Ричард Эванс - Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933
Помимо конкретных целей, преследуемых каждой организацией, и невзирая на частые внутренние распри, поражавшие их, националистические общества в целом сходились на том, что работа Бисмарка по созданию германского национального государства явно была незавершенной и настоятельно нуждалась в том, чтобы кто-нибудь довел ее до конца. Также все большее распространение получала мысль о том, что руководство рейха не справлялось со своим долгом в этом отношении. Националистические идеи получили особенно драматическое выражение в 1912 г., когда председатель Пангерманского союза адвокат Генрих Класс, писавший под псевдонимом, опубликовал манифест с шокирующим названием «Если бы я был кайзером». Его цели не отличались скромностью. Если бы у него была власть, которую имел Вильгельм II, то, да будет известно, Класс первым делом расправился бы с внутренними врагами рейха — социал-демократами и евреями. Победа социал-демократов на выборах в рейхстаг в этом году, восклицал он, стала результатом еврейского заговора по уничтожению нации. Евреи разрушали германское искусство, уничтожали творческое начало и разлагали народные массы. Если бы он был кайзером, писал Класс, то они бы немедленно потеряли свои гражданские права и были бы названы чужестранцами. Партия социал-демократов была бы запрещена, а ее лидеры, депутаты парламента, редакторы газет и председатели профсоюзов, были бы выдворены из Германии. Выборы в рейхстаг были бы реорганизованы так, чтобы предоставить больше избирательной власти образованным и состоятельным людям, а занимать посты в правительстве смогли бы только самые достойные. Национальные съезды и патриотические фестивали популяризировали бы среди народных масс национальные идеи[140].
Смягчение внутренней напряженности, как утверждали националисты, подразумевает подавление культур национальных меньшинств, например поляков в восточных провинциях Пруссии, изгнание их с насиженных мест, запрет на использование родного языка и при необходимости применение силы для установления господства над низшими и нецивилизованными славянами. Под руководством Класса пангерманцы и их союзники поддерживали массовое производство оружия, даже более масштабное, чем предполагали законы о военном флоте с 1898 г. За этим должна была последовать война, в которой Германия завоевала бы Европу и аннексировала немецкоговорящие территории, такие как Швейцария, Голландия, Бельгия, Люксембург и Австрия. Они отказывались от любых раздумий насчет других наций, проживавших на этих территориях, и оставляли без внимания языковые и культурные различия — поэтому не было никакой вероятности, что даже фламандские сепаратисты в Бельгии, не говоря о других политических диссидентах, поддержат их. По стратегическим причинам они добавили в свой список Румынию. Кроме того, они отмечали, что колониальные владения Бельгии и Голландии, включая, например, Конго, станут отличной базой для создания огромной новой колониальной империи, которая намного превзойдет свою британскую соперницу. Эклектично заимствуя мысли у Ницше, Лангбена, Дарвина, Трейчке и других авторов, часто по ходу вульгаризируя их идеи, вырывая их из контекста или упрощая до неузнаваемости, пангерманцы и их националистические союзники основывали свою идеологию на представлении о мире, ключевыми аспектами которого были борьба, конфликты, этническое превосходство арийской расы и воля к власти[141].
Тем не менее, имея такие практически безграничные амбиции относительно мирового доминирования Германии, Пангерманский союз и другие националистические ассоциации также выражали глубокую обеспокоенность и даже отчаяние по поводу современного состояния Германии и будущих планов. Они считали, что немецкий народ был окружен врагами — начиная со славян и романцев, окружавших их извне, и заканчивая евреями, иезуитами, социалистами и всякими подрывными агитаторами и заговорщиками, разлагающими страну изнутри. Пангерманский расизм выражался в использовании специальных терминов, относивших каждую нацию к той или иной простой, единообразно действующей расовой группе, — «германство», «славянство», «англо-саксонство» и «еврейство». Другие расы превосходили германцев по уровню рождаемости и угрожали поглотить их или, как французы, сокращались в численности и, таким образом, оказывали развращающее влияние своим упадком. Экстремальные националисты изображали себя голосами в пустыне — если их не услышать, то будет слишком поздно. Отчаянная опасность требовала отчаянных действий. Только возврат к расовым корням германской нации (крестьяне, самостоятельные ремесленники, малые предприниматели, традиционная семейная ячейка) мог исправить ситуацию. Большие города были клоаками антигерманской безнравственности и беспорядка. Для восстановления порядка, порядочности и истинно германского представления о культуре необходимы были жесткие меры. Требовался новый Бисмарк, твердый, безжалостный и готовый действовать агрессивно внутри и за пределами страны ради спасения нации[142].
