Ларри Коллинз - О, Иерусалим!
Мейер возглавлял один из отделов еврейской разведки, носивший кодовое название «Арневет» («Кролик»). Этот отдел, укомплектованный девушками из Ҳаганы, говорившими по-английски, работал круглые сутки, и его радиоприёмники были настроены на волну 58,2 метра — канал британской полиции.
Всё обильней становилась информация, поступавшая в штаб Фрейера. Он получал еженедельные сводки английской военной разведки на Ближнем Востоке, он читал копии большинства писем, которыми обменивались сэр Алан Каннингхем и его лондонское начальство; он знакомился с приказами и циркулярами британского главного штаба в Палестине; он знал, что именно известно британскому командованию о военных приготовлениях евреев и арабов.
Но ещё важнее было то, что еврейской разведке удалось получить доступ и к арабским секретам. Не позднее чем через две недели после очередного совещания руководителей Арабской лиги копии протоколов попадали в Еврейское агентство в Иерусалиме. Платный информатор служил даже в штабе Хадж Амина Хусейни в Каире.
В подвале Еврейского агентства в двух бдительно охраняемых комнатах молодой человек по имени Ицхак Навон руководил обработкой информации, поступавшей из самого ценного источника. Эти комнаты были связаны специальным кабелем с центральным пультом иерусалимского почтамта. Работавшие там еврейские инженеры и техники подключили подслушивающие устройства к телефонным и телеграфным кабелям, связывающим основных британских и арабских абонентов в Иерусалиме с другими странами Ближнего Востока и с Европой. Вскоре Навон был в курсе всех телефонных разговоров видных арабских лидеров и британских официальных лиц в Иерусалиме.
Эта тайная война дополнялась пропагандистской работой, которую обе стороны вели через подпольные радиостанции.
Арабское радио, называвшее себя «Голос революции», каждый вечер в семь часов вело передачу с помощью небольшого передатчика, спрятанного под грудой ковров в фургоне торговца-армянина. Радиопередатчик Ҳаганы помещался в частном доме. Чтобы сбить с толку англичан, передачи велись из района, в котором не было электрического освещения.
Питание для радиопередатчика поступало из находившейся неподалёку больницы по проводу, протянутому от дома к дому.
Постороннему взгляду этот провод казался простой бельевой верёвкой: по просьбе Ҳаганы хозяйки вывешивали на нем бельё для просушки.
8. Санта-Клаус Ҳаганы
Свежевыпавший снег обметал черепичные крыши и клочьями лёг на стены Старого города. А над ним на высоком холодном небе, подобно дальнему маяку, горела звезда, которая тысяча девятьсот сорок семь лет тому назад вела пастухов Иудеи и трёх волхвов к яслям в Вифлееме. Закутавшись в снежную мантию, Иерусалим собирался праздновать Рождество — самое тревожное Рождество за всю свою долгую историю.
Редко когда в истории Иерусалима мир казался столь далёким, а люди доброй воли столь немногочисленными, как в те декабрьские дни 1947 года. С приближением Рождества покой горожан всё чаще нарушался перестрелками, и что ни день, то чаще и яростнее становились вооружённые стычки: к концу года в столкновениях погибло уже 175 арабов, 150 евреев и 15 английских солдат. Гершон Авнер — тот самый, который привёз Бен-Гуриону весть о голосовании в ООН, — собственными глазами видел, как в центре еврейского квартала Иерусалима средь бела дня были убиты 2 британских солдата. Банда арабских подростков схватила на базаре Старого города еврея Исраэля Шрайбера; через несколько часов его обезображенный труп, втиснутый в мешок, был найден около Дамасских ворот. Журналиста Роберта Стерна, уроженца Великобритании, популярного обозревателя газеты «Палестайн Пост», застрелили на пороге агентства печати. Последняя его статья неожиданно оказалась эпитафией самому себе. «Если я умру, — писал он, — то пусть вместо того, чтобы ставить памятник на моей могиле, люди пожертвуют средства на содержание животных в Иерусалимском зоопарке».
На следующий день, когда в зоопарк стали поступать первые пожертвования, похоронную процессию, двигавшуюся за гробом Стерна, обстреляли арабские снайперы.
Даже в Сочельник не обошлось без положенной порции перестрелок. Сами Абуссуан, возвращавшийся с традиционного рождественского радиоконцерта, где он играл на скрипке, попал под обстрел в еврейском квартале Мекор-Хаим. Когда Абуссуан добрался до скромного отеля в Катамоне, на его машине красовались следы пуль. Абуссуан переехал со своей семьёй в отель «Семирамида» через несколько дней после разгрома и сожжения еврейского торгового центра. Отель принадлежал дяде Абуссуана. Трехэтажное, укрытое зарослями бугенвиля и ничем не приметное здание «Семирамиды» казалось Абуссуану надёжнейшим убежищем.
