Николай Шпанов - Холгол (Край земли - 2)
В противоположность расположенному к самоедам светлому Нуму, где-то где именно, Прокопий мне сказать не мог - живет злой, строящий людям козни Аа. Аа только и думает о том, как бы подстроить самоеду какую-нибудь гадость. Он заманивает его на лодке в открытое море и только тогда заставляет улечься волны, когда самоед дает ему обет принести обильную жертву. Аа толкает самоедов на всякие нехорошие дела: он приводит самоеда к чужому капкану с попавшимся в этот капкан прекрасным песцом и подзадоривает самоеда взять песца из чужого капкана. Аа знает при этом, что за такое злое дело не только хозяин песца будет в вечной вражде с вором и его будет презирать весь род, но сам Нум - великий, светлый, справедливый Нум - будет преследовать несчастного своим гневом и накажет, напустив болезнь и мор на его стадо, сгноив его муку и лишив молока жену, когда она будет кормить новорожденного ребенку. Аа только этого и нужно. Аа показал на остров дорогу русакам с водкой, губящей самоедов и ведущей их к нищете. Нум хочет, чтобы самоеды не пили водки, Аа подговаривает самоедов пить водку. Раньше Нум имел себе на земле верных помощниц в самоедских женках, не дававших мужьям пить водку и заставлявших их выменивать меха оленей и пушных зверей на свинец для пуль и муку для хлеба. А теперь и женки отвернулись от Нума, - их обольстил своими хитрыми речами Аа. Женки сами стали пить водку вместе с самоедами. От этого пришло на самоедскую тундру много горя.
Сильно печалится светлый Нум, и сильно радуется темный Аа.
Но Нум и Аа оба так велики и страшны, живут так далеко от самоедов, что самоеды не могут с ними говорить и не могут слышать их. Даже самый сильный шаман никогда не смеет обратиться к Нуму или Аа и принести ему даже самую роскошную жертву. Шаманы могут говорить только с малыми духами, живущими невидимо в пространстве вокруг земли, - где именно, Прокопий опять-таки не знает, это знает только шаман, а спрашивать шамана об этом нельзя. Шаман может призывать духов и просить у них за самоедов, но для этого нужно приносить жертвы духам и сделать так, чтобы шаман тоже был доволен самоедом, за которого просит.
Эти духи злые, они редко отступают от человека и почти всегда стараются принести ему вред. Как ни странно, но, будучи злыми гениями человека, эти духи оказываются посланцами Нума. Так как духи эти злы и хитры, в сношениях с ними нужно большое искусство и особые знания. Этими знаниями никто из самоедов не обладает, кроме шаманов. А шаманы своих знаний никому не передают, кроме своих старших сыновей. Таким образом прерогатива одурачивания самоедов оказывается наследственной.
Но, кроме этих духов среднего ранга, имеются еще и совсем незначительные духи, домашние, живущие постоянно с самоедом в чуме. Это щепочки с простыми зарубками на том месте, где должна быть божественная голова духа. Щепочки эти хранятся в божнице, вместе с казенными духами русаков, но только так, чтобы никто из русаков не знал, где эти щепочки, потому что батюшка всегда говорил, что начальник будет любить тех самоедов, у которых в божницах будет стоять Микола, и будет строго наказывать тех, у кого найдет самоедских деревянных духов. Только теперь начальник стал говорить, что ему все равно, каких духов держит самоед. Но все-таки спокойнее держать советских: Миколу, Марью, Спаса. Своих самоеды на всякий случай все же прячут, и шаман строго велит ничего русакам про них не сказывать.
