Леонид Млечин - Железный Шурик
Но чьими руками будет возделываться целина?
Хрущев знал ответ: с помощью комсомола он отправит в Казахстан молодежь.
«Мы поговорили с руководителями ВЛКСМ, — вспоминал Хрущев, — рассказали им о цели освоения целинных земель и посоветовались о методе привлечения туда молодежи. Комсомол, как всегда, горячо отозвался на призыв…»
Двадцать второго февраля в Большом Кремлевском дворце уже провожали первую группу комсомольцев-целинников.
— Я попросил Хрущева встретиться с комсомольцами, уезжающими на целину, — рассказывал Владимир Семичастный. — Он согласился. Собрались в Большом театре. Хрущев привел с собой весь президиум ЦК. Мы занимались тогда самой настоящей хозяйственной работой…
«Перед молодыми добровольцами, собравшимися в Кремле, в зале заседаний Верховного Совета, я выступил с коротким призывом и объяснил предстоящие задачи, — вспоминал Никита Сергеевич. — Сказал, что партия возлагает на них большие надежды. Затем собрание призвало молодежь всей страны откликнуться на новое дело.
Протекало оно интересно, ребята выступали с энтузиазмом. До сих пор в моей зрительной и слуховой памяти сохранились некоторые лица и речи. Молодые люди буквально светились, их глаза горели. Я глубоко верил в молодежь, она более подвижна и способна на подвиг. Так оно и оказалось».
В сталинские годы деревню ограбили, записывал в марте шестьдесят первого Александр Трифонович Твардовский, — не только в смысле изъятия материальных средств, но и человеческих кадров. Но деревня держалась «многими коренными зубами за землю».
«Не самый ли трудный зуб — „оседлость“, усадьба-дом и приусадебный участок, до сих пор оказывающий столь серьезное сопротивление в неравном бою с социализмом? — задавался вопросом крестьянский сын Александр Твардовский. — Для многих и многих дом и участок — уже единственный стимул выполнения нормы (в трудоднях) на колхозном поле. И за хорошую работу там им социализм давал послабление в смысле пользования этим маленьким, но живучим капитализмом».
Александр Трифонович увидел в освоении целины то, о чем мало кто задумывался.
Замысел целины объяснялся «не только прямым расчетом „займа“ на стороне от старопашенных земель, но и соблазном развернуться на чистом свободном месте, где техника, организация труда и все преимущество крупного хозяйства могло сказаться в „чистом“ виде, — все заново и без помех „маленького капитализма“, без стариков, садиков, колодцев и прочего.
И они сказались, но не могли не сказаться и другие стороны, не столь выгодные моменты (запустение еще большее старопашенных земель), фронтовой характер освоения новых земель, характер «операции», при которой огромные потери неизбежны. То, то испокон веков делалось на земле людьми, родившимися и обученными на ней, то есть производство хлеба под своими «старыми грушами», делалось теперь сборным, как на новостройке, народом, по преимуществу молодым, то есть наименее приверженным земле, часто вовсе не деревенским.
Но все же «операция» эта гениальна, даже если бы пришлось вновь отступить, дать отдохнуть этим землям и сосредоточиться больше на старопашенных».
Многие люди поехали на целину. Одни по романтическим соображениям, другие подчиняясь комсомольской дисциплине. Третьи надеялись наладить жизнь — молодые люди хотели вырваться из общежитий и огромных коммунальных квартир.
Сельская молодежь бежала от нищеты. Деревенские парни таким образом получали паспорта, что открывало возможность со временем пойти учиться и обосноваться в городе. Многие крестьяне приехали на целину даже без путевок, чтобы просто заработать. Туда же отправляли и тех, кого освобождали из исправительно-трудовых лагерей условно-досрочно.
Хрущев сам съездил в Казахстан. Он увидел, что целинники живут в палатках в спартанских условиях. Молодежь жаловалась, что невест нет.
«Когда я вернулся в Москву, — вспоминал Никита Сергеевич, — я рассказал о своих впечатлениях и посоветовал комсомолу призвать на целину девушек, для них найдутся и работа, и женихи. Это очень хорошо, что на новых местах сложатся семьи, появятся дома и дети, заведется местное оседлое население и затем окажутся старожилами. ВЛКСМ обратился с призывом к девчатам, и немало их уехало на целину… Другого выхода у нас не было».
Девятнадцатого марта пятьдесят четвертого года открылся ХII съезд ВЛКСМ, первый съезд, который проводил Шелепин как руководитель комсомола.
