман, который поведет в Венесуэлу наши корабли. Ты станешь третьим по значению. Вот, рекомендую тебе: Варфоломей Вельзер-младший, мой преемник и наследник,- говорил он с гордостью, подталкивая к Филиппу мальчика лет восьми.- Я хочу сделать его таким же доблестным рыцарем, как ты. Нечего ему корпеть над конторскими книгами по примеру отца. Ты ведь представишь его ко двору? - добавил он просительным тоном.- Он будет твоим оруженосцем, а потом его посвятят в рыцари. Окажешь мне эту услугу, Филипп?
"Нет, отец был не прав, говоря, что Вельзер не признает ничего, кроме чистогана,- думал сейчас Гуттен, покачиваясь в такт рыси.- Отец считал, что он, хоть и породнился с нами благодаря своей двоюродной бабке, хоть и проявлял благородство по отношению к нашей семье, не дворянин, а бюргер и бюргером останется по гроб жизни, даже если император пожалует ему титул".
"Мы, рыцари старого закала, меряем жизнь честью, а он - выгодой,вспоминались ему слова отца.- Да, он добивается моей дружбы, но вовсе не из-за возвышенных чувств, а для того, чтобы показать: и в его жилах течет капля благородной крови. Погляди, как он на каждом шагу кичится своим родством с нами, хотя мы бедны, ибо прекрасно знает, что мы своим скудным достоянием обязаны доблести наших предков, тогда как его золото добыто беззаконными плутнями, которые и вознесли его так высоко".
"Нет,- мысленно спорил он с отцом,- не мог Варфоломей Вельзер отдать капитану корабля, везшего на родину немногих уцелевших в Венесуэле рудокопов, приказ пристать к мавританскому берегу и, высадив их там, бросить на произвол судьбы, чтобы жалобы их не дошли до императора. Не мог он совершить такую низость. Но граф Циммер говорил мне, что Вельзеры настоящие "мешки с перцем", торгаши и скряги, даром что, если обратить все их имущество в звонкую монету, им можно будет доверху набить трюмы нескольких судов. В погоне за прибылью они будут покупать и продавать все что угодно - от сукон до рабов, без малейших колебаний снабдят оружием любого, кто заплатит, не спрашивая о том, какому богу он молится и с кем намерен воевать. У них нет убеждений, они признают только выгоду. Они будут иметь дело и с австрийским королем, и с турецким султаном, сумеют поладить со смертельными врагами - Англией и Францией. Возвышение Вельзеров, Фуггеров и подобных им происходит за счет упадка дворянства..."
Стук копыт заставил его обернуться. Филиппа догонял скакавший галопом юноша.
- Ваша милость! Здравствуйте! - закричал он, поравнявшись с ним.
Женственно-красивое лицо всадника с веселыми и плутоватыми голубыми глазами было смутно знакомо Филиппу.
- Вы не узнаете меня? Я Франц Вейгер, сын мельника!
- А-а, Франц! - приветливо воскликнул Гуттен.- Я и вправду тебя не узнал. Думал, какой-то мальчишка... Годы тебя не берут. Ведь мы с тобой сверстники.
- У нас в семье все такие,- залившись краской, отвечал Франц.- Все на диво моложавы. Мамаше моей сорок лет, а она еще хоть куда... Что только на нас не валится, а мы не стареем, хотя есть от чего поседеть и сгорбиться...
Гуттену припомнились нехорошие толки насчет Франца.
- А куда ты направляешься? - спросил он.
- За вами следом, сударь,- снова покраснел тот.- Сделайте божескую милость, возьмите меня с собою в Новый Свет. На коленях умоляю вас... Я буду у вас конюхом, слугою, оруженосцем - кем скажете...
Гуттен с любопытством воззрился на него.
- Ради матушки вашей,- чуть не плача, продолжал молить Франц,возьмите меня с собой, а не то мне одно остается: камень на шею - да в воду!
- Да перестань хныкать! Что стряслось? Отчего ты пришел в такую отчаянность?
- Не стало мне житья в Вернеке, все надо мной смеются и издеваются...
- Кто же над тобой смеется?
- Да все! В родном доме проходу не дают. Вчера вечером отец прибил меня и обругал непотребными словами за то будто бы, что я путаюсь с мужчинами. А я не то что с мужчинами, а и с женщинами-то дела не имел, хоть мне и пошел уже двадцать третий год. Во грехе любострастия я покуда не повинен.
Гуттен выпрямился в седле и сурово сказал:
- Я тоже. Однако ничего зазорного для себя в этом не вижу.
- То вы, сударь, а то мои односельчане, которые за человека меня не считают, раз я не спал с женщиной.
