Наум Синдаловский - Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах
Среди местных жителей бытуют легенды о том, что некоторые фонтаны Петергофа придуманы лично императором. Например, по его проекту якобы выстроен фонтан «Пирамида».
На мраморной террасе Монплезира стоит бронзовая статуя Нептуна, менее всего напоминающая греческого бога морей и потоков с трезубцем и более всего – ярославского мужика с вилами. Известно, что Нептун отлит в 1716 году на Московском литейном заводе по рисунку Петра I. На этот счет живет в Петергофе стародавнее предание. Будто бы у Петра был хороший знакомый, богатый купец из местных, часто посещавший государя в Монплезире. Рассказывают, что купец был застенчив как красная девица, и, когда Петр водил его по залам своего «голландского домика», приходил в замешательство, смущался и не знал, куда деться от стыда, видя обнаженные тела на картинах. Петра это приводило в неподдельный восторг. И вот однажды, рассказывает легенда, ему пришла в голову вздорная мысль подшутить над простодушным провинциалом. Петр набрасывает рисунок… и образ стыдливого мужика, выполненный в лучших традициях древнерусской деревянной скульптуры, запечатлевается в бронзе. Правда, снисходительный Петр оставил на бедрах несчастного что-то вроде повязки, опять же весьма далекой от античных образцов.
Монплезир был одной из наиболее любимых построек Петра в Петергофе. Он любил бывать здесь, любуясь морским простором Финского залива. В спальне бережно хранилась его постель, согласно преданию, поставленная им самим таким образом, чтобы при пробуждении «первым предметом глазам его представился Кронштадт, ясно отсюда видимый».
Стараясь ни в чем не отставать от своего повелителя, всесильный герцог Ижорский Александр Данилович Меншиков закладывает на южном берегу Финского залива, напротив Кронштадта, дворцовый комплекс, положивший начало городу Ораниенбауму и великолепному парку, достигшему своего наивысшего расцвета в середине XVIII века благодаря праздничной архитектуре Антонио Ринальди. Дворец стоял на возвышенной террасе, а внизу более чем на версту тянулись к морю болота, поросшие камышом и высокой травой. Для сообщения с морем был прорыт так называемый Морской канал. Сохранилось предание, что дворец и канал были построены по просьбе Екатерины I. Как и в случае с «путевыми светлицами» в Петергофе, заботливая Екатерина, беспокоясь о безопасности супруга во время поездок его в Кронштадт в бурную погоду, считала, что Петр непременно на обратном пути заедет к своему любимцу, а от него уже сможет вернуться в Петербург берегом на лошадях. Канал, по преданию, вырыли всего за три дня девять тысяч крепостных Меншикова, снятых для этого со всех строек светлейшего.
По другому преданию, тот же канал был прорыт по иному случаю. Однажды, рассказывает оно, Меншиков ожидал царя на дороге, ведущей из Петербурга в Ораниенбаум. Но Петр решил отправиться к нему по заливу в шлюпке. Однако мелководная прибрежная полоса, заросшая камышом, не дала лодке подойти к берегу. Рассерженный царь велел поворачивать обратно. Тогда-то Меншиков прервал на три дня все строительные работы в Кронштадте, чтобы прорыть канал к Нижнему саду Ораниенбаума. Проехав по нему, Петр будто бы сказал: «Дело знатное, хотя, должно быть, немного и коштовато». Герцог Ижорский, замечает Пыляев, «не любил скупиться, когда дело требовало издержек». Как мы знаем, император сам был равнодушен к роскоши, но поощрял страсть к ней в других.
В 1780 году, через пятьдесят один год после смерти Меншикова, городу Ораниенбауму, только что возведенному в ранг уездного, был пожалован герб. Загадочная и необычная для русской геральдики символика его – померанцевое дерево с плодами на серебряном поле – восходит к первому десятилетию XVIII века, когда Меншикову для обязательной застройки были пожалованы Петром земли вдоль южного берега Финского залива. Скорее всего, этот герб первоначально относился к меншиковской усадьбе. Во всяком случае, еще в 1761 году, задолго до утверждения герба, на гравюре Ф. Внукова и Н. Челнокова по рисунку М. И. Махаева «Проспект Ораниенбаума, увеселительного дворца ее императорского величества при Финляндском заливе против Кронштадта», уже изображен геральдический знак с померанцевым деревом в кадке. На той же гравюре, слева от дворца, хорошо видна не сохранившаяся до наших дней Померанцевая галерея, в которой, кроме лимонов, винограда, ранних овощей и ягод к столу хозяина, выращивались декоративные померанцевые деревья. Существует предание, что «при первом прибытии сюда русских было найдено оранжевое дерево».
