Бэзил Лиддел Гарт - Вторая мировая война
Еще более важным явилось решение Лимэя вооружать самолеты В-29 не фугасными, а зажигательными бомбами. Каждый самолет мог взять на борт 40 кассет с 38 зажигательными бомбами в каждой. Они могли выжечь район площадью примерно 6,5 га. Результаты были ужасающе эффективными. 9 марта 279 самолетов В-29, каждый из которых нес на борту 6–8 т зажигательных бомб, нанесли опустошительный урон Токио. Пожары выжгли площадь около 40 кв. км, что составляло одну четверть общей площади города, при этом было уничтожено свыше 267 тыс. домов. Потери среди гражданского населения составили примерно 185 тыс. человек. Американцы потеряли 14 самолетов. В последующие 9 дней подобным же образом были разрушены города Осака, Кобе и Нагоя. К 19 марта эти налеты прекратились, потому что у американцев истощился запас зажигательных бомб: за 10 дней они сбросили почти 10 тыс. т зажигательных бомб.
Вскоре опустошительные налеты возобновились, причем в увеличенных масштабах (в июле было сброшено в три раза больше бомб, чем в марте). Кроме того, самолеты сбросили тысячи авиационных мин, чтобы блокировать японское каботажное судоходство. Тоннаж потопленных судов превысил 1,25 млн. т, и каботажное судоходство почти прекратилось. Противодействие со стороны японской авиации было незначительным.
Последствия оказались потрясающими. Моральный дух гражданского населения резко упал после налета на Токио, где возникли огромные пожары, и снизился еще больше, когда американские самолеты стали сбрасывать листовки, в которых заранее указывались цели новых налетов. Из городов бежало свыше 8,5 млн. жителей. В результате резко сократилось военное производство, и это произошло в тот момент, когда военная экономика Японии находилась почти на пределе своих возможностей. Производство нефтепродуктов сократилось на 83 %, авиационных двигателей — на 75 %, фюзеляжей самолетов — на 60 %, радиоэлектронного оборудования — на 70 %. В результате бомбардировок было уничтожено или серьезно повреждено свыше 600 крупных предприятий военной промышленности.[141]
Атомная бомба и капитуляция Японии. В последнем томе своих военных мемуаров Черчилль рассказывает, как 14 июля 1945 года, когда он находился на Потсдамской конференции вместе с президентом Трумэном и Сталиным, ему вручили листок бумаги с загадочным сообщением: «Дети родились благополучно». Военный министр США Стимсон объяснил его значение. Речь шла о том, что проведенное накануне испытание атомной бомбы прошло успешно. «Президент пригласил меня переговорить с ним немедленно. Вместе с ним были генерал Макартур и адмирал Леги».
Рассказ Черчилля о том, что произошло дальше, имеет настолько важное значение, что его основная часть заслуживает дословного цитирования:
«Внезапно перед нами открылись возможность милосердного прекращения войны на Востоке и гораздо более отрадные перспективы в Европе. Я не сомневался, что такие же мысли рождались и в голове у моих американских друзей. Во всяком случае, не возникало даже вопроса о том, следует ли применить атомную бомбу. Возможность предотвратить гигантскую затяжную бойню, закончить войну, даровать всем мир, залечить раны измученных народов, продемонстрировав подавляющую мощь ценой нескольких взрывов, — все это после наших трудов и опасностей казалось чудом избавления.
