Люсьен Мюссе - Варварские нашествия на Западную Европу. Вторая волна
Свободу действий, которой пользовались норманны в Галлии, хорошо иллюстрирует крупномасштабная агрессия 856–862 годов. Около 15 августа 856 г. датский флот вошел в Сену, разграбил Руан и разбил укрепленный лагерь на острове Жефосс вблизи Манта. Уже оттуда, в январе 857 г., они двинулись в сторону Парижа и сожгли его, ограбив также аббатство Сен-Дени; в июне они напали на Шартр, а чуть позже убили епископа Байе. В июле 858 г. Карл Лысый запер грабителей на их острове, но по прошествии трех месяцев ему пришлось отступить, чтобы отразить атаку своего собственного брата Людовика. В свою очередь, сопротивление попытался организовать своеобразный «народный фронт», но потерпел неудачу48. В 859 г. датчане разграбили Нуайон и убили его епископа, а затем повторили то же самое в Бове. В 860 г. Карл за 3000 ливров подрядил норманнов с р. Соммы против их соотечественников на Сене, но за отсутствием денег ничего не добился. В 861 г. шайка с Соммы, которая тем временем действовала в Англии, вернулась и, на более выгодных условиях — 5000 ливров плюс зерно, — осадила остров Жефосс; еще одна кругленькая сумма, в 6000 ливров, убедила осажденных викингов пообещать уйти, однако еще целую зиму пришлось терпеть их присутствие на берегах Сены до самого Мелёна. Весной 862 г. норманны не выказали никакого стремления выполнить свое обещание и даже поднялись по Марне до Мо. Тогда, восстановив мост в Трильбарду, Карл поймал их в ловушку, но, будучи не в силах уничтожить противников, условился с ними об их отходе в сторону Бретани. В течение этих шести лет в стране франков действовали и многие другие отряды: на Рейне, Сомме, Луаре, Гаронне и даже Роне.
Мы не можем и помыслить о том, чтобы проследить военные действия викингов по каждому направлению их агрессии. Ограничимся тем, чтобы охарактеризовать более или менее устойчивые последствия этой первой волны для разных народов.
Норвежцы, как правило, устраивали отчаянные операции, зачастую несогласованные, своего рода «разведки боем», в самые разные страны от Марокко до Лабрадора. Дух морской авантюры преобладал над стратегией. Даже когда появлялся шанс осесть на какой-либо земле, норвежцы легко и бездумно им пренебрегали, и всегда противились установлению над ними любой власти. Возникшие в итоге «государства» являлись, когда враг находился в поле зрения, маленькими военными княжествами, цементом для которых служила дружина, сплоченная вокруг вождя присягой. В пустынных землях, где в силу их отдаленности ослабевала опасность внешнего вторжения, давал себе волю индивидуализм и анархизм норвежской знати: так, в X в. в Исландии существовало заботливо организованное государство, не имевшее, однако, ни армии, и флота, ни финансов, ни даже настоящего правительства: оно довольствовалось правосудием, лишенным, впрочем, каких бы то ни было средств для выполнения своих приговоров! Колонизация Шетландских и Оркадских о-вов в течение VIII в., а затем «земли Юга» (Сатерланд, северная Шотландия) и соседнего Катанеса была делом рук небольших отрядов, которые с легкостью уничтожали или ассимилировали местных пиктов, несмотря на их внушительные фортификации из твердого камня (brochs). Около 860 г. там организовалось княжество с центром на Оркнейских о-вах, под управлением рода ярлов из Мера, местности в западной Норвегии (согласно норвежской традиции, бесспорно, правдоподобной, именно эта семья произвела на свет Роллона, основателя герцогства Нормандии). Оно стало очагом энергичной скандинавской культуры с самобытными норвежскими институтами и социальной организацией. Отсюда, двигаясь на юго-запад, норвежцы достигли другой группы островов, Гебридов и Мэна.
Кельтский дух здесь имел слишком большое влияние, чтобы его можно было подавить: так зародилась любопытная смешанная культура, нашедшая выражение, главным образом, в своеобразном искусстве (напр, кресты, высеченные в X в.), которое черпало вдохновение одновременно в ирландском христианстве и Эдде. Густо заселен был только о-в Мэн, прекрасная морская база; около 1050 г. он получил епископа и стал центром маленького норвежского королевства, которое владело также и Гебридами. Основанная в 1079 г. Гудрёдом Крованом правящая династия просуществовала до 1266 г.; остров, формально аннексированный шотландской короной, вновь обрел кельтский облик, но сохранил свои ирландско-норвежские институты почти до наших дней. Затем норвежцы достигли Ирландии. С течением времени намерения нападавших сильно менялись. Сначала это были простые пиратские вылазки с целью овладеть сокровищами прибрежных монастырей. Затем, около середины IX в., норвежцы, по-видимому, начали руководствоваться грандиозными завоевательными планами, очень необычными для их зоны экспансии. Для этого они вначале создали опорные пункты на побережьях, особенно в Дублине, занятом в 836 г. и без промедления укрепленном, и Лимерике, расположенном в устье Шеннона, важного пути вглубь страны. Вождь по имени Тургейс (норв. Thorgestr) около 843 г. заявил права на власть над всем островом, осквернил национальные святыни в Армахе и Клонмакнойсе и насадил там агрессивное язычество. Затем эти амбиции потерпели крах. Тургейс был утоплен одним ирландским королем. Около 850 г. его датские соперники, приплывшие из Галлии, попытались занять его место. Они были быстро изгнаны. Между норвежцами и местными жителями установился modus vivendi (общий образ жизни); около 856 г. ирландские хроники впервые указывают на существование группы двуязычных метисов, Gall Gaidil, «ирландских чужаков». После 872 г. норвежцы чаще всего довольствовались тем, что крепко держали в своих руках пять или шесть пунктов на побережье, не устанавливая между ними территориального контакта. Там они создавали города-государства, которые и сегодня являются главными городами на острове: Дублин, король которого пользовался определенным главенством, Уэксфорд, Уотерфорд, Корк, Лимерик (можно отметить один несколько парадоксальный факт, который иллюстрирует созидательный аспект движения викингов: норвежцы, которым на их родине городская жизнь была незнакома, насадили ее в Ирландии).
Внутренние земли Ирландии оставались в руках местных королей, в ссоры которых норвежцы часто вмешивались; некоторые скандинавские элементы закрепились там, но указаний на собственно аграрную колонизацию почти нет. Воинственное Дублинское королевство осуществляло своего рода протекторат над норвежскими поселениями Ланкашира, скотоводческими и мирными по своей природе, и долгое время вело спор за владение Йорком с датчанами, прибывшими с востока. В ходе Ирландской освободительной войны, в 902–919 гг., самые буйные норвежцы были отброшены на восточный берег Ирландского моря. Затем положение стабилизировалось; в нескончаемых войнах между ирландскими королями и норвежскими вождями сталкивались представители фактически одного и того же слоя, в равной мере христиане, и часто один род бывал связанным с другим узами усыновления, института, обиходного как в Скандинавии, так и в Ирландии. Одни и те же норвежские наемники составляли элитную часть в обеих армиях. В это смутное время главным образом ирландцы обрели нескольких героев: Келлахана из Кашела в X в. и Бриана Боройме (Собирателя скота) в начале XI века. Бриан пользовался равной известностью и в скандинавской традиции. Битва при Клонтарфе, в которой он встретил свою смерть в 1014 г., положила конец экспансии Дублинского королевства и отбила у норвежцев извне охоту вмешиваться в дела островитян.
В 1037 г. окончательно укрощенный Дублин принял викарного епископа из Кентербери, а не Армаха; все его приближенные были ирландцами. Остаточные норвежские государства влачили жалкое существование вплоть до высадки Плантагенетов около 1171 года49. Еще в 1283 г. потомки норвежцев, остмены, образовывали в Уэксфорде отдельный класс, состоявший в торговых отношениях с Бристолем. Норвежцы внесли в развитие Ирландии значительный экономический вклад: при них возникла большая часть городов, первые деньги были отчеканены королем Дублина Сигтюгом Шелковая Борода (XI в.), появились совершенно новые познания о мореходстве (у норвежцев был позаимствован почти весь ирландский словарь, относящийся к этой сфере. Традиции грандиозного кельтского мореходства периода раннего средневековья окончательно пресеклись). Но в культурном плане последствия прихода викингов были катастрофическими. Ирландское монашество утратило свою жизненную энергию и прекратило проповедничество; прервалась деятельность скрипториев, и ирландские ученые уже более не играли значительной роли в интеллектуальной жизни Запада. Топонимия выявляет участие этой ирландско-скандинавской среды в освоении п-ова Котантен в X веке. По свидетельству саг, еще более значительную роль она сыграла в обращении Исландии к христианству. Однако она не породила никакой политической идеи. Норвежские рейды к югу от Ла-Манша были обыкновенными вылазками и не оставили устойчивых следов ни на Луаре, ни на Гаронне, ни на побережье Бискайского залива. Отметим лишь несколько важных эпизодов: крупномасштабная экспедиция по Гвадалквивиру в 844 г., в результате которой была разграблена Севилья, рейды 859–862 гг. на марокканское побережье, на Рону и в Италию, наконец, в довершение всего, путешествие будущего короля Олафа Святого в 1013–1015 гг. к берегам Галисии и Аквитании. Несомненно, именно норвежцам принадлежало единственное захоронение в корабле, оставшееся после викингов в Галлии, а именно на о. Груа.
