Роберт Святополк-Мирский - Дворянин великого князя
искушении принять латинскую веру. А то, что
иноки здесь… — Иосиф замялся, — ну, скажем,
особенные, так это, с другой стороны, даже непло
хо. Вспомни, как ты радовался несколько лет на
зад, когда порубежная война была в разгаре и вер-
ховские князья, ссорясь между особой и переходя
на службу то к Литве, то к Московии, что ни день
нападали на эти земли — как хороши оказались
для этого случая твои иноки!
— Как же, как же! — горько оживился игумен. —
Этому их не учить, к дракам они с малолетства
привыкли. И надо сказать, с тех пор, как отбили
мы четыре нападения, никто нас больше не тро
гал. Я так, радуясь, молитвы творю, чтобы и даль
ше мир да покой был, а они все сожалеют, что
больше это не повторяется. Правду сказать, рань
ше, когда воевать чаще приходилось и в опасно
сти; жили, так вроде и пили меньше, и молились
больше, а сейчас разжирели, распустились, ни мо
литвой, ни делом не заставишь заняться…
— Вот видишь… А были б они смиренными
иноками — что осталось бы от Преображенской
обители? Конечно, надо стремиться, чтобы те
перь, в сравнительно мирное время, иноки боль
ше отдавались, служению Господу, но не все сразу
делается! Терпение, отец Сергий, терпение — че
рез него все великие чудеса творятся… Сейчас, я
думаю, тебе надо переменить свое отношение к
ним — подумай об этом на досуге. Напуганные
моей угрозой, они на несколько месяцев притих
нут. Заметь — твоих иноков пугает только одно:
если государь узнает о ком-то из них что-либо,
предосудительное, немедля бросит в темницу, а
некоторых, пожалуй, и плаха не минет. Этим ры
чагом и действуй, сочетая его с поощрением за
добрые дела. Обещаю тебе свою помощь и под
держку, а ты по-прежнему сообщай обо всем, что
здесь случается, известным тебе путем. Я доложу
митрополиту, что служишь ты исправно, и буду
просить о переводе тебя в тихое и спокойное ме
сто, как только подыщу достойную замену.
— Благослови тебя Бог, — воскликнул игумен,
припадая к руке Иосифа, — и да продлит Он дни
твои, и да поможет во всех делах твоих во славу
нашей церкви! .
Оба, встав на колени, перед иконостасом сотворили короткую молитву, затем Иосиф поднялся:
— Мне пора в обратный путь, а перед тем я
обещал помочь вашему новому соседу, который
меня ждет. — Он взглянул через окно на Медведе
ва, который отвязывал Малыша и, казалось, был
полностью поглощен своими заботами. Иосиф
улыбнулся кончиком рта и направился к выходу в
сопровождении игумена. — Советую тебе позна
комиться с ним поближе. Я видел его жалованную
грамоту и думаю…
С этими словами он вышел, пропустив вперед игумена и плотно затворив дверь.
Мог бы и здесь сказать что это он такое думает…
Медведев вскочил в седло и выехал на площадь перед церковью в тот момент, когда Иосиф с игуменом выходили из дверей.
Остатки огромного костра догорали перед папертью, угрюмые монахи делали вид, что усердно трудятся, убирая замусоренный двор, игумен отдал какой-то приказ — притащили большую колоду и несколько крепких кнутов, двое провинившихся разделись до пояса; дождавшись, когда первый из них лег на колоду, Иосиф попрощался с отцом Сергием и подошел к Медведеву.
— Я готов. Можем идти.
Они направились к воротам. Позади раздался первый удар и приглушенный крик. Медведев обернулся.
— Ничего страшного,— сказал Иосиф, проходя
в калитку. — Это еще малое наказание за их про
ступки. — Потом вздохнул и добавил:— Тем более
что один только делает вид, что сильно бьет, а
другой — что сильно страдает. Я их хорошо знаю.
Брат брата не обидит.
Через час они были в Березках.
Картымазов выполнил просьбу соседа — посреди двора стоял грубо сколоченный гроб, от которого пахло душистой сосновой смолой, а в нем кирка и лопата.
Иосиф огляделся с видом человека, который никогда здесь не был, и удивленно спросил:
— Неужели это и есть твое имение? Оно выглядит заброшенным, и кажется, нога человека давно не ступала здесь…
Очень естественно и убедительно.
