Евгений Коковин - Детство в Соломбале
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ В ПОГРЕБЕ
Наступила зима. Англичане и американцы еще осенью, вслед за французами, оставили наш город. Темными ночами уходили пароходы с войсками. В Архангельске теперь оставались белогвардейцы во главе со своим генералом Миллером. В Соломбале же открыто говорили, что красные громят белогвардейцев и скоро займут Архангельск. Однажды со стороны Северной Двины послышалась пальба. Нам не нужно было объяснять, что случилось. Мы давно ожидали этого дня и знали, что он скоро наступит. Мы лишь переглянулись с Костей, поспешно спрятали свои лыжи и дворами, через заборы, выбрались на соседнюю улицу. Это был самый удобный и безопасный для нас путь - дворами, через заборы. Никто не остановит, не задержит, а к Двине мы попадем быстрее. На Никольском проспекте мы увидели отряд рабочих с красными повязками и винтовками. По площади бежали солдаты и стреляли. У них тоже на рукавах были красные повязки. Но главные события происходили на Двине. По реке, разбивая толстый лед, уходил в сторону моря ледокол "Минин". Из двух широких труб ледокола валил густой черный дым. Кочегарам, видимо, приказали угля не жалеть. Даже издали, с берега, была заметна сумятица, царившая на ледоколе. С палубы еще не убрали горы тюков, мешков, чемоданов, в спешке погруженных как попало. Среди военных папах и башлыков можно было различить шляпы, высокие каракулевые шапки и платки. Многие архангельские богатей тоже решили бежать на ледоколе за границу. Вместе с ледоколом "Минин" в море уходила большая паровая яхта "Ярославна". И она была переполнена белогвардейцами. Группы рабочих и матросов с берега обстреливали из винтовок отплывающие суда. Мы с Костей спрятались во дворе небольшого домика и смотрела через открытые ворота на Двину. - Эх, винтовку бы нам! - сказал Костя. - Вот бы стрельнули... Давай побежим туда! Пригибаясь так же, как это делали матросы, мы перебежали к самой реке и укрылись за катером. - А где сам Миллер? - спросил один из рабочих, стоявших вместе с нами за корпусом катера. - На "Минине", - ответил другой. - У него весь штаб на "Минине", уже сколько дней! - Так ведь он уйдет! Надо на лед выходить. - С одними винтовками ледокол не задержать. Сюда бы орудие! По капитанскому мостику ударить да по рулю. Рабочие побежали дальше, то и дело стреляя по ледоколу. Вдруг на "Минине" грянул орудийный выстрел. - Ложись! Мы рухнули в снег. Вслед за первым грохнул второй выстрел, потом третий. Один снаряд разорвался на берегу, подняв в воздух облако снега и угольной пыли. Второй угодил в крышу маленькой деревянной церкви. - Не разобрал сдуру, куда бьет! - засмеялся молоденький матрос, привстав на колено и укрываясь за причальными тумбами. Вкладывая в магазин винтовки обойму за обоймой, он торопливо прицеливался и стрелял по ледоколу. - Эк, струхнули! Неужели уйдут, гады?.. - В спину поветерь! - пожелал белогвардейцам какой-то старик. "Минин" уходил все дальше и дальше. Мы вернулись на главную улицу Соломбалы. Тут и там развевались красные флаги. С красными повязками шли в колоннах рабочие и пели песни. Стало известно, что в город уже вступили части Красной Армии. - Вот бы Николая Ивановича увидеть! - сказал я. - Сейчас ему некогда, не до нас, - ответил Костя, пристраиваясь к колонне рабочих. - Потом увидим еще. Я встал рядом с Костей. Мы прошли в рядах всю Соломбалу. Костя шагал серьезный, сосредоточенный и тоненьким, срывающимся голосом подтягивал песню, которую пели рабочие. Он отставал в пении, потому что не знал слов песни и лишь повторял их окончания. Усталые и возбужденные, мы пришли домой только к вечеру. Я уже хотел лечь спать, но в это время к нам прибежал Костя: - Димка, пойдем смотреть прожектор! Красиво! Мы выскочили во двор. Морозило. В вышине горели крупные, удивительной чистоты звезды. Тонкий луч прожектора перекатывался по небу. Он то падал за крыши домов, то вдруг снова поднимался белым высоким столбом, упираясь в мягкую темноту неба. Мы любовались прожектором, пока он не погас. Было холодно. - Теперь отец вернется, - сказал Костя и задумчиво добавил: - Если не расстреляли... - Не расстреляли, - уверенно, чтобы подбодрить Костю, ответил я. - Ведь Николай Иванович говорил! - Он давно говорил... А этим теперь зададут! - Костя погрозил в сторону орликовской квартиры. Из окон сквозь тюлевые занавески во двор пробивался яркий свет, отражаясь на снегу белыми квадратами. - Теперь Советская власть будет! - сказал Костя, и глаза его сверкнули. Ребятам можно будет учиться, на кого они захотят. - А ты, Костя, на кого будешь учиться? - Я инженером буду! - А что инженеры делают? - Я буду строить пароходы, которые по океану плавают. Большие! И потом я изобрету такую машину, которая и по земле ходит, и по воде плавает, и по воздуху летает. - Как ты изобретешь, Костя? - Выучусь и изобрету. При Советской власти будет нужно много разных машин, чтобы легче работать рабочим было... - А что бы такое мне изобрести? - Ты изобрети такой дом... - Костя на договорил. Заскрипела калитка. Во двор вошли какие-то люди. Разглядеть их было невозможно. Костя присел на корточки в тени от погреба и махнул мне: "Садись!" Притаив дыхание и не шевелясь, мы сидели на снегу и ждали. - Кто это? - шепотом спросил я. Костя опять махнул рукой: - Молчи! Незнакомцы поднялись на высокое крыльцо парадного входа, которое находилось у самой калитки. Было видно, как один из них надавил кнопку звонка. На лестнице послышался голос Юрия Орликова: - Кто? - Откройте! Дверь наверху захлопнулась. Пришедшие позвонили вторично, потом начали стучать, да так сильно, что дверь гулко задрожала. Кто-то из них чуть слышно, но зло выругался. Опять дверь наверху отворилась, и на этот раз женский, похожий на Маришин голос испуганно спросил: - Кого нужно? - Юрия Орликова. - Его нет. - Врут! - прошептал Костя. - Откройте! - потребовали снизу. Мариша осторожно сошла по лестнице и открыла дверь. Люди поднялись наверх. Мы поняли: красноармейцы пришли за Юркой Орликовым. Врут, врут, врут! Мы уже хотели бежать и сказать красноармейцам, что Орликов дома. Наверно, он где-нибудь спрятался. Не верьте этим гадам! Он тут, прячется дома, этот прапорщик, который предавал большевиков и сам арестовывал их, а может быть, и расстреливал! Это он выдал отца Кости Чижова! Да, мы уже были готовы вскочить, но в этот момент приоткрылась дверь черного хода квартиры Орликовых. Кто-то вышел и тихо у забора стал пробираться в нашу сторону, к погребу. Я дрожал от волнения и холода. Костя ещё ближе прижался к стене погреба. - Это Юрка! - прошептал он. - Тес... В самом деле, это был Орликов-сын. Он постоял некоторое время, озираясь по сторонам. Потом решительно подошел к погребу, рванул дверь и шмыгнул туда. Видимо, он хотел подождать в погребе до ночи, чтобы ночью незаметно улизнуть из города. И не успел я опомниться, как Костя подскочил к двери погреба и набросил щеколду. - А-а-а... попался! - прыгая и торжествуя, кричал Костя. - Попался, белогад проклятый! Ошеломленный, я все еще сидел на снегу и не мог приподняться. Юрке Орликову бежать не удалось, и задержал его Костя Чижов! Вот когда ты, Юрка, будешь расплачиваться! За все - за искалеченного на горке Мишку Сычова, за избиение Гришки Осокина, за свое барство, за отца Кости Чижова, за всех, кого предал и арестовал! - Открой! - в испуге прохрипел Орликов. - Мальчик, открой! Он смотрел в "иллюминатор" и почти плакал. Ничего, зато ты