Иоан БОЛОВАН и др. - История Румынии
Полемика о непрерывности пребывания дако-римлян в бывшей Дакии. В средние века самая большая часть провинции Дакия (Трансильвания и Банат) оказалась в составе Венгерского королевства. После исчезновения королевства и короткого периода автономии Трансильванское княжество стало провинцией Габсбургской империи, преобразованной в XIX в. в Австро-Венгерскую монархию. В течение всех этих столетий большинство населения Трансильвании составляли румыны, на что указывают средневековые памятники. Со временем, однако, эта основная группа насе- /85/ ления утратила политические и религиозные права, а первоначальное равенство с другими этническими группами сменилось дискриминацией. Религиозные и культурные преобразования XVIII в. открыли путь в европейские школы первым румынам из Трансильвании. Изучение римского прошлого Дакии и осознание латинской основы румынского языка обусловили рождение интеллектуального движения трансильванских румын, кульминацией которого стал официальный меморандум от имени румынской нации – Supplex Libellus Valachorum.[100] В нем требовалось предоставить румынам политические и гражданские права. В основе этого документа лежала просветительская концепция, вдохновленная идеями естественного и исторического права. История стала орудием в борьбе за национальное освобождение. Впервые вспомнили о длительном периоде проживания румынского народа в Трансильвании еще с эпохи римской Дакии и о его благородных корнях, связанных с былой латинизацией. В меморандуме утверждалось, что древнейшее население Трансильвании было несправедливо лишено равных прав с теми, кто пришел на эту территорию позже: имелось в виду мадьярское дворянство, «саксы» и секеи – три средневековые привилегированные «нации».
Это политическое движение вызвало отклик у некоторых австрийских историков, решивших опротестовать исторические аргументы о древности и исконном проживании румын в Трансильвании. Так началась полемика, которая имела политический подтекст и велась в области филологии и истории. Во второй половине XIX столетия, когда политическое положение румын ухудшилось, позиция официальной историографии стала весьма категоричной. Была опубликована работа Р. Рёслера (R. Roesler), старавшегося системно продемонстрировать невозможность преемственности между дако-римскими жителями древней Дакии и румынами Трансильвании. Последние, согласно теории Рёслера, эмигрировали сюда с южного берега Дуная позднее, в средние века, когда в Трансильвании уже жили мадьяры и «саксы». Следовательно, исторические аргументы, на которые ссылаются румыны, требуя политического равенства, не имеют под собой реальной основы.
Образование национального румынского государства, обретение им независимости и его международное признание увели эту полемику еще дальше. Борьба за национальное освобождение /86/ перешла в борьбу за объединение Трансильвании и Баната с Румынией. Именно тогда появилась «проблема преемственности». Румынские историки решили ответить Рёслеру. Дискуссия, имевшая то же политическое измерение, продолжалась в румынской и венгерской историографии на протяжении всего XX столетия. В ней были и «грозовые» периоды, связанные с обострением политической ситуации, как, например, во время Второй мировой войны. Основной причиной продолжения этой полемики было полное неприятие Венгрией (даже в коммунистическую эпоху) факта воссоединения различных областей в национальном румынском государстве, в результате которого Трансильвания и Банат в 1918 г. вошли в границы Румынии.
В период коммунистической диктатуры ситуация усугубилась, особенно в годы националистического коммунизма Н. Чаушеску, когда поддержка теории преемственности принимала запредельные идеологические формы. Последствия этих лет ощущаются до сих пор, особенно на уровне обыденного сознания. Сохраняется и сама проблема преемственности. В обоих лагерях еще остались приверженцы старых идей. Тем не менее, в румынской историографии существует критическая тенденция, не допускающая идеологию в историческое исследование, отвергающая преувеличения и мифы и стремящаяся к исторической верификации образов, созданных без опоры на достоверные материалы. К сожалению, в венгерской историографии подобное видение еще не нашло места, по крайней мере, когда речь идет о проблеме преемственности.
