Борис Соколов - Правда о Великой Отечественной войне (сборник статей)
В действительности советское руководство в 1941 г. германского нападения не ожидало и к обороне не готовилось. Перед началом войны оборона рассматривалась и отрабатывалась в масштабах не больших, чем оборона одной армии, но никак не фронта. В оперативно-стратегических играх января 1941 г. нападение Германии и бои по его отражению излагались лишь во вводных данных, отрабатывались же только наступательные операции советских войск.[64] Ни один из вариантов предвоенного стратегического развертывания Красной Армии на Западе не содержал каких-либо планов оборонительных операций на случай, если Германия ударит первой. Поэтому-то после германского вторжения 22 июня 1941 г. были сразу же предприняты контрудары в рамках спланированных до войны наступательных операций, а последующие оборонительные действия Красной Армии, ввиду отсутствия предвоенных оборонительных планов, строились как импровизация.
Немецкая сторона если и рассматривала планируемую войну против Советского Союза как превентивную, то только в самом широком смысле слова, как действия, направленные на предотвращение возможных будущих наступательных действий потенциального противника. В этих терминах "превентивной" может считаться любая агрессия. Бывший начальник штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта (ОКВ) А. Йодль на допросе 17 июня 1945 г. показал: "...Существовало политическое мнение, что положение усложнится в том случае, если Россия первой нападет на нас. А поскольку раньше или позже, но война с нею неизбежна, нам лучше самим выбрать время для нападения".[64а]
Как известно, подготовку войны против России Гитлер маскировал планами предстоящего будто бы летом 1941 г. вторжения в Англию. Беда в том, что по условиям погоды такое вторжение было возможно в широкий промежуток времени - с мая по октябрь и требовало гораздо меньше войск - 45-50 дивизий, чем выполнение плана "Барбаросса".[65] Так что сосредоточение войск на Востоке само по себе не могло помешать высадке на Британских островах. Лишь после войны стало общеизвестным, что германское вторжение в Англию было неосуществимым ни в 1940, ни в 1941 гг., из-за проигрыша люфтваффе "битвы за Британию", слабости германского военного флота и нехватки тоннажа для подобной широкомасштабной десантной операции. Однако летом 1941 г. такой уверенности не могло быть ни в Великобритании, ни в СССР. Другое дело, что в случае высадки в Англии туда должны были бы отправиться почти все германские танковые и моторизованные дивизии. Однако переброску всех моторизованных и почти всех танковых дивизий на Восток Гитлер начал лишь после 10 июня и завершил буквально накануне вторжения. Чтобы замаскировать переброску последнего эшелона войск, была осуществлена акция с появлением в "Фелькише Беобахтер" 13 июня 1941 г. статьи И. Геббельса "Крит - как пример" с прямым намеком на скорое вторжение в Англию. В ночь с 12 на 13 номер был конфискован военной цензурой, но с таким расчетом, чтобы часть тиража успела распространиться в Берлине и достичь иностранных посольств. 14 июня Геббельс с удовлетворением констатировал мнение английских и мировых средств массовой информации о том, что "наше развертывание против России - чистый блеф, с помощью которого мы рассчитываем замаскировать подготовку к вторжению в Великобританию". Как реакцию на этот инцидент он расценил и известное заявление ТАСС, переданное вечером 13 июня, отметив, что "русские, кажется, еще ни о чем не подозревают".[66] Германская реакция на заявление ТАСС, вернее, отсутствие какой-либо официальной реакции, была продолжением прежней игры. Дело в том, что в случае, если бы германское сосредоточение на Востоке было лишь прикрытием грядущей высадки на Британские острова, то германская реакция на заявление ТАСС была бы точно такой же: молчание, чтобы создать у британской стороны убеждение, что действительное германское намерение - это вторжение в Россию. Очевидно, Сталин так первоначально и расценил все эти события и мер по повышению готовности войск не принял, продолжая подготовку к собственному вторжению в Польшу, Германию и Румынию. Возможно, инцидент с публикацией статьи Геббельса убедил советского лидера в том, что вермахт уже начал непосредственную подготовку к вторжению в Англию, и в ближайшие недели основные ударные силы германской армии будут перебрасываться к побережью Ла-Манша, что создаст благоприятные условия для советского нападения.