Время шло, и националистические организации становились все смелее в своей критике немецкого правительства за его слабость во внешних и внутренних делах. Победа социал-демократов на выборах в 1912 г., последовавших за, как они считали, унизительным для Германии окончанием международного кризиса в Марокко в предыдущем году, подтолкнула их к радикальным действиям, и обычно склонные к внутренним сварам националистические организации объединили свои силы для поддержки недавно образованной Лиги обороны, которая должна была сделать для армии то же, что Военно-морская лига сделала для флота. Новая организация была намного более независима от правительства, чем Военно-морская лига, она полностью разделяла взгляды пангерманцев и привлекла под свои знамена 90 000 членов за два года после своего основания в 1912 г., обеспечив пангерманцам человеческий ресурс, который им ранее никогда не удавалось создать для себя. Тем временем пангерманцы начали совместную с Колониальным обществом кампанию с целью убедить правительство перестать признавать юридическую действительность браков между немецкими колонистами и черными африканцами в колониях. Выдающиеся члены консервативной партии начали работать с пангерманцами. В августе 1913 г. Аграрная лига, огромная влиятельная группа крупных и мелких землевладельцев, имевшая очень близкие связи с консерваторами, объединилась с Центральной ассоциацией немецких промышленников и национальной организацией ремесленников, образовав Картель производственных земель. Картель не только включал миллионы членов, но и поддерживал многие из основных задач и взглядов пангерманцев, включая снижение роли или ликвидацию рейхстага, подавление социал-демократов и проведение агрессивной внешней политики вплоть до развязывания полномасштабной завоевательной войны[143].
Такие экстремальные националистические группы не были продуктом манипуляций правящих элит, они изначально были народными движениями, созданными снизу в результате политической мобилизации. Но они не имели никакой поддержки среди рабочего класса. Дальше всего по социальной шкале среди поддерживавших их групп находились офисные работники и клерки, один из профсоюзов которых, ожесточенно антисемитский Германский национальный союз торговых работников, жестко выступал против деловых интересов евреев, которые якобы занижали зарплаты членов союза. Кроме того, участники этой организации противоборствовали появлению женщин на секретарских и административных должностях, усматривая в этом происки евреев, пытающихся разрушить немецкую семью[144]. Вместе с тем националистические ассоциации, начиная с 1912 г. усилившие свои позиции, оказывали огромное давление на немецкое правительство. Это давление стало еще больше, когда пангерманцы завели новых друзей в правой прессе. Один из сторонников пангерманизма, отставной генерал Константин фон Гебзаттель, впечатленный работой «Если бы я был кайзером», сочинил развернутый меморандум, в котором призывал к войне против «еврейских махинаций и подстрекательств социал-демократических лидеров», созданию рейха, который бы «не был парламентским», возвращению роли кайзера, который бы правил на самом деле, вместо того чтобы быть номинальным главой, и вел агрессивную внешнюю политику «железной рукой», а также пропагандировал введение избирательного права, которое бы сводило влияние масс к минимуму.
Согласно положениям меморандума, евреев следовало считать иностранцами, им запрещалось владеть землей, а в случае эмиграции они должны были лишаться всей своей собственности. Они должны были быть лишены права занимать государственные должности, в том числе на гражданской службе, в юриспруденции, университетах и армии. По мнению Гебзаттеля, принятие христианской веры никак не влияло на тот факт, что человек был евреем. Любой имевший больше четверти «еврейской крови» должен был считаться евреем, а не немцем. «Еврейскую прессу» следовало упразднить. Все это было необходимо, поскольку, по его словам, во всей жизни Германии доминировал «еврейский дух», поверхностный, отрицательный, деструктивно критический и материалистический. Настало время для возрождения истинного германского духа — глубокого, положительного и идеалистического. Все это следовало реализовать в ходе успешного государственного переворота сверху, закрепленного объявлением осадной войны и введением военного положения. Гебзаттель и его друг, лидер пангерманистов Генрих Класс, считали этот меморандум умеренным. Такая умеренность имела причины — была идея направить меморандум принцу Фридриху Вильгельму, наследнику престола, про которого было известно, что он сочувствует националистическим идеям. А он в свою очередь с энтузиазмом передал его своему отцу и человеку, который занимал пост, принадлежавший когда-то Бисмарку, — рейхсканцлеру Теобальду фон Бетману-Гольвегу[145].
