М. Велижев - Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой
На следующем заседании 6 ноября сама императрица предложила высказать мнение, «к какому концу вести войну и в случае наших авантажей какие выгоды за полезное положить». Вот здесь и была определена главная цель войны: добиться права судоходства по Черному морю, на берегах которого следует учредить порт и крепость. В аспекте этой цели посылка экспедиции в Средиземное море обретала для членов Совета весомое обоснование. В результате, когда 12 ноября на третьем заседании императрица (вероятно, специально, чтобы дать возможность Г.Г. Орлову вновь вернуться к вопросу о посылке средиземноморской экспедиции) включила в список рассматриваемых дел вопрос: «Если кто что придумал для пользы настоящих дел, то может свое предложить», Г.Г. Орлов прочитал свое мнение «об экспедиции в Средиземное море», и Совет, по-видимому, не без разногласий одобрил предложение фаворита[232].
Таким образом, решение о посылке Архипелагской экспедиции было принято членами Совета при Высочайшем Дворе вследствие признания крупномасштабных задач предстоящей войны. Тон в обсуждении вопроса задавали императрица и ее фаворит, кем заранее и продумывалась вся идея осуществления военных действий в Средиземноморье.
Екатерина II в 1763 г.
На наш взгляд, можно утверждать, что для Екатерины проблема посылки флота в Средиземное море, как и общий вопрос о целях войны, ко времени ее объявления уже были решенными. Едва ли императрица не была откровенна, когда 14 декабря 1768 г. писала И.Г. Чернышеву: «Я нахожу, что мы освободились от большой тяжести, давящей воображение, когда развязались с мирным договором; надобно было тысячи задабриваний, сделок и пустых глупостей, чтобы не давать туркам кричать. Теперь я развязана, могу делать все, что мне позволяют средства, а у России, вы знаете, средства не маленькие». 20 декабря императрица в шутливом тоне написала тому же Чернышеву знаменитое послание о своих мечтаниях, о том, что и Екатерина II «иногда строит всякого рода испанские замки; и вот ничто ее не стесняет, и вот разбудили спавшего кота, и вот он бросится за мышами, и вот вы кой-что увидите, и вот об нас будут говорить, и вот мы зададим звону, какого не ожидали, и вот Турки побиты»[233]. Возможно, «испанскими замками» и был план Архипелагской экспедиции и некие идеи, которые в конечном счете предварили будущий «Греческий проект».
Решительность и настойчивость Екатерины II в организации экспедиции, надо полагать, объяснялись еще и тем, что императрица со свойственной ей проницательностью осознавала политические преимущества многих аспектов задуманного предприятия. По существу, основу замысла Екатерины II, которую она до времени предпочитала сохранять в тайне (и лишь в критический момент открыла А.Г. Орлову, чтобы он мог ею руководствоваться, определяя стратегию военных действий), составляла идея утвердить российское присутствие в Средиземноморье[234]. Открыто же высказанной частью военно-политического проекта императрицы, понятной ее окружению и не вызывающей серьезных опасений в Европе, была военная диверсия против Турции с привлечением на свою сторону османских православных подданных[235]. И это следует иметь в виду, оценивая замысел Екатерины и его результаты, а также цену риска всей операции. А операция, действительно, была сопряжена с большим риском и трудностями, одолеть которые стало возможно не в последнюю очередь благодаря энергии самой императрицы, ее умению подбирать исполнителей своих замыслов и поддерживать в них мужество и воинское рвение. Императрица сумела изыскать и колоссальные средства для своего средиземноморского предприятия, и, что также немаловажно, получить поддержку многих средиземноморских единоверцев.
Первоначально надежды на успех всей операции были связаны с вооруженной борьбой единоверцев. «Главная всему нашему плану цель, – указывала императрица адмиралу Эльфинстону 25 сентября 1769 г., – в поднятии на турков подвластных им греческих и славянских народов, следовательно же, и долженствуют уступать оной первое место все другие побочные предприятия, а как экспедиция ваша принадлежит натурально в числе сих последних» (имелось в виду поручение Эльфинстону организовать блокаду Дарданелл), то первенство следовало отдавать сухопутным операциям А.Г. Орлова при содействии Г.А. Спиридова[236].