«Погоже мартовское утро, — говорилось в репортаже, помещенном в „Правде“. — Стены и башни древнего Кремля залиты лучами по-весеннему яркого солнца. Через Спасские и Боровицкие ворота устремился к Большому Кремлевскому дворцу потом юношей и девушек. Это делегаты и гости ХII съезда ВЛКСМ…»
Работа началась с того, что съезд «почтил вставанием память великого продолжателя дела бессмертного Ленина — И.В. Сталина». В докладе Шелепина много говорилось об отправке молодежи на освоение целины:
— Посылая на освоение новых земель сових воспитанников, комсомол принимает на себя перед лицом партии, всего советского народа высокое обязательство. Разрешите от имени съезда заверить ЦК КПСС в том, что комсомольцы, молодые патриоты дружно и пламенно возьмутся за новое великое дело и с честью его выполнят!
В соответствии с хрущевскими идеями Шелепин сократил платный комсомольский аппарат — оставил в райкомах двух освобожденных работников, все остальные трудились на общественных началах.
Николай Николаевич Месяцев, в войну офицер управления военной контрразведки СМЕРШ, а после войны — работник министерства госбезопасности, был избран секретарем ЦК комсомола и работал вместе с Шелепиным. Месяцев, чье имя еще не раз возникнет в этой книге, рассказывал мне:
— Приходили союзные министры к нам на бюро ЦК комсомола, мы их так прижимали за равнодушие к быту молодежи, что кости трещали…
Но все равно горожане не очень прижились на селе. На целине остались в основном сельчане, те, кто вырос в деревне, имел навык, привык к такому труду.
«Вчера — фильм Григория Бакланова и Хейфеца „Горизонт“, изо всех сил пытающийся быть правдивым и беспощадным, — записывал в дневнике Твардовский. — Но что-то в нем не свершается, нет „узла“, и в конце — обычный кино-поворот, полный фальши: едут новые мальчики и девочки на целину, поют, ликуют, а мы-то уже знаем, что там их ждет, и что их предшественники с натугой называют своим счастьем („Университет? Подумаешь!“)
Все дело в том, что авторы и не попытались затронуть то, что дано как условие игры: целина — радость, счастье. Отрыв от родных и привычной среды, перерыв в образовании все это пустяки. Их, этих мальчиков и девочек, нужно здесь переженить, поселить в этом, возводимом ими самими корпусе, а там коммунизм все доделает. Но ведь, по совести говоря, так не хочется разделить их судьбу…
Если только подумать, какое множество людей, родившихся на земле, привязанных к ней и не видевших в «делании хлеба» никакого особого долга, насильно и всячески оторвано от нее, а вместо этого мальчиков и девочек (восе не сплошь министерских деток) с попреком, что они только умеют хлеб есть, а не делать его, посылают в добровольном (это хуже всего) порядке в эту степь для выполнения их «долга». И художники при этом пытаются представить их смешными, с их неумением запрячь коня и так далее.
Если к этому добавить, что о заработке ни слова, ни намека — он их не интересует (один «долг»), что пребывание здесь в течение ряда лет не сулит возвращения со славой, как с войны, или с заработком, как с золотых приисков, а уже сказано, написано на стенах вагонов «навсегда», то в целом это фальшиво и неприятно, несмотря на все усилия мелочной, обманчивой правдивости деталек, реплик…»
По указанию Хрущева решили всю сельскохозяйственную технику два-три года отправлять только на целину. Другим регионам она просто не доставалась. Расчеты Хрущева оказались правильными. В пятьдесят шестом году получили большой урожай — шестнадцать миллионов тонн зерна в Казахстане. Но цена целинного хлеба была очень высокой.
Пантелеймон Пономаренко, когда был первым секретарем в Казахстане, на пленуме ЦК обвинил в национализме казахских почвоведов, который доказывали, что не все целинные земли можно пахать.
Многие видные ученые предостерегали тогда Хрущева, говорили, что при освоении целины нужно внедрять паровые севообороты, многолетние травы, применять мелкую пахоту, сохранять чистые пары. Хрущев все это отверг, ему нравились советы академика Трофима Лысенко:
— Пахать глубже, хорошо переворачивая пласт.
Но ученые оказались правы. Со временем начались страшные пыльные бури, которые уносили посевы вместе с землей. На огромных площадях был уничтожен пахотный слой…
Пришлось создавать специальную систему земледелия. Этим занимался академик ВАСХНИЛ, Герой Социалистического Труда, автор трудов по почвозащитным система земледелия в зонах ветровой эрозии почв Александр Иванович Бараев. Он возглавил научно-исследовательский институт зернового хозяйства возле Акмолинска.