Принципиальное согласие англичан использовать это оружие было дано 4 июля, до того как состоялось испытание. Окончательное решение теперь должен был принять президент Трумэн, в руках которого находилось это оружие. Но я ни минуты не сомневался, каким будет это решение, и с тех пор я никогда не сомневался, что он был прав. Исторический факт таков — и о нем следует судить в исторической перспективе, — что решение об использовании атомной бомбы для того, чтобы вынудить Японию капитулировать, никогда даже не ставилось под сомнение. Между нами было единодушие, автоматическое, безусловное согласие, и я также никогда не слыхал ни малейшего возражения, что нам следовало бы поступить иначе».[142]
Однако позже Черчилль сам выражает сомнение в правильности решения применить атомную бомбу, когда говорит:
«Было бы правильно полагать, что атомная бомба решила судьбу Японии. Поражение было предрешено еще до того, как упала первая бомба, и оно было обеспечено подавляющей морской мощью. Одна эта мощь дала возможность захватить океанские базы, с которых можно было повести окончательное наступление и вынудить японскую армию, находившуюся на территории собственно Японии, капитулировать, даже не нанося удара. Торговый флот Японии был уничтожен».[143]
Черчилль упоминает также, что в Потсдаме, за три недели до того, как была сброшена атомная бомба, Сталин рассказал ему в частной беседе о послании японского посла в Москве, в котором выражалось стремление Японии к миру. Далее Черчилль добавляет, что, передавая эту новость президенту Трумэну, он предложил несколько смягчить выдвигаемое союзниками требование «безоговорочной капитуляции», чтобы облегчить японцам путь к капитуляции.
Попытки заключить мир японцы начали предпринимать гораздо раньше, и американские власти были осведомлены о них лучше, чем указывал Черчилль или, возможно, чем ему было известно. Накануне рождества 1944 года американская разведка в Вашингтоне получила сообщение от хорошо информированного агента в Японии о том, что там начинает выступать на арену и завоевывать поддержку партия, стремящаяся к миру. Агент предсказал, что правительство генерала Койсо, сменившее в июле правительство Тодзио, которое ввергло Японию в войну, будет вскоре в свою очередь сменено правительством во главе с адмиралом Судзуки. Новое правительство будет стремиться к миру и начнет переговоры при поддержки императора. Это предсказание сбылось в апреле.
1 апреля американцы высадились на Окинаве, одном из островов архипелага Рюкю, находящемся на полпути между Формозой и Японией. Вызванное этой новостью потрясение, а также уведомление русских о прекращении действия пакта о нейтралитете с Японией ускорили падение кабинете Койсо, и премьер-министром стал Судзуки.
Руководители партии мира теперь представляли большинство в правительстве, но они не знали еще, как действовать. Уже в феврале по инициативе Хирохито были сделаны попытки уговорить Россию «как нейтральную страну» выступить в качестве посредника в переговорах о мире между Японией и западными союзниками. Эти попытки предпринимались вначале через русского посла в Токио, а затем через японского посла в Москве. Сталин, информируя Гопкинса о том, что советские армии на Дальнем Востоке будут развернуты 8 августа для наступления против японцев в Маньчжурии, в ходе обсуждения этого вопроса дал понять, что «некоторые элементы в Японии» пытаются прощупать вопрос о мире.
Задолго до конца борьбы на Окинаве исход ее был ясен. Было также очевидно, что, как только остров будет захвачен, американцы получат возможность усилить бомбардировки собственно Японии: расположенные на острове аэродромы находились менее чем в 400 милях от Японии, а это составляло всего лишь четверть расстояния до Японии от Марианских островов.
Безнадежность положения была очевидна для любого человека, разбирающегося в стратегии, и особенно доя такого военно-морского специалиста, как Судзуки, антивоенные взгляды которого были общеизвестны, за что военные экстремисты угрожали его жизни еще в 1936 году. Однако Судзуки и его кабинет запутались в сложной проблеме. Хотя они и стремились к миру, но принятие выдвинутого союзниками требования «безоговорочной капитуляции» выглядело бы как предательство по отношению к действующей армии, которая была готова стоять насмерть. Армия по-прежнему держала в залоге жизни тысяч почти умирающих с голоду пленных из числа военного и гражданского персонала союзников, и она могла не подчиниться приказу о прекращении огня, если условия будут явно унизительными (и прежде всего, если в них будет включено какое-либо требование о смещении императора, который был в глазах японцев не только их монархом, но и лицом божественного происхождения).
Но именно сам император сделал попытку разрубить узел. 20 июня он пригласил на заседание шестерых членов высшего совета по руководству войной и заявил им: «Вы должны рассмотреть вопрос о прекращении войны как можно скорее». Все шесть членов совета были единодушны в этом вