А. Федорович - Генерал В.0. Каппель
Каппель понял и сконфуженно полез в карман — там была какая-то мелочь. «Василий Осипович, у тебя деньги есть?» Василий Осипович тоже вытащил какую-то мелочь, но в общей сложности ста рублей не набралось. Главнокомандующий был вынужден отказаться от гуся и остаться голодным. Это может показаться нелепым и странным, но полк. Вырыпаев объясняет это и пишет так:
«Мне, изрядно изнуренному тифом и еще не вполне оправившемуся, Каппель не мог поручить строевую должность. Он поручил мне заняться его личной перепиской, так как частных писем накопилась гора. Большей частью это были письма о помощи от жен и родственников, потерявших связь с ушедшими в Белой Армии бойцами. И многим Каппель оказывал помощь из личных средств — получаемого им жалованья, которое он расходовал до копейки, никому не отказывая. Среди писем, я нашел письмо от его семьи, уехавшей в Иркутск. Она была зачислена на военный паек, получаемый в небольших размерах и переносила настоящую нужду. Писала мать жены генерала, которая присматривала за внучатами. Письмо было от 2-3-го ноября. Я составил телеграмму командующему Иркутским военным округом сделать распоряжение о выдаче семье ген. Каппеля десяти тысяч рублей и подал Каппелю на подпись. Он пришел в ужас и никак не хотел согласиться на такую большую сумму, не видя возможности в скором времени вернуть ее обратно. Пришлось уменьшить на половину и только тогда Каппель дал неохотно свою подпись. И это было при условии, что сибирские деньги были очень обесценены и простой гусь стоил сто рублей».
ЧАСТЬ 3-я
После возвращения в Тайгу, Каппелю снова пришлось столкнуться с ген. Пепеляевым и его братом. Несмотря на привезенный им приказ Адмирала Колчак об отправке ген. Сахарова в Иркутск для производства следствия, Пепеляевы все же решили отвезти Сахарова в Томск для предания его там суду. Каппель понимал, что живым оттуда ген. Сахаров не вернется, а, главное, такой поступок ген. Пепеляева был глубоко антидисциплинарным, нарушением приказа Верховной Власти. Как говорилось выше, Каппель на ст. Тайга был в расположении 1-ой армии и ничем, кроме своего авторитета, помешать этому акту не мог. Буйный ген. Пепеляев мог поступить так, как подскажет ему в данный момент его настроение. Но тут буйство младшего брата и озлобленность старшего столкнулись с большой человеческой волей Главнокомандующего. Холодно и официально, не спуская глаз с министра, Каппель произнес две-три коротких фразы:
— «Ген. Сахаров будет отправлен в Иркутск, согласно приказа Верховного Правителя. Я, как главнокомандующий, приказываю немедленно отменить распоряжение об отправке ген. Сахарова в Томск. Я приказываю», возвысил он голос. С бесстрастным, холодным лицом он поймал наконец взгляд глаз министра из под пенсне, кажущихся расплывчатыми и неясными. И когда это произошло, министр немного съежился — его волю парализовали страшные глаза Каппеля. Ген. Пепеляев, сидевший за столом, опять встал и вытянулся…
— «Вы поняли, господа, мой приказ?» совсем тихо уронил Каппель. И буйный «революционный» ген. Пепеляев, сломленный и покоренный огромной внутренней силой Каппеля, четко и ясно ответил:
— « Так точно, Ваше Превосходительство», а министр сбивчиво и нечленораздельно пробормотал: «Ну да… конечно… приказ… нужно исполнить».
Приняв, после возвращения со ст. Судженка, дела штаба фронта от ген. Сахарова. Каппель включил свой эшелон в общую ленту эшелонов, и стал медленно двигаться на восток.
Но при этом он часто задерживал свой поезд, чтобы поддержать живую связь с армией и находиться в непосредственной близости фронта. Каждый день, а иногда не один раз, Главнокомандующий, то в автомобиле, а чаще верхом, оставив поезд, отправлялся к передовой линии фронта. В той путанице частей и обстоятельств, которые сопровождают отступление, он один знал все мелочи текущего дня, часто исправляя положение, казавшееся безнадежным. Основная мысль вывести армию за рубеж, который даст возможность отдохнуть и переформироваться, владела им. Но для этого нужно было прежде всего ввести порядок в отступавшие части, научить командиров этих частей понятию дисциплины, выработать порядок движения, по возможности сменяя арьергардные части, искоренить своеволия в отношении населения, снабжать из встречных на пути интендантских складов бойцов, думать о двигающихся с армией семьях, вдохнуть дух бодрости, чтобы отступление не обратилось в бегство, строго следить за офицерским корпусом и все это и многое другое проводить с учетом небывалых трудностей и мертвого мороза сибирской зимы. По ночам, сидя в вагоне, Каппель уходил глазами в карту. Тысячи верст лежали между ним и Забайкальем, о котором он думал сначала. Но синей лентой вился по карте Енисей, черной точкой отмечен на нем Красноярск.