Экзотическое название города Ораниенбаума всегда вызывало повышенный интерес и вполне понятное любопытство обывателей. Немецкое Orange (апельсин) плюс Baum (дерево) – сочетание вполне понятное и прозрачно ясное, тем не менее, не всегда удовлетворяло пытливому русскому уму. Появлялись другие версии. В 1703 году Петр посетил усадьбу Меншикова вблизи Воронежа и будто бы назвал ее Ораниенбургом, вполне в соответствии с тогдашней модой на немецкие названия городов. А Меншиков, желая польстить царю, слегка изменив это имя, назвал свой приморский замок на берегу Финского залива Ораниенбаумом.
Основной пласт царскосельских легенд и преданий приходится на «золотой век» Екатерины II. Здесь же уместно вспомнить о тех из них, которые имеют отношение к основанию блестящего Царского Села.
В начале XVIII века единственная дорога из Петербурга, минуя Пулковскую гору, поворачивала направо, шла вдоль огромного лесного массива и затем, резко повернув на юго-восток, пробиваясь сквозь дремучий лес, заканчивалась при въезде на бывшую шведскую мызу Saris hoff, что значило «возвышенное место». Правда, легенды возводили это название к имени какой-то «госпожи Сарры» – по одной версии, и «старой голландки Сарры» – по другой. Легенда вполне логичная, поскольку в начале XVIII века название царской резиденции писали через букву «С» – Сарское Село. К этой мифической Сарре Петр якобы иногда заезжал угоститься свежим молоком. В 1710 году эту мызу на сухом возвышенном месте Петр пожаловал Меншикову, но через какое-то время передал ее во владение ливонской пленнице Марте Скавронской – будущей своей жене Екатерине Алексеевне. В отличие от Петергофа или Стрельны, Сарская мыза не превратилась в официальную загородную резиденцию царя. Екатерина жила здесь простой помещицей в деревянном доме, окруженном хозяйственными постройками, огородами и садами. Временами, чаще всего неожиданно, сюда приезжал царь, любивший в этой уединенной усадьбе сменить парадные официальные застолья на шумные пирушки с близкими друзьями.
Только в 1718 году Екатерина начала строить каменный дом, с которым связана одна сентиментальная легенда, записанная Штелиным. Приводим ее в пересказе И. Грабаря.
«Угождение, какое сделал государь императрице, построив для нее Катерингоф, подало ей повод соответствовать ему взаимным угождением. Достойная и благодарная супруга сия хотела сделать ему неожиданное удовольствие и построить недалеко от Петербурга другой дворец. Она выбрала для сего высокое и весьма приятное место, в 25 верстах от столицы к югу, откуда можно было видеть Петербург со всеми окрестностями оного. Прежде была там одна небольшая деревенька, принадлежавшая ингерманландской дворянке Саре и называвшаяся по ее имени Сариной мызою. Императрица приказала заложить там каменный увеселительный замок со всеми принадлежностями и садом. Сие строение производимо было столь тайно, что государь совсем о нем не ведал. Во время двухлетнего его отсутствия работали над оным с таким прилежанием и поспешностью, что в третий год все было совершенно отделано. Императрица предложила будто бы своему супругу по его приезде совершить прогулку в окрестностях города, обещая ему показать красивейшее место для постройки дворца, и привела его к возведенному уже дому со словами: „Вот то место, о котором я Вашему Величеству сказывала, и вот дом, который я построила для моего государя“. Государь бросился обнимать ее и целовать ее руки. „Никогда Катенька моя меня не обманывала“, – сказал он».
Здесь следует упомянуть об одной легенде, целый цикл которых мы приведем гораздо позже. Это легенды о знаменитой Янтарной комнате Екатерининского дворца в Царском Селе. Там она появилась только в середине XVIII века. Ее перевезли в Царское Село из Зимнего дворца, когда началась его перестройка. Но в России Янтарная комната находилась с 1717 года. По официальной версии ее подарил Петру I Фридрих Вильгельм I. Но есть легенда о том, что Петр, находясь в гостях у германского императора просто выклянчил у него это янтарное чудо.
Происхождение названия острова Котлин, на котором расположен Кронштадт, историками не раскрывается. На шведских и финских картах в разное время он был и Риссертом, и Риттусаари, и Кеттусаари, и Рычретом. Однако в грамотах XIII века он упоминается под названием, очень близким к современному – Котлинген. Впрочем, и Финский залив в старину назывался Котлинским озером. На этот счет фольклор более однозначен, чем историки. Он толкует название острова следующим образом. Когда к острову в сопровождении галиота впервые подошла яхта Петра I, солдаты шведского сторожевого отряда, завидев русские корабли, бросились к лодкам и скрылись. Бегство их было столь поспешным, что на неприятельском привале остался гореть костер, на котором в котле варилась еда. «По сему происшествию остров назван Котлиным», – писал первый историк Балтийского флота Н. А. Бестужев, изложивший это предание.