Возвращаясь к литературным источникам конца римского владычества в Дакии, следует отметить, что они абсолютизировались и использовались противниками теории преемственности в качестве решающих аргументов, поскольку якобы говорили о полной эвакуации дако-римского латиноязычного населения Дакии на южный берег Дуная. Таким образом, бывшая Дакия могла бы превратиться в terra deserta[101] еще до наступления средневековья. В пользу этой концепции свидетельствовало и полное отсутствие во всех письменных источниках того времени каких-либо упоминаний об этой территории и ее населении. Поэтому делался вывод о том, что родиной румын была не Дакия, а земли к югу от Дуная. /87/
Полемизируя с этой теорией, румынские филологи попытались интерпретировать те же письменные источники, при этом нередко изменяя смысл текста посредством неправильных переводов. Так, текст Иордана на основании выражения «evocatis exinde legionibus»[102] сочли доказательством отступления только армии, а не гражданского населения. Это умозаключение является искусственным, поскольку базируется на неправильном переводе всего пассажа. Родилась идея, что в обсуждаемых литературных источниках можно выделить две историографические традиции, описывающие уход из Дакии: одна «ошибочная» – Евтропия, Руфия Феста и Флавия Вописка, а другая «правильная» – Иордана. Первая традиция подтверждала полный уход войск и гражданского населения и говорила о «патриотизме» Евтропия, а вторая объяснялась компетентностью Иордана, будто бы исправившего ошибочную информацию о полной эвакуации населения и упоминавшего только армию. В действительности правильный перевод текста Иордана наталкивает на мысль, что он пишет не только об отступлении армии (evocatis exinde legionibus), но и об уходе мирного населения (Dacos, из которых Траян создал провинцию, которых Галлиен «потерял», а Аврелиан, как следует из правильного перевода, разместил в Мёзии). Итак, двух древних историографических традиций не существовало. Все авторы, писавшие об отступлении армии и уходе гражданского населения, имели в виду одно и то же событие, используя разные определения: Romani, Daci, provinciales, populus.[103] Однако эти сведения слишком скудны, чтобы утверждать, будто все население северодунайской Дакии покинуло ее. В недавнем времени зарубежные историки, не участвующие в полемике о преемственности и непреемственности, такие, как Л. Окамура или А. Уотсон, касаясь эпохи Аврелиана, высказались скептически относительно мысли о массовой эвакуации всего населения, сочтя ее маловероятной и указав, что подобное нигде не практиковалось. По их мнению, мигрировали только администрация, богатые купцы, землевладельцы, т. е. влиятельные провинциальные honestiores. Большинство humiliores, имевших больше общего с варварами, чем с собственными honestiores, осталось на месте.
Более важные исторические проблемы связаны с причинами ухода и способом проведения этой масштабной операции. В 271 г. /88/ Аврелиан, подчинив вандалов и нанеся сокрушительное поражение готам в дунайской области, получил возможность подумать о том, как перестроить оборонительную стратегию во всем регионе. С одной стороны, он нуждался в военных силах, чтобы начать кампанию против Пальмиры, а с другой – мог пополнить их воинами, охранявшими дунайскую границу, для чего следовало уменьшить ее протяженность. Дакия уже давно утратила стратегическую роль по сравнению с тем временем, когда была создана эта северодунайская провинция, поскольку варварский мир во второй половине III в. пережил существенные трансформации. И Аврелиан принял стратегическое решение. Возможно, он руководствовался субъективными соображениями о необходимости защиты Сердики, своей origo,[104] находившейся в пустынном, малонаселенном и труднообороняемом от вторжений с северного берега Дуная месте. Факт, что практическое осуществление операции по оставлению Дакии не получило откликов в античной историографии, видимо, указывает на ее успешное проведение. Территория вновь созданной Дакии к югу от Дуная была небольшой. Это еще один аргумент в пользу того, что эвакуация не была тотальной. Южнодунайская Дакия создавалась не для того, чтобы стать прибежищем для всего северодунайского населения, а для сохранения названия этой провинции в списке административных единиц империи (своего рода сокрытие ухода из боязни вызвать недовольство римского общественного мнения). Кроме того, это способствовало упрочению верности двух легионов Дакии и возрастанию престижа Сердики, ставшей столицей новой провинции. Решение об уходе из Дакии родилось в голове военного человека, как ответ на основную военную задачу, и было осуществлено по-военному. Аврелиан осознанно завершил процесс «потери» Дакии, невольно начатый еще при Галлиене, взяв на себя ответственность за выбор меньшего зла для Римской империи.