Там, по имеющимся сведениям, большой, свежий гарнизон во главе со старым боевым генералом Зиневичем. И при дрожащем пламени свечи рождался новый план спасительного рубежа на Енисее. Но и дотуда еще сотни верст — их нужно пройти, и пройти так, чтобы к моменту подхода к Красноярску армия была скована в мощную силу. Поэтому-то и нет ни дней, ни ночей, а одна бескрайняя работа, когда нужно быть всюду и везде, все знать, все учитывать, все видеть.
В тот день, о котором будет речь, Каппель из эшелона штаба фронта выехал на участок Степной группы. Мороз в этот день был особенно жесток и скоро воротник шубы Главнокомандующего, его усы и борода покрылись белым налетом инея. Приехав в расположение Степной группы, Каппель приказал шоферу везти его в штаб. Но сколько тот не расспрашивал встречных офицеров и солдат о местонахождении штаба, никто указать дорогу не мог. Ледяной ветер рвал георгиевский флажок на радиаторе машины, время шло, но где находится штаб группы так никто и не мог указать. Наконец какой-то полковник, вытянувшись, как мог, перед Главнокомандующим, доложил ему, что штаба группы здесь нет, а находится, он как всегда, примерно в восьмидесяти или ста верстах от фронта и оттуда присылаются распоряжения и приказы. Начальником Степной группы был, недавно всесильный начальник Ставки Адмирала, ген. Лебедев.
— «Обратно в штаб», резко бросил Каппель шоферу. До предела раздраженный он тотчас же послал ген. Лебедеву телеграмму с приказанием немедленно явиться в штаб фронта для дачи объяснений. Прошел день, другой и на третий ординарец доложил Каппелю, что с востока движется какая-то воинская часть. К штабу фронта ехал, в сопровождении конвоя равного по тем временам целому полку, ген. Лебедев. Каппель побледнел.
Дверь открылась и в вагон вошел ген. Лебедев.
— «Владимир Оскарович, вы меня вызывали. Здравствуйте», начал он. Бешеный удар кулака по столу прервал его. Почти шепотом, страшный в своем гневе, Каппель обратился к нему: «Генерал Лебедев, вас вызывал не Владимир Оскарович, а Главнокомандующий». Не привыкший к такому обращению ген. Лебедев вытянулся и отрапортовал: «Ваше Высокопревосходительство, генерал Лебедев по вашему приказанию прибыл». Со все возрастающим гневом, стоя сам и не приглашая сесть Лебедева, Каппель бросал ему фразы, годные для обвинительного акта в военно-полевом суде: «Прибыли? Откуда? Из своей группы? Или находясь от нее за сто верст? Прибыли? Приказ был послан три дня назад, явились вы сегодня. Вы знаете положение вашей группы? Вы знаете, в чем нуждаются ваши офицеры и солдаты?» Почти задохнувшись от бешенства, Каппель бросил страшные слова: «Вы знаете, где сейчас ваша группа? Почему вы не делите с ней ее боевую страду? Я, Главнокомандующий, каждый день провожу на передовой линии, а вы? Или управлять вверенной вам частью легче, находясь от нее за сто верст?»
Каппель на момент замолк, а потом, впившись глазами в Лебедева, сам белый, как полотно, добавил оскорбительные слова: «А может быть безопаснее?»
Вся кровь бросилась в лицо Лебедеву и он сделал шаг вперед. «Ваше Высокопревосходительство», начал он и смолк — его взгляд встретился с взглядом Каппеля. Не отрывая глаз, Каппель смотрел на него и Лебедев, покоренный силой страшных глаз, стал скованный и обессиленный. Как сквозь сон донеслись до него слова — «Генерал Лебедев, приказываю вам немедленно со своим конвоем отправиться к своей группе. Конвой включить в число бойцов частей. Оставлять группу, без моего особого разрешения, категорически запрещаю. О прибытии в группу немедленно мне донести. Время военное и ответственность за неисполнение боевого приказа вам известна. Вспомните генерала Гривина. Можете идти».
И, как загипнотизированный, Лебедев повернулся, вышел из вагона и через минуту, вместе со своим конвоем, двинулся на запад к своей группе.
С минуту после ухода Лебедева Каппель продолжал стоять, а потом, опустившись на стул, сжал голову рука-
ми. Полк. Вырыпаев, бывший при всей этой сцене, увидел как у Главнокомандующего задрожали плечи. Он бросился за водой. «Не надо. Оставь», сквозь сжатые зубы пробормотал тот. А потом, откинувшись на спинку стула, добавил: «Стыдно. Пойми, Василий Осипович, за него стыдно. И за себя стыдно, что не сумел это предупредить, не доглядел. А, может быть, сам слабым, недостаточным примером служу».