Свои духи, живущие в чуме с самоедом, самые удобные духи, так как сношение с ними не требует вмешательства даже шамана, и хозяин сам может просить их о милости. И, кроме того, духи эти самые выгодные: не только шаману за сношения с ними ничего не надо платить, но они даже не требуют себе никаких жертв. Единственно, что необходимо делать, чтобы снискать расположение духа, это мазать ему губы маслом. А если дух не исполнит просьбы самоеда и обидит его приплодом, или не убережет от гололедицы, или не поможет сделать выгодную менку с агентом, тогда этого духа самоед может наказать. Духа можно побить. А если дух уж очень недобрый, если он причиняет самоеду большое горе, тогда можно поручить женке побить духа. Это для духа так обидно, что он постарается исполнить просьбу самоеда, не доводя до прикосновения женщины к своему божественному телу. Ведь женщина нечистая тварь, она не может прикасаться к духу, если он хороший дух и не причинил вреда хозяину. Самое же хорошее качество этих домашних духов то, что им можно обещать какие угодно жертвы, не принося их, эти бессильные духи довольствуются только обетами, не настаивая на самих жертвоприношениях.
Длинная речь Прокопия на коверканном самоедско-русском арго показалась ему, вероятно, неуместным откровением, и он внезапно замолчал, уставившись своими выцветшими глазами на огонь лампы. Подумав, он категорически заявил.
- Только наси негодные с советькими равняцца. Васа советька богородыся куды как ладно сработана, а наси плохи. Мы сам и делал... ну какой мы мастер икона делать. Наса икона худой есь. Васа икона куда как хороса. Наса обчества, парень агента и Сидельника просить будя самоетька икона нам у центру уделать, чтобы такой зе хоросой был, как васа советька богородыся.
Я не смог дослушать Прокопия. На крыльце послышался стук тяжелых морских сапог, и дверь с треском и грохотом распахнулась, ударив со всего маха об стенку.
- А ну, мать вашу бог любил, кто на судно, собирайтесь! В два счета, а не то вода снова, мать ее боком в горло, столбом через сердце мать, к чертям спадет. Живо!
Пришел фансбот, чтобы снять нас с острова Колгуева.
Я в последний раз вышел на заднее крыльцо, глядящее в коричневые просторы колгуевской тундры. С крыльца, направляясь вглубь тундры, удаляется хан.
Там далеко, за прикрытыми серой мутью постоянных туманов синими холмами, укрылись темные конусы чумов.
Передо мной, пропитанные дымным смрадом и запахом дымящейся крови, проходят образы этого осколка тундры, заброшенного в холодные волны Ледовитого моря: спящие с собаками дети, истекающие кровью олени, старые гурманы, едящие яички бьющихся перед ними в путах животных, и юные лакомки, скоблящие ножами истекающие кровью бархатные рога, медное блюдо на животе хабинэ Варвары, и надо всем этим одно несносное слово "кумка".
Хан Прокопия исчез в овраге. За пазухой у старика побрякивает кофейная банка, а в голове копошится мысль о том, что если большевику поручить делать богов, он сделает их так же красиво, как делает деву Марию. А с богами не так уж плохо жить. Боги сделают так, что Сидельник и агент поссорятся еще больше. Тогда можно будет еще поднять поденную плату и, набравши побольше товару в долг, попросить, чтобы долг списали. И, может быть, придет на остров еще один начальник, самый большой из самого что ни на есть большого исполкома, больше агента и больше Сидельника, а может быть, сам большевик и тогда... Прокопий не знает, что будет тогда. Надо спросить у шамана.
Никто на Колгуеве не знает, что будет тогда, когда придет большевик. Большевик еще не был на острове. Ни Прокопий, ни шаман, ни агент, ни даже сам большой начальник из самого большого исполкома Сидельник не может сказать ни того, что будет с островом, ни того, что будет с ними самими, когда придет большевик.
(Продолжение следует. Следующая часть - "По губам Новой земли")
Примечание:
Текст взят из книги Н. Шпанов - "Край земли" (М-Л: Молодая гвардия, 1930, 336 стр., тир. 4110 экз.) стр. 55-168.
1 Записав сказку, спетую Винуканом, я обратил внимание на то, что содержание ее мне почему-то знакомо. Позже, вернувшись из экспедиции, я проверил себя. Действительно, сказка Винукана была почти точным пересказом той записи, что давал мне читать Л. Н. Гейденрейх в Архангельске. Л. Н. сделал ее много раньше в Канинской тундре на материке. По записи Гейденрейха я и исправил свой текст, так как в переводе Леткова многое из спетого Винуканом было для меня непонятно. Авт.
