Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 5
Иванов. — По чьим инициативам были созваны при вас съезды?
Золотарев. — Я этого точно сказать не могу. Может быть, по инициативе министра.
Иванов. — А под чьим председательством, не помните — Виссарионова?
Золотарев. — Я председательствовал. Виссарионов был в подкомиссиях.
Иванов. — Ах, под вашим председательством. Эта инструкция не была пересмотрена на съездах?
Золотарев. — У нас были общие положения. Я высказывал, конечно, свой взгляд.
Председатель. — Как вы относились к тому основному вопросу, что лицам, которые должны были бы быть арестованы, выплачивалось жалованье и допускалось, чтобы они развивали свою деятельность и принимали участие в организациях? Как вы относились к положению, что учреждение, которое должно пресекать преступления, в сущности говоря, разводило эти преступления, с которыми на местах вы, как прокурор суда, боролись?
Золотарев. — Если разделить на два вопроса, то основное предложение: допустимо ли вообще пользоваться за денежное вознаграждение сведениями, даваемыми лицами, заведомо принадлежащими к революционной организации?
Председатель. — И продолжающими там работать.
Золотарев. — И продолжающими там работать. Совершенно верно. Затем, иногда происходило таким образом, что были целые организации, которые состояли именно только из одних агентов. Конечно, здесь преступление. Во всяком случае безотносительно к вопросу о том, допустима ли такая система со стороны того лица, которое это допустило, конечно, это ведет к совершению преступления.
Председатель. — Ну, это частности. Вот система говорит,[21] что там, где есть организации, должны быть агенты, которые должны в ней оставаться, т.-е. работать и получать жалованье за доставление сведений.
Золотарев. — Я точно не помню всех пунктов. Относительно обстоятельства, что должен оставаться в организации, может быть, оно таково, что не преступно само по себе, т.-е. если они в своем кругу занимаются исследованием вопросов, которыми занимается партия с.-р., то само по себе это не есть что-либо преступное.
Председатель. — Ну, это гипотетический случай. Инструкция говорит: членами одной из революционных организаций. Конечно, при существовавших законах кружок лиц, теоретически изучавших положение с.-р. учения, был не преступен. Но здесь, когда инструкция имеет в виду революционную организацию и внедрение сотрудников, то она предполагает кружок лиц, который наказуем по 102 статье Уголовного Уложения.
Золотарев. — Я, конечно, затрудняюсь сказать потому, что инструкции я точно не помню. Представить это трудно. Вопрос в том, раз система принята, хотя бы и решено ее отменить, но пока она существует, известные указания, конечно, должны быть даны. Так что мне кажется, этот вопрос нужно было разбить на две части. По поводу второй части я бы посмотрел на нее, как на разногласие. Потому что злоупотребления несомненно здесь являются действиями провокационными, за которые эти лица являются ответственными.
Председатель. — Особое совещание, посвященное вопросам политического розыска, происходило в 1915 году, и первой наиболее многочисленной секции его были предложены самые жизненные, в розыскном отношении, вопросы о современном положении политического розыска, о причинах его упадка и способах поднятия на надлежащую высоту. Казалось бы, если съезд работает под вашим личным руководством, то вопрос о законности, в связи с этими общими вопросами о современном положении, должен был быть поставлен, тем более, что вы занимались как раз и пересмотром действовавших инструкций и положений о розыске?
Золотарев. — Я не думаю, чтобы это был вопрос о законности. Раз эта система принята, исходной точкой было то, что агентура остается и должна существовать.
Председатель. — В департаменте полиции существовала очевидно мысль двинуть туда юристов, чтобы они внесли туда законность. Как известно, например, сто лет существовала перлюстрация писем, не имеющая законного основания. Для нас, юристов, ясна незаконность этой системы, так что нельзя ссылаться на факт при суждении о законности.