Слабым местом Красной Армии оставалась обеспеченность горючим. Так, на 1 мая 1941 г. РККА была обеспечена горючим следующим образом: бензином Б-78 - на 10 дней войны, Б-70 - на 3 месяца 19 дней, Б-74 - на 1 месяц 8 дней, автобензином - на 1 месяц 14 дней и дизельным топливом - на 24 дня боевых действий.[67] Но следует учитывать, что и германская армия перед вторжением в СССР испытывала определенный дефицит топлива. Если с авиационным бензином, благодаря производству синтетического горючего, дело обстояло более или менее благополучно, то с автобензином и дизельным топливом уже в июле предусматривался 10%-ный дефицит, а в августе армия вторжения должна была снабжаться в значительной мере за счет прямых доставок из Румынии. Осенью же запасы горючего у немцев должны были истощиться, составив по авиабензину лишь 50% потребности, по автобензину - 25% и по дизельному топливу - 50% потребности.[68] Германское руководство надеялось на скоротечность русской кампании, поставки из Румынии и, в меньшей степени, на трофеи. Более острый дефицит авиабензина в Красной Армии объяснялся как недостаток собственных мощностей и американским эмбарго, введенным после финской войны, так и тем фактом, что советский парк военных Самолетов многократно превосходил германский. Несомненно, советское руководство, как и германское, рассчитывало на быстрое успешное вторжение, надеялось к его началу пополнить запасы горючего в западных приграничных округах за счет других районов страны и гражданского сектора и предполагало использовать румынские месторождения и мощности, а также трофеи в Польше и Германии. В случае же затягивания войны расчет был на поставки из Великобритании и США.
Возможный крах Англии в случае возможного германского вторжения резко ухудшил бы геостратегическое положение СССР, позволив Гитлеру бросить на Восток всю авиацию и дивизии, оставленные на Западе, а также осложнив получение жизненно важных для ведения войны поставок из США и Канады. Так что угроза, что Англия в любой момент может рухнуть, как перед этим Франция, заставляла Сталина спешить. Во второй половине мая начался призыв 800 тыс. запасных в приграничных западных округах, а с начала июня - переброска туда из внутренних округов 4-х армий и одного стрелкового корпуса резерва Главного командования.[69] 4 июня Политбюро приняло решение о формировании к 1 июля в составе Красной Армии 238-й стрелковой дивизии Средне-Азиатского военного округа, "укомплектованной личным составом польской национальности и знающими польский язык" общей численностью в 10 298 человек. Очевидно, несмотря на всю конспиративную работу, проведенную НКВД и уцелевшими польскими офицерами из числа избежавших Катыни "стукачей" и "правильно политически мыслящих", достаточного количества добровольцев из числа пленных поляков для дивизии не набралось, и поэтому дивизию решено было сформировать путем переукомплектования не только поляками, но и "лицами, знающими польский язык, состоящими на службе в частях Красной Армии".[70] Это также делало дивизию вполне "благонадежной". На практике, как это позднее имело место с двумя армиями Войска Польского, а ранее - с финским корпусом, речь, скорее всего, шла об укомплектовании 238-й дивизии красноармейцами с "польскими" фамилиями, даже не знавшими польского языка. В связи с началом войны эта дивизия была сформирована только в сентябре и уже не из поляков, а из казахского и русскоязычного населения Казахстана. "Польский след" остался лишь в фамилии начальника штаба дивизии - полковника В. Л. Михликовского, назначенного на этот пост еще до начала воины.[71]
Решение о формировании польской дивизии к 1 июля указывает на то, что советское руководство действовало по "финскому варианту". Тогда финское соединение начали формировать за месяц до начала войны. Теперь, очевидно, Сталин решил, что пришло время для вторжения в Польшу. Никакими другими целями объяснить формирование польской дивизии не представляется возможным. Такую дивизию формировать было труднее, чем обычную стрелковую дивизию (польские уставы, форма, обучение польскому языку), само ее существование в мирное время представляло немалый риск: узнай о польском соединении германская разведка, это могло подтолкнуть Гитлера на войну против СССР, так как явно показало бы агрессивные намерения Сталина. Утаить существование польской дивизии, в которую свозили "лиц, знающих польский язык " со всей Красной Армии и куда могли попасть и не вполне надежные (в том числе я как потенциальные германские агенты) поляки, было довольно трудно, особенно если речь шла о длительном периоде времени, скажем, до весны 1942 г. - до этого момента, по сообщению некоторых мемуаристов Сталин будто бы рассчитывал оттянуть неизбежное столкновение с Германией.[72] Кроме того, на моральном духе тех поляков, которым суждено было бы попасть в дивизию, негативно сказался бы факт длительного пребывания в Красной Армии, если бы СССР при этом все еще оставался "невоюющим союзником" Германии. В случае, если бы Советский Союз первым на Германию нападать не собирался, а только опасался германского нападения, наиболее благоприятным временем для формирования в Красной Армии польского соединения был бы сам момент германского вторжения. Для поляков сразу исчезли бы многие сомнения и двусмысленность их положения в СССР. Времени же для формирования дивизии вполне бы хватило. Ведь даже по весьма оптимистическим вводным оперативно-стратегических игр января 1941 г. в случае германской агрессии первые две недели войны бои шли на советской территории, и лишь потом Красная Армия вступала в Польшу.[73]