— Ступала. И не раз! -невозмутимо ответил
Медведев. — Похоже, тут всякую ночь проезжает
сотня людей. Вчера, например, мне оставили ни
кому не известного покойника. Имение было со
жжено в прошлом году, а все обитатели убиты. Те
перь великий князь пожаловал его мне, Я только
что приехал и еще не. успел ничего привести в
порядок,
— А-а-а… Понимаю. — Иосиф пристально глядел на Медведева, но говорил спокойно и ласково. — Мне кажется, я тебя уже встречал где-то… Ты, случайно, не провел прошлую ночь в Медыни?
Ничего не выйдет.
— Нет, — спокойно ответил Медведев, — я про
вел эту ночь здесь.
Иосиф сочувственно вздохнул:
— Должно быть, тут опасно ночевать, не выста
вив надежную охрану…
И это не пройдет. Медведев пожал плечами.
— Возможно. Но я с детства привык к опасно
сти. В доме лежал покойник, поэтому я спал с ко
нем в старой баньке, а поскольку приехал один,
никто меня не охранял. Со мной ничего не случи
лось, и я прекрасно выспался,
Василии спешился.
Иосиф сделал последнюю попытку:
— Должно быть, ты не только мужественный,
но и честный человек, ибо только люди с чистой
совестью всегда спят спокойно.
— Обычно я засыпаю сразу и сплю очень крепко.
Медведев улыбнулся и повел Малыша «на ко
нюшню» — в бывшую баньку.
Иосиф, задумчиво склонив голову, остался стоять у гроба. Вернувшись, Василий взял лопату и направился к березовой роще. Иосиф прихватил кирку и пошел следом. Между рощей и домом стояла одинокая молоденькая березка.
— Здесь, — сказал Медведев и воткнул лопату в землю.
— Если усопший не был тебе родным, почему
ты намерен схоронить его так близко от дома? —
осторожно спросил Иосиф.
— Не знаю, — пожал плечами Медведев, — но мне почему-то кажется, что между ним и этим домом есть какая-то связь…
Они молча вырыли глубокую могилу, молча отправились за гробом и отнесли его в дом.
Увидев изуродованное тело, Иосиф лишь перекрестился, но ни один мускул не дрогнул на его лице, и Василий понял, что монах на своем веку повидал многое.
Иосиф снял свой простой монашеский крест и приготовился к молитве, но Медведев жестом остановил его, тоже перекрестился и, обращаясь к покойнику, тихо заговорил:
— Я не знаю, кто ты и как тебя звали. Я не
знаю, хорошо ли ты прожил свою жизнь и дос
тойно ли встретил смерть. Я не знаю, есть ли у те
бя родные и будет ли кто-нибудь вспоминать о те
бе. Но я знаю, что ты не умер светлой, покойной
смертью в своем доме, окруженный любящими и
близкими, не пал смертью воина на поле брани, и
не злая болезнь сразила тебя во время странствия.
Подлым и коварным ударом убили тебя неведо
мые злодеи без чести и совести. Стоя над твоим
безжизненным телом и веруя, что душа твоя, еще
не отлетевшая к всемогущему Господу, слышит
меня, я,даю тебе клятву отыскать твоих убийц и
покарать их ради торжества порядка и справедли
вости.
Медведев отступят на шаг, и тогда Иосиф торжественно и печально начал читать заупокойную молитву.
Красное солнце садилось за рощей, длинные тени стройных берез прочертили землю бесконечными радами темных полос, и в густой вечерней тишине чистый голос Иосифа звучал таинственной, грустной музыкой, величественной и непостижимой, как сама смерть; лицо Иосифа, строгое и красивое, похожее в эту минуту на лица святых мучеников с икон, сияло возвышенной одухотворенностью — казалось, на нем лежала печать глубокой скорби об ушедшем человеке, и в то же время скорбь эта была светлой и успокоительной, будто он, Иосиф, видел или знал нечто такое, что никому из живущих недоступно и что наполняло душу трепетом и волнением.
Медведев не мог отвести взгляда от лица монаха, очарованный странной и необычной силой, которая исходила от этого человека.
Закончив молитву, Иосиф сказал:
— Упокойся в мире и не тревожься, если неве
домы нам добрые деяния твои, ибо они хорошо
известны Всемогущему, который видит с небес ка
ждый наш шаг. И даже если навсегда останется
тайной для нас, кем ты был, спи спокойно — Гос
подь знает имя твое!
Когда могила была засыпана теплой и влажной весенней землей, Медведев срезал тонкую березку и, соорудив простой крест, укрепил его на могильном холмике.