Грустное Рождество было у палестинских христиан в тот тревожный год. Едва не погибнув по дороге с концерта, Сами Абуссуан встретил праздник в кругу своей семьи. Когда Джеймс Поллок, окружной комиссар Иерусалима, прибыл на рождественское богослужение в Церковь Рождества Христова в Вифлееме, он застал там лишь жалкую горстку паломников. В нескольких кварталах от Церкви Рождества, в доме доктора Михаэля Малуфа, возглавлявшего сеть психиатрических больниц в Палестине, столы не ломились, как прежде, от яств и радостная толпа друзей не шумела в комнатах; доктор Малуф встретил Рождество вдвоём со своей женой Бертой; откуда-то издали доносилась разухабистая песня — это горланили английские солдаты.
— Да встретишь ты все праздники в добром здравии! — произнёс доктор Малуф традиционное арабское приветствие и поцеловал жену.
Взявшись за руки, они смотрели в окно. Подвыпившие солдаты продолжали горланить. «Но в домах, — подумала Берта Малуф, — царит скорбь».
В это время в трёх тысячах километров от Иерусалима, в бельгийском порту Антверпен, невысокий юноша в чёрном дождевике, радостно потирая руки, стоял в воротах, ведущих к длинному ряду тёмных складов. В этот сочельник Ксилю Федерману предстояло стать Санта-Клаусом Ҳаганы. На складах хранились сотни пикапов, санитарных машин, цистерн, джипов, прицепов, бульдозеров, транспортёров. Там громоздились горы палаток всевозможных размеров — от одноместных до стоместных, море касок, километры кабелей, проводов и шлангов, штабеля радиоприёмников, полевых телефонных аппаратов и переносных раций. Здесь же были сложены тюки патронташей, белья, носков, обуви, обмундирования, карманных фонариков, пакетов первой помощи. Всего этого хватило бы на экипировку половины евреев земного шара, если бы они вздумали вступить в ряды Ҳаганы. Подобно тому, как Эҳуд Авриэль был послан в Европу покупать оружие и боеприпасы, Федерман был командирован найти и закупить снаряжение для немедленной организации армии численностью в шестнадцать тысяч человек. Обрадованный Федерман принялся обследовать открывшиеся его глазам богатства и составлять список вещей, необходимых для армии, призванной защищать ещё не родившееся государство. В одном из складов он наткнулся на какое-то странное приспособление. Это было заплечное крепление для переноски тяжестей. Федерман секунду поколебался, а потом подумал: «Это может пригодиться, да и стоит всего двадцать центов штука». Он пометил в своём списке триста креплений и пошёл дальше. Этим двадцатицентовым креплениям суждено было спасти иерусалимских евреев от голодной смерти.
9. Путешествие в нелепость
К британскому майору, который командовал солдатами, производившими обыск в автобусе, подошла женщина.
— Что вы здесь делаете? — спросила она.
— Ищем, нет ли здесь оружия.
— Вы не имеете права! — воскликнула женщина.
— Вы полагаете? — ответил майор.
Однако от этой дамы не так-то легко было избавиться. Она потребовала, чтобы майор предъявил ей документы. Как истый англичанин, майор учтиво протянул своей собеседнице удостоверение личности. Солдаты за его спиной ухмыльнулись.
Невзирая на настойчивые протесты, обыск продолжался.
Наконец майор сказал:
— О-кей, автобус может двигаться дальше.
— Погодите! А как насчёт девушки из той машины?
Машина сопровождала автобус, ехавший из Иерусалима в Тель-Авив. Прежде чем приступить к обыску автобуса, британские солдаты арестовали сидевшую в машине девушку и конфисковали найденный там автомат. Женщина, вступившая в пререкания с британским майором, была Голдой Меир.
Вмешательство Голды Меир было продиктовано не только заботой о судьбе девушки. Арабы, не желая раздражать мандатные власти, обычно оставляли в покое британские автоколонны, двигавшиеся по Иерусалимской дороге, и приберегали свои пули для евреев. От имени Еврейского агентства Голда Меир потребовала охраны для еврейского транспорта: мандатные власти обязаны обеспечить безопасность на палестинских дорогах. Англичане в конце концов согласились, но выдвинули условие: они будут обыскивать транспорты, дабы помешать Ҳагане доставлять в Иерусалим оружие и солдат. Поскольку именно в этом Еврейское агентство видело одну из своих основных задач, оно отвергло условие англичан и распорядилось, чтобы во всех еврейских автобусах ехали под видом пассажиров вооружённые бойцы Ҳаганы. Тогда англичане начали останавливать и обыскивать еврейские автобусы и легковые машины в поисках оружия. Это вызвало возмущение у руководителей Еврейского агентства. «Лучше бы, — говорили они, — англичане употребили свою энергию на то, чтобы избавить Иерусалимскую дорогу от арабских засад».
