Анатолий Корольченко - Битва за Кавказ
— Осторожно, тихо! — предупредил всех Хамид. — Шуметь будешь, смерть встречать будешь.
Он указал наверх, где брал начало снежник. Там, в скалах, ветер намёл карниз из снега. Он едва различался, только лёгкая тень выдавала его. Стоило карнизу обломиться, как последует обвал: масса снега и льда скатится вниз, сметая и сокрушая всё на пути.
Опираясь на альпеншток, Хамид ступил на нетронутый наст снежника. Он двигался крайне осмотрительно. Прежде чем поставить ногу, пробовал, твёрдо ли там, тогда, налегая на палку, делал следующий шаг.
И солдаты следовали примеру проводника, проявляя осторожность.
Немец шёл, не отставая, и тоже с опаской поглядывал на снежный карниз. Он был альпинистом и знал, какую опасность таил в себе этот с виду неприметный карниз.
Наконец проводник достиг камней. Он скинул шапку, утёр со лба пот. Под ногами вихрился снег, свистел в скалах ветер.
— Командир, — позвал Хамид лейтенанта Егорова. — Слушай, что делать надо...
Карачаевец наклонился и стал что-то объяснять, указывая на снежник.
— К бою! — скомандовал лейтенант.
На снежник ступили Снегирёв и Картозия. Они шли по проложенной разведчиками дорожке, спотыкаясь и часто падая.
— Быстрей! Быстрее! — торопили их.
Они были уже у камней, когда на противоположной стороне появились гитлеровцы.
— Не стрелять! — приказал лейтенант.
В тот же миг тишину вспорол треск. Картозия упал. Ещё грянул выстрел — упал Снегирев.
— Иван! Гиви! — крикнули им.
Они не шевелились.
Из камней вышли егеря.
— Не стрелять! — вновь скомандовал лейтенант.
Оглядевшись, егеря один за другим ступили на снежник. Их было двадцать. Когда они достигли середины склона, Егоров выдернул кольцо из гранаты. Размахнувшись, он швырнул её. Она упала, не долетев до егерей.
— По фашистским гадам, залпом пли! — раздалась команда.
Далеко прогремело гулкое эхо.
Стреляя по темневшим на снегу фигурам, разведчики не видели, как упал карниз. Глыба снега заскользила по склону, и вдруг снежный пласт под ней дрогнул и пополз...
Крик фашистов утонул в громе. Тысячи тонн снега, льда, камней обрушились на них. Снежный вихрь пронёсся мимо залёгших разведчиков и, скатившись в пропасть, прозвучал там пушечным залпом.
Лейтенант посмотрел на немца. Башлык у того развязался и сполз с лица. Ветер трепал простыню. Из носа текло. Он дрожал и тихо скулил.
К ночи, едва живые, разведчики дошли до своих позициий. На последних километрах гитлеровец обессилел, упал, и его все несли поочерёдно. Даже Хамид. В штабной землянке «языка» долго оттирали, грели, приводя в чувство. И не зря. После недолгого упорства он дал командованию важные сведения. А в это время разведчики спали мёртвым сном: своё дело они сделали.
В числе преследователей были и егеря 99-го горнострелкового полка, которые вместе с Гротом устанавливали флаги на Эльбрусе. Лавина навечно погребла их в необъятной толще снега и льда.
Дорога на Марухский перевал
Глубокой августовской ночью в штаб 394-й дивизии прибыл офицер из 46-й армии, войска которой оборонялись в горах.
Гулко прозвучали в помещении шаги.
— Срочный пакет. Лично комдиву, — сказал приехавший полусонному дежурному.
— Комдив болен, — ответил тот. — Сейчас позвоню.
Через четверть часа командир дивизии подполковник Кантария, однако, пришёл. Вскрыв пакет, он долго и внимательно читал, часто вытирая пот с болезненного лица. Прочитав документ, уставился на прибывшего офицера:
— Выходит, дивизии нужно оборонять и людей, и горы?
Расположенная у моря, она прикрывала большой участок побережья: от Нового Афона до устья реки Кодори.
— Теперь я должен снять два своих полка и направить их в горы? А чем оборонять побережье?
Громыхнув сейфом, командир дивизии достал из него карту, разложил на столе. На ней были изображены тёмно-бурые наплывы Кавказского хребта, подступавшие к самому морю. Яркой жёлтой линией обозначалась Военно-Сухумская дорога. Она тянулась вначале по долине горной реки Чхалта, потом крутым и частым серпантином уходила к Клухорскому перевалу.