смеялся, когда у Гришки Осокина текла из носа кровь! Ты смеялся, когда плакали дети рабочих, уводимых тобой в тюрьму. - Попался, попался! - продолжал кричать и прыгать Костя. - Димка, иди зови наших! Орликов протянул в "иллюминатор" руку, и я заметил в его руке револьвер. - Костя, берегись! - заорал я. - Открой, говорю! - зашипел Орликов. - Открой, а то пристрелю! Костя отскочил от "иллюминатора". Но Орликов выстрелить побоялся Он, должно быть, сообразил, что выстрел услышат в доме - Димка! - закричал на меня Костя. - Чего ты стоишь? Беги зови! Орликов убрал револьвер и зашептал: - Не надо, мальчик! Я тебе денег дам. Сейчас дам денег. Открой, прошу тебя... пожалуйста, открой! - Денег? Купить хочешь... А вот чего не хочешь? - Костя показал кулак. Стуча зубами от холода и волнения, я взбежал по лестнице к Орликовым. Я не мог говорить и заикался: - Он там... в погребе! Мы его... поймали. Он... хотел убить Костю! Скорее! ... Больше я ничего не помнил. В тот вечер я простудился и заболел. Несколько дней я лежал в постели, объятый жаром, и бредил. Мне чудилась наша улица, извилистая речка Соломбалка, широкая снежная равнина Северной Двины. Я слышал продолжительные зовущие гудки пароходов и видел задумчивые, но счастливые глаза моего друга Кости Чижова.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ДА ЗДРАВСТВУЮТ СОВЕТЫ!
Дед Максимыч снова растянул в комнате свои сети. Тихий мартовский ветер принес неожиданную оттепель. Еще не ясные, но волнующие признаки ранней весны уже беспокоили и радовали старика. Простудившись и пережив страшное волнение в тот памятный вечер, я пролежал в постели почти месяц. Дедушка Максимыч сам ухаживал за мной. Кряхтя, он ходил около кровати. Он измерял мне температуру, прогревал меня чаем до поту и пел мои любимые поморские песни. Милый мой дедушка! - Скоро, внук, на рыбалку, за окуньём! - говорил дед, подбадривая меня. Каждый день, возвращаясь из школы, к нам заходил Костя - Помнишь, когда я лежал ошпаренный, а ты приходил ко мне? - вспоминал Костя. - Давно это было. Мы тогда письма носили Николаю Ивановичу от дяди Антона. - Да, давно, еще при белых, - отвечал я. Действительно, казалось, что все это было очень-очень давно. Теперь мы обо всем могли говорить громко, не боясь ни Мхов, ни Мудьюга. Как хорошо, когда можно думать и разговаривать, и мечтать так свободно! Однажды, когда я уже начал вставать с кровати, прибежал Костя. Он что-то кричал и прыгал, и смеялся. И я ничего не мог понять, что он говорил. Только успокоившись, он более внятно сказал: - Как ты не поймешь? Завтра приезжает папка! Завтра! Ура-а! - он продолжал прыгать и кричать: - Завтра! Ура-а-а!!! На другой день действительно котельщик Чижов вернулся домой. Но я его еще не видел. ...Было воскресенье, и потому ребята в школу не пошли. Они играли на улице. Я смотрел на них из окна. Костя с красным флагом стоял на тумбе и что-то с жаром говорил ребятам. Вероятно, в игре он был командиром красногвардейского отряда. Флаг легко вился над его головой, и мой друг в самом деле был похож на командира. На улице все еще лежали снежные сугробы, но солнце теперь не искрилось в них. Сугробы потемнели и осели, им недолго оставалось лежать. Скоро весеннее солнце совсем растопит их. Я услышал, как ребята закричали "ура". Они подпрыгивали и размахивали руками. Должно быть, Костя Чижов сказал им что-то очень интересное. Еще долго ребята прыгали и кричали, как вдруг Костя, соскочив с тумбы и показывая рукой в сторону речки, побежал туда. Огласив улицу воинственно-радостными выкриками, ребята устремились за своим командиром. Что они могли там увидеть? Я готов был сам выбежать из дому и узнать, что же случилось. Но мне нужно сидеть дома еще целый день. А завтра я уже