Олег Соловьёв - Русские масоны. От Романовых до Березовского
Усилия масонских центров, ориентировавшихся по-прежнему на вельможную группировку, постепенно охватывали, помимо столицы, другие крупные города, прежде всего Москву, которая превратилась в убежище опальных вельмож. Имешю там получила дополнительное развитие фронда Паниных, Шереметевых, Нарышкиных, Трубецких, Голицыных, Куракиных. «Екатерина знала, что тут есть сила, с которой все-таки надо считаться, и любезничала с этими падшими временщиками и вельможами. Она ласкала их, не вспоминая о прошедших неудовольствиях, а, с другой стороны, незаметно, но зорко следила на всякий случай за ними, потому и любила в Москве ее исторические воспоминания, и красоту, и оригинальность ее наружности, не дух ее общества, который не довольно сообразовался с тем, что она желала бы видеть»36.
В 80-е годы древняя столица России превратилась и в средоточие просветительства с опорой на средства той же аристократии благодаря главным образом неуемной энергии писателя, масона Н.И. Новикова, вступившего в одно из елагинских братств на особых условиях посвящения сразу в три первые степени без присяги или обязательств. Мало того, в случае обнаружения чего-нибудь «противного совести» он мог свободно покинуть организацию. Вскоре он получил четвертую, затем остальные степени шведской системы. Однако в ложах обнаружил знакомую нам по запискам Ильина картину пустого времяпрепровождения с непременными застольями. По его словам, там «почти играли масонством, как игрушкою, ужинали и веселились»37. Для Новикова же главным было заниматься существенными делами но изучению истории и идеологии Ордена «вольных каменщиков», оставаясь публицистом и издателем.
После переезда Новикова в Москву в 1779 г. по приглашению одного из кураторов местного университета, видного писателя, масона М.М. Хераскова, просветитель взял в долгосрочную аренду не приносившую почти никакого дохода типографию, которую вскоре превратил в рентабельное предприятие. На новом месте действовало несколько братств различных систем. Вскоре Новиков и немец И.К. Шварц основали ложу «Гармония», куда вошли А.А. Черкасский, братья Трубецкие, Херасков, А.М. Кутузов, И.П. Тургенев и др., поставившие первой целью выделиться в самостоятельную организационную единицу, масонскую «провинцию» по примеру ряда европейских стран. Это им вполне удалось, как мы видели на конгрессе в Вильгельмсбадене. Москвичи создали тогда отдельный капитул, зарезервировав пост главы для цесаревича Павла Петровича. За ними шли в порядке иерархии должностных лиц приор П.А. Татищев (майор в отставке), декан Ю.Н. Трубецкой (генерал-лейтенант), генеральный визитатор Н.Н. Трубецкой (глава Московского отделения государственного казначейства), казначей Н.И. Новиков, канцлер Шварц, генеральный прокуратор А.А. Черкасский (полковник) и др. Префектура системы появилась и в Петербурге под началом сенатора А.А. Ржевского1. Братства елагинской и шведской систем сохранились с резким снижением активности.
Во время заграничной поездки Шварц сумел установить контакты с руководителями берлинских розенкрейцеров Вельнером и Таденом, получив акты двух новых степеней «благотворного рыцаря» и «теоретического градуса», а также согласие немцев на учреждение в Москве новой организации с подчинением Великой Ложе «Трех Глобусов» в столице Пруссии. Шварцу были вручены для этого и необходимые полномочия, позволившие создать у нас Орден злато-розового креста при участии Новикова, упомянутых выше вельмож, купца Туссена, врача Френкеля и прочих лиц. Розенкрейцерство представлялось им «истинным путем к нравственному перерождению человечества», соединяя в себе «некоторые начала христианской мистики и алхимии». При этом масоны выслали в Берлин 300 рублей, взносы продолжались и позже. Словом, адепты, несколько ранее добивавшиеся самостоятельности путем разрыва со шведами, пошли на поклон к пруссакам, якобы прежде всего в надежде овладеть новыми таинствами, до чего столь охочими были русские люди. Возможно, сыграла роль известная приверженность цесаревича Павла своему кумиру Фридриху II, который сосватал ему первую супругу Вильгельми-ну, а после ее кончины вторую — Софию Доротею Вюртембергскую (Марию Федоровну). От последней он имел четырех сыновей и двух дочерей. Несомненно, тут сказывались и политические расчеты наследника престола Фридриха Вильгельма, рассчитывавшего после прихода к власти оказывать на Россию воздействие в нужном духе. Есть сведения о получении Шварцем какого-то предложения от немецкого принца Гессен-Кассельского, управляющего одной из провинций «строгого наблюдения», относительно Павла Петровича, что не укрылось от бдительности Екатерины II, обладавшей информацией на сей счет38.