- Кто сказал, что хранить целомудрие до брака надлежит только девицам? - тоном проповедника отрезал Филипп.
- Как я счастлив услышать от вас такие слова! - возликовал Франц, утирая слезу.- Ах, если бы все были такими!.. Итак, ваша милость, вы позволяете следовать за вами? Я умею стряпать и шить, держусь в седле не хуже рейтара и стреляю из арбалета без промаха. Я пригожусь вам, вот увидите, а платить мне не надо. Спать могу хоть на голой земле. Уделите от своих щедрот ломоть хлеба, тем я и сыт буду.
Гуттен глядел на него, раздумывая: "Мне и в самом деле понадобится слуга, а он обойдется мне дешево".
И он, коря себя за то, что пользуется безвыходным положением Франца, все-таки решил взять его к себе на службу.
7. СПУТНИЦА
Они прибыли в Севилью первого марта 1534 года, за десять дней до назначенного срока, ибо, как сказал Франц, "всегда лучше поспешить, чем опоздать".
- Мой брат, епископ Мориц, любит повторять: "Точность - вежливость королей".
- Так чудненько быть точным, сударь,- поддакнул Франц.
- Я уже просил тебя,- строго заметил ему Филипп,- воздерживаться от твоих излюбленных словечек вроде "чудненько", "славненько", "миленько". Мужчинам не подобает сюсюкать. И незачем устраивать у себя на лбу такой кок - ты похож на попугая.
- Ах, сударь,- с наигранным ужасом отвечал Франц,- боюсь, что не убедил вас в том, что мы с доктором Фаустом безгрешны и чисты.
Когда они подъехали к Хиральде1, Гуттен был мрачнее тучи. Как ни старался доказать ему Франц, что порок глубоко чужд ему, что злые сплетни распускает про него Камерариус, сам делавший ему нескромные предложения и получивший решительный отпор, вся его повадка доказывала обратное; по приезде же в Испанию начались и настоящие неприятности, ибо его оруженосец беспрестанно становился жертвой бесконечных насмешек, грубых шуток и нескромных вопросов. В этой стране "богомерзкое извращение" каралось смертью, и Филипп еще не позабыл, какое зрелище открылось ему в Толедо: на крепостной стене вниз головой висели шестеро казненных.
- Что это? - спросил он проходившего мимо солдата.
- Да вот вздернули вчера шестерых распутников,- угрюмо буркнул тот и добавил, окинув Франца многообещающим взглядом: - Тебе, дружочек, не грех бы остеречься, если тоже не хочешь задрать копыта к небу, лишившись перед этим лучшего достояния мужчины.
- Ах ты, наглец! - вскричал Гуттен.- Как ты смеешь? Где твой капитан?
Но он торопился во дворец и потому двинулся по направлению к Алькасару2, сопровождаемый злобными шутками и бранью.
- Что вам сказал солдат? - полюбопытствовал Франц.- Из-за чего вы напустились на него?
- В Испании тех, кто носит плащи такого покроя, как твой, считают еретиками.
- Что-то я в толк не возьму,- удивился Франц.- Мы же купили его позавчера в Бургосе на рынке.
- Купили в Бургосе, а носим в Толедо.
----------------------------------------------------------------------
1 Хиральда - достопримечательность Севильи: украшенная орнаментами башня, сначала минарет Большой мечети, затем христианская колокольня.
2 Алькасар (alcazar, ucn.) - крепость, замок, дворец; название укрепленных замков или дворцов в Испании, чаще всего построенных в мавританском стиле.
Севилья переживала тогда лучшие свои времена: с тех пор как по королевскому указу там сосредоточилось все, что имело отношение к Новому Свету, улицы ее были всегда запружены взбудораженными толпами, среди которых можно было встретить жителей всех испанских провинций и иноземцев со всей Европы. Эти разноязыкие полчища мечтали попасть в Америку или только что вернулись оттуда. А совсем недавно это путешествие мало кого прельщало: труды были тяжкие, опасности великие, а вознаграждение скудное. Однако после покорения Мексики смущение умов достигло апогея. Когда же Писарро завалил метрополию сокровищами перуанского Инки, началось нечто вроде повального безумия: все хотели немедля плыть в те сказочные края, и никого не останавливали горестные рассказы сотен искалеченных ветеранов, просивших подаяния на площадях и у дверей кабаков. Гавани по обоим берегам Гвадалквивира едва вмещали флотилии судов, приплывших из-за моря и дожидавшихся очереди, чтобы выгрузить драгоценный товар в пакгаузы, амбары и арсеналы.