пойду в школу. Вскоре я услышал странный шум, напоминающий шум автомобиля. Я прильнул к стеклу. Да это же и был самый настоящий грузовой автомобиль! Из-за переплета оконной рамы показались передние колеса. Грузовик с трудом пробирался по узкой, необъезженной дороге. Ведь по нашей улице никогда не проходил ни один автомобиль. На радиаторе грузовика краснел маленький флажок. Припрыгивая, увязая в снегу и крича, ребята бежали рядом с машиной. И вот грузовик остановился у нашего дома. Нет, он не застрял в снегу. Шофер специально остановил машину. Об этом можно было судить по тому, что он немедленно открыл дверцу и вышел из кабины. Потом из кабины вышел и другой человек. Это был не кто иной, как сам Николай Иванович. Из кузова выпрыгнул еще один человек. К нему тут же подбежал Костя. Я, конечно, сразу же догадался: это отец Кости, котельщик Чижов. Сопровождаемые ребятами, Николай Иванович, отец Кости и шофер вошли в нашу комнату. - Рыбачить собираешься? - Николай Иванович обнял деда. - Давно не видел тебя, старик! - Слыхал от внука, что все еще с машинами возишься, - ответил смущенно дед. - Ну, да ты молодой, разницы у нас лет десять будет. А я рыбачу на своей посудине помаленьку. Да нынче рыба путаная и хитрая пошла. Не те времена. - Тебе пенсию теперь дадут, старик! - весело сказал механик. - Век свой трудился, а теперь в твои годы отдохнуть полагается. А смотри, Максимыч, жизнь-то какая начинается! Новая жизнь - без пароходных компаний, без Макаровых, без ульсенов и фонтейнесов, без орликовых. Теперь мы, Максимыч, сами всему хозяева! И заводам и пароходам - хозяева! - Хозяева - это верно, - сказал дедушка и взглянул на Чижова. - Только больно дорого это досталось. Вот он выдержал, выстоял, жив, слава богу, остался. А сколько народу русского доброго загубили белогады да иноземные пришельцы. Вот видишь, и нашего соседа капитана Лукина нету... Котельщик Чижов нахмурился, наклонил голову. - Лукин на моих глазах погиб, на Мудьюге, - проговорил он глухим голосом, и было видно, что ему очень тяжело вспоминать об этом. Но он снова поднял голову и продолжал: - Может быть, помнишь, Максимыч, был в трактире у Коновалова официант по прозвищу Шестерка... Такой большеголовый, лысый... - Как не помнить, - отозвался дед. - Так вот, этот Шестерка оказался при белых в тюрьме надсмотрщиком, а потом перебрался на Мудьюг, выслужился и свирепствовал страшно. Что только он ни творил - вспомнить жутко. Сколько он погубил наших! Летом он сбрасывал рубаху и ходил среди нас, работающих каторжан, в одной руке плеть, в другой - револьвер. На груди у него татуировка - череп и кости. Должно быть, для того, чтобы еще свирепее казаться. Потому и прозвище у нас новое получил - Синий Череп. С содроганием слушал я страшный рассказ Чижова. Трудно было в этот рассказ поверить. И в то же время я знал: Чижов не такой человек, чтобы врать и придумывать. Ребята, слушая, молчали. - Так вот, этот Шестерка, этот Синий Череп... и застрелил у всех у нас на глазах капитана Лукина. Ни за что ни про что, самосудом, из злости. А сколько от его руки других погибло - не сосчитаешь! Все подавленно молчали. Дед шарил по карманам, видимо, разыскивая трубку. У меня вдруг сдавило грудь. "Так вот как погиб отец Оли Лукиной, - думал я. - Синий Череп... Синий Череп... Как это страшно!" - Ну ладно, хватит унывать, - громко сказал отец Кости и присел ко мне: - Что, идет на поправку? Ну хорошо... Я смотрел на этого небольшого ширококостного человека, похудевшего, но все такого же насмешливого и чуть грубоватого. Костя был очень похож на него. - Вот и на нашей улице праздник! Не у всех, понятно. - Чижов кивнул на потолок, вверх, где жили Орликовы. - А вы клад искали, хорошую жизнь. Ее не искать, а