Видный дореволюционный исследователь Я.Л. Барсков приблизился к раскрытию истины, когда отмечал: «Желая ослабить влияние других наций — англичан, французов, шведов — немецкие масоны посылали одного за другим своих агентов в Россию, наиболее видными из них были Штарк, Розенберг, Рейхель, Шварц»39. Очевидно, имелись в виду чисто орденские влияния, которые так и не переросли в политические из-за противодействия самодержавия с переориентацией от союза с Пруссией на Австрию, дабы использовать и существенные противоречия между ними.
Несколько слов заслуживает колоритная фигура Шварца, человека, безусловно, талантливого и обаятельного, что, однако, не позволяет его идеализировать, избегая всякой лакировки личности. Далеко не случайно в литературе он, как правило, изображается с изрядной долей почтения, даже раболепия, чего, на наш взгляд, нисколько не заслуживает. Ограничимся несколькими красноречивыми фактами. Недавний заурядный молодой домашний учитель но приезде в Москву вдруг производится в феврале
1780 г. в ординарные профессора но кафедре философии Московского университета, да еще читает курс эстетической критики там же, будучи ранее лишь кандидатом права Йенского университета. Этим он явно был обязан протежированию местных масонских кругов да невежеству малограмотных слушателей. Согласно его словам, в одной лекции «разум научает нас, но не может раскрыть истину», а лишь некое «откровение». Просвещение им сводилось главным образом к изучению «божественных наук», алхимии, каббалы и магии, ибо «человек в настоящее время гнилой и вонючий сосуд, наполненный всякой мерзостью», просветить его якобы могут лишь розенкрейцеры40.
Один из учеников Шварца простодушно вспоминал: «Сила, с которой он говорил, смелость (скажу далее, безрассудная дерзость), с которой он, невзирая ни на что, бичевал политические и церковные злоупотребления, были удивительны. И не раз боялся я, что ему начнет мстить духовенство, и в особешюсти монашествующие, которых он при всяком удобном случае выставлял самым бесжалостным образом». Опасения, конечно, были напрасны, ведь почти везде в Первопрестольной верховодили масоны, кои также попали под влияние немца. «После возвращения Шварца из-за границы, — пишет анонимный его современник, — изменился дух московского масонства. До тех пор толковали только о распространении религиозного чувства. Теперь же братьям стали назначать разные послушания: умерщвление плсУги, посты, молитвы и тому подобное. Клятвы, суеверия, чудеса вошли в ежедневный обычай. Те немногие, которые оставались еще не совращенными, были удалены, и их презирали. Самые нелепые сказки стали распространяться. Шварц властвовал грубо над целой массой высокоуважаемых братьев; лишь один Новиков, кажется, имел еще собственные убеждения». Дело, понятно, не сводится к одним чудачествам, но касается сфер политики, недостаточно ясных и по сей день.
Когда весной 1784 г. Шварц испустил дух, лидеры берлинских розенкрейцеров распорядились учредить в Москве т.н. Директорию теоретического градуса, в состав которого вошли Татищев, II. Трубецкой и Новиков, прислав куратором человека неприметного, капитана Генриха-Якоба Шредера из Мекленбурга. Для такого амплуа он явно не подходил уже в силу невежества и заносчивости, руководители московских масонов слепо подчиняться ему не собирались. Введенные им порядки всеобщего доносительства и контроля старших адептов над младшими, требования подробно описывать в докладах обстановку в ложах не только претили местным вельможам, но постепенно отталкивали от безудержной мистики иноземных розенкрейцеров. Шредер не замедлил перессориться с подопечными и через три года был отозван на родину.
В события решила вмешаться императрица, воспользовавшись появлением в России известного мага, итальянца Калиостро, известного, в частности, спиритическими сеансами, а также изобретением пресловутого египетского масонсл'ва с бесчисленными степенями посвящения. Сперва она пошла по легкому пути осмеяния масонских обрядов в трех пьесах, увидевших свет рампы придворного Эрмитажного театра, несмотря на отсутствие художественных достоинств. После ознакомления с доступной ей иностранной литературой государыня продолжала иронизировать над теми же обрядами в переписке с зарубежными корреспондентами. В письме немецкому публицисту барону Ф. Гримму 9 июля