Возбуждение восстания греков и славян
29 января 1769 г. (т.е. почти незамедлительно, учитывая время, которое требуется курьеру, чтобы преодолеть расстояние между Италией и Санкт-Петербургом) Екатерина отвечает на декабрьское послание А.Г. Орлова. Знаменитое начало письма, цитируемое исследователями в связи с попыткой уяснить авторство средиземноморского проекта, обращает на себя внимание безупречностью политико-юридического обоснования военных мероприятий императрицы. «Мы сами уже, по предложению брата вашего генерал-фельдцейхмейстера, помышляли о учинении неприятелю чувствительной диверсии со стороны Греции, как на твердой ее земле, так и на островах Архипелага, – писала Екатерина, – а теперь, получа от вас ближайшие известия о действительной тамошних народов склонности к восстанию против Порты, и паче еще утверждаемся в сем мнении…»[237]. То, что донесение Алексея Орлова утвердило императрицу в решении выполнить план экспедиции, очевидно. Однако идея экспедиции возникла и тайно обсуждалась задолго до выступления Григория Орлова на Совете при Высочайшем Дворе, на которое ссылалась Екатерина. Мы имеем возможность снова убедиться в способности императрицы параллельно официальной политической линии искусно проделывать тайные ходы, что заставляет историка весьма осторожно пользоваться официальными источниками эпохи.
29 января 1769 г. последовал и рескрипт императрицы, содержащий назначение А.Г. Орлова верховным командующим всей операции: «охотно соизволяем Мы, по собственному вашему желанию, поручить и вверить вам приготовление, распоряжение и руководство всего сего подвига»[238]. Так, во второй раз в течение шести лет Екатерина вверяла Алексею Орлову едва ли не судьбу трона[239]. Действительно, трудно сказать, как бы мог отразиться на положении Екатерины II провал средиземноморской операции, дорогостоящей и далеко не у всех вызывавшей сочувствие[240].
Доверяя А.Г. Орлову руководство экспедицией, Екатерина II, вероятно, полагала, что для выполнения такого дерзкого замысла нужен был не столько опытный военачальник, сколько бесстрашный до удали, преданный интересам трона, связанный с авторством проекта политик, обладающий незаурядными организаторскими способностями и темпераментом бойца. И она не ошиблась в своем выборе[241]. В частности, одним Чесменским сражением А.Г. Орлов задал тон всех последующих морских операций.
Екатерина II полагалась и на проницательность Алексея Орлова («Мы ни мало не сомневаемся, по довольно Нами испытанному вашему собственному проницанию, чтобы вы сами достаточно не вникли в сии существительные правила Наших статских мнений»), который поймет ее замысел и будет им руководствоваться – «производить дела Наши равнодушным мужеством, не тревожа себя тем, что в ваших предприятиях вам невозможным встречаться будет»[242]. Иными словами, как некогда в Ропше, Екатерина доверяла Алексею Григорьевичу свои сокровенные планы, полагаясь на его понимание и предоставляя ему право действовать согласно этому плану с «равнодушным мужеством» так, как позволят обстоятельства, не исключая возможности низвержения столицы империи «агарянской».
Вместе с назначением командующим А.Г. Орлову вручались полномочные грамоты: одна для представления тем, кто пожелает участвовать в затеянном Россией деле, другая для предъявления итальянским властям в случае возникновения недоразумений. Кстати, чтобы не допустить появления авантюриста-самозванца, Орлов заранее заготовил свой портрет, который можно было показывать единоверцам[243].
Тем не менее, в рескрипте от 29 января Екатерина ни звуком не отозвалась на идею освобождения угнетенных единоверцев, более того, она подчеркнула, что «прямая наша цель быть долженствует» в диверсии. Ум императрицы работал расчетливо: она кратко сообщала, что российские добровольцы по преимуществу из преображенцев, о чьей присылке просил А. Орлов, будут прибывать по два-три человека «под приличным предлогом», ибо все приготовления надлежит хранить в глубокой тайне. Основной силой сухопутной части операции должны стать сами единоверцы, которых необходимо приводить к единению с помощью «лучших людей между разными народами»; этих «лучших» надлежит склонять на свою сторону, а оплату их услуг осуществит маркиз Маруцци. Алексею Орлову следовало умерить свой боевой пыл и раньше времени не подвергать себя опасности. Флот должен был приходить небольшими группами. В рескрипте Екатерина обращалась к нему с просьбой высказать «собственные ваши рассуждения о удобности, пользе, времени и количестве отправляемой отсюда в Средиземное море эскадры Нашей»[244].