завоевывать надо и потом строить! Ну, да вы всего добились, молодцы! Хорошо помогли... Чижов помолчал, улыбаясь, потом спросил, обращаясь ко всем ребятам: - Теперь вам, братки, только учиться. Все права! Советская власть этого для вас и добивалась. Хотите учиться? - А как же! - серьезно, баском ответил Костя. Ребята зашумели. Еще никто из взрослых не разговаривал с ними так серьезно и по-дружески. - А на кого будете учиться? - спросил Николаи Иванович. - На капитана, - застенчиво сказал Гриша Осокин. - Можно на капитана? - Я механиком буду, - отозвался Костя Чижов. - И изобретателем... - Дело! - сказал Костин отец. - Вот с осени в Соломбале морская школа откроется. Там вас многому научат. А кто захочет - в Москву или в Петроград можно. Ученье - это великое дело! Морская школа для нас! Это уже было началом той жизни, о которой мы так долго мечтали. Николай Иванович и Чижов попрощались с дедом Максимычем. Чижов весело подмигнул ребятам: - А на грузовике, я думаю, вы не отказались бы прокатиться? Тут поднялся такой шум и гам, что Николай Иванович, смеясь, даже закрыл уши ладонями, а наш старый кот Матроско в испуге вскочил на печку и с удивлением выглядывал из-за занавески. Хотят ли ребята прокатиться на грузовике? Да кто же откажется от такого удовольствия! Ведь еще никому из нас никогда в жизни не приходилось кататься на автомобиле. Ребята бросились во двор. И я схватился за шапку. - А ты куда? - спросила мама. - Тебе еще рано на улицу. Можно только завтра, с понедельника. Я был в отчаянии. Все ребята поедут на грузовике, а я должен сидеть дома! - Сегодня тепло, - сказал Николай Иванович. - Мы его в кабину посадим. Конечно, это очень здорово - ехать в кабине. Важно! Однако в кузове веселее. Все вокруг видно - и впереди, и сзади, и по сторонам. И кроме того, можно переговариваться с ребятами. Я попросил, чтобы меня посадили в кузов. Машина была старая, и шофер долго крутил рукоятку, пока, наконец, мотор не зафыркал. Грузовик тронулся, ребята покачнулись и в восторге засмеялись. Мы выехали на набережную речки Соломбалки, и машина пошла быстрее. Костя стоял, держась за решетку кабины, и высоко держал свой красный флаг. Перед мостиком грузовик остановился, пропуская лошадь с водовозной бочкой. В этот момент в кузов забралось по крайней мере еще человек десять соломбальских мальчишек. С мостика машина понеслась по Соломбале с невероятной скоростью, какую только мог развить старый мотор. Мы сидели, держась за борта кузова и друг за друга, и кричали. Но мы не слышали даже своих голосов. Весенний ветер шумел в ушах и уносил крики далеко-далеко. По сторонам у домов мелькали красные флаги и на стенах - такие же красные полотнища со словами, которые мы повторяли: "Да здравствуют Советы!" А навстречу, с теплым ветром и с возбужденными криками первых перелетных птиц, на Соломбалу наступала наша весна. 1 Строп - петля из веревки (троса) для подъема груза. 1 Зюйдвестка - непромокаемый головной убор. 2 Рюжи - особый вид рыболовных снастей. 1 Карбас - поморская лодка. 1 К о к - повар на судне. 1 Кнехт - железная причальная тумба на палубе 1 Эти легенды не соответствуют действительности. Соломбала - означает болотистая местность. Название дано задолго до приезда Петра 1 'Пришвартоваться-привязать судно канатами или тросами к причальным тумбам берега. 1 Банка - скамейка на лодке 1 Зуйками называли мальчиков, работавших на промысловых ботах. 1 Б а к - носовая часть палубы. 1 Регистр - учреждение, проверяющее исправность пароходов. 2 Клотик - верхушка мачты. 3 Лаг - прибор для измерения скорости судна 1 Отбивать склянки - ударами в колокол сообщать время, часы 1 Шпангоуты - поперечные крепления судна. 2 Христиания - старое название столицы Норвегии Осло