Золотарев. — Я не ссылаюсь на факт. Я говорю, что в это время уничтожение агентуры, т.-е. системы, которая была, было признано несвоевременным. С этой системой надо было считаться, что она существует и что она будет продолжать существовать, не могу вам сказать до чего.
Председатель. — Но, признавая это, как вы не подошли к вопросу с точки зрения, насколько это допустимо по закону?
Золотарев. — На совещании этот вопрос, конечно, выставлялся, но не в такой форме, что оно должно решить, что агентура не должна существовать.
Председатель. — Будем говорить не о совещании, но в обыденной действительности, в департаменте полиции?
Золотарев. — В практике, в применении, иногда предусматривались дела и расследования,[22] которые производились; в то же время, когда я был товарищем министра, они не производились.
Председатель. — Но вообще?
Золотарев. — Как осуществлялось в жизни, в действительности то, что было признано не подлежащим немедленному устранению?
Председатель. — Возьмем как отдельный пример дело Малиновского. Что вам известно о том, как Малиновский, агент департамента полиции, стал членом Государственной Думы?
Золотарев. — Ничего не известно.
Иванов. — По делу Малиновского вам никогда не докладывали?
Золотарев. — Ведь выборы в Гос. Думу были во время моего отсутствия, я был за границей. Как производились выборы в Гос. Думу, как попал Малиновский — об этом я не знаю. Затем, я вернулся, это было в ноябре месяце 1912 года, но от этого дела я отошел. Вообще об именах агентов мне не докладывалось, я не интересовался, интересуясь только данными дела, которое мне докладывали.
Председатель. — Были вам доклады в связи с прохождением в Думу Малиновского?
Золотарев. — Нет, не было.
Председатель. — Игнатий Михайлович, вы помните, что при вас, да и после вас Виссарионов занимался тем, что ревизовал охранное отделение. Он представлял вам доклады по этому делу?
Золотарев. — Доклады были.
Председатель. — Вот один из рапортов, относящийся, кажется, к 1912 году. Есть здесь ваша рука, на этой странице? (Показывает бумагу.)
Золотарев. — Есть.
Председатель. — Что написано вашей рукой?
Золотарев. — «Прошу Виссарионова переговорить и прошу обратить внимание на мою отметку в рапорте».
Председатель. — А это — карандашом налево, чья рука?
Золотарев. — Макарова.
Председатель. — «Прошу его высокопревосходительство С. Е. Виссарионова переговорить». Это ваша рука?
Золотарев. — Это моя рука.
Председатель. — А «прошу обратить внимание на это»?
Золотарев. — Это тоже моя.
Председатель. — А где же Макарова?
Золотарев. — Синим карандашом.
Председатель. — Ну, начнем иллюстрировать эти ваши положения. Вот рапорт Виссарионова. Не помните ли вы, не говорится ли здесь чего-нибудь о секретном сотруднике, которого предполагается выставить членом Государственной Думы?
Золотарев. — Может быть, я не отрицаю, но, как он попал в Думу, я не знаю. Это было в мое отсутствие.
Иванов. — Вы не знаете ничего о той переписке, которая предварительно производилась между начальником московского охранного отделения и департаментом полиции? Кажется, докладывалось министру и товарищу министра о тех обстоятельствах, которыми сопровождались выборы Малиновского в Думу. Не известно вам и о том, что у Малиновского был дефект, по поводу которого тоже была переписка?
Золотарев. — Я не могу с положительностью сказать. Есть вещи, которые забываются.
Иванов. — Это крупное дело.
Золотарев. — Я не принимал участия в этом деле. Может быть что-нибудь приходилось слышать, как отголосок.
Иванов. — Вам не докладывали по поводу этих обстоятельств?
Золотарев. — Это должно было итти и могло итти только через тех лиц, которые принимали участие в подготовке к выборам в Гос. Думу.
Иванов. — Вы не помните, кто был начальником охранного отделения в Москве?
Золотарев. — В то время, должно быть, был Мартынов.
Иванов. — А здесь?
Золотарев. — Белецкий.[23]