Но направляемым в горы двум полкам — 808-му и 810-му — нужно было выйти к другому перевалу — Марухскому.
— А уж от Марухского перевала по обратным, северным скатам Скалистого хребта зайти в тыл прорвавшейся к Клухору немецкой группировке, — объяснил прибывший штабной офицер.
— Так нужны проводники! — осторожно заметил командир дивизии. — Без местных знатоков придётся трудно. Потратим лишнее время.
— Да, это так, — согласился майор. — Но у вас же есть разведподразделения. Направьте их заранее для разведывания маршрута. Им же поручите найти и проводников.
— А какая обстановка на Клухорском перевале?
— Там уже немцы, — вздохнул офицер. — Перевалили через хребет. Вот их-то и нужно уничтожить.
— Когда же выходить?
— Завтра!
Одним из первых в горы отправился со взводом разведки лейтенант Гладченко Дмитрий Дмитриевич. Позже в письме он сообщал о том марше:
«Поздней ночью я возвратился из Нижней Сванетии, где с разведчиками выполнял задание, в посёлок Ворча. Там дислоцировался наш 810-й стрелковый полк.
Не успел я после дальней дороги привести себя на квартире в порядок, как примчался связной. «Товарищ лейтенант, вас срочно вызывает командир полка».
Командир полка майор Смирнов проводил совещание с офицерами. «Сегодня в 6 часов утра полк выступает в горы, на Марухский перевал с задачей задержать там противника из альпийской дивизии».
«Так у нас же нет оружия, боеприпасов!» — послышались голоса.
«Всё будет в Захаровне», — отвечал командир полка.
В 6 часов утра мы выступили и к вечеру достигли селения Захаровна, которое находилась от Сухуми в 80 километрах. Здесь нам вручили пулемёты, миномёты, лёгкие пушки. Каждое подразделение обеспечили ослами и монгольскими лошадьми, на которые уложили в разобранном виде пулемёты с коробками для пулемётных лент, миномёты, боеприпасы, продукты питания. Однако лошадей было недостаточно и часть поклажи несли на себе. Каждому офицеру и солдату вручили по две 82-миллиметрового калибра мины для миномёта.
Так начался наш переход в горах. Дороги на Марухский перевал не было, шли узкой тропой, на которой местами нельзя было разминуться со встречным. Тогда один из нас ложился, а остальные шагали через него.
Серьёзной преградой были павшие в бурю деревья, когда шли лесом. Их стволы, порой достигали полутора метров в диаметре. Сбросить их с тропы не представлялось возможным, приходилось взбираться на них, потом опускаться, неся на себе немалый груз.
Были случаи, когда не только вьючные животные, но и люди сваливались в бездну.
Так мы шли четверо суток, растянувшись в нескончаемую цепь. Запас продуктов, которые мы взяли с собой, кончался. Горячего не варили, потому что еду готовить не было сил и времени. Были съедены почти все галеты и сухари. А мы прошли только половину пути.
Нежданно-негаданно нам повезло: из Карачая перегоняли в Закавказье овец. Отара была большая, и пастухи согласились зарезать несколько сот овец и передать нам. Мяса оказалось вдосталь. Часть его мы тут же сварили, пожарили, оставшееся уложили в ранцы.
На седьмые сутки мы наконец вышли к перевалу. И вскоре вступили в бой. Наступать пришлось на леднике. Толщина льда на нем была более сотни метров. На поверхности темнели трещины, ширина которых доходила до трёх метров. Из глубины слышался рокот Марухи.
Спасаясь от автоматных очередей, бойцы попадали в трещины и гибли. Мне пришлось спасать одного. На его счастье она оказалась неширокой, и пола шинели зацепилась за край льда. Его с трудом, под обстрелом противника спасли.
От крови лёд был красный. На поверхности лежали погибшие, слышались стоны и крики о помощи.
В течение трёх суток нам пришлось преодолеть ледниковый участок протяжённостью около пяти километров.
Наши запасы продуктов кончились, а с доставкой их дело обстояло неладно. Приходилось есть запасы погибших. Помню, мне достался один сухарь в крови. Он был сладким, ел с трудом, преодолевая нежелание.
Противник находился в скалах, занимая выгодные позиции, по нас вели огонь и с фронта и с флангов.
Трудности мы испытывали не только днём, но и ночью. С наступлением темноты температура падала до минус 15 градусов. А на нас были гимнастёрки, пилотки, и не у всех шинели. Не верилось, что в Сухуми зной до 30 градусов.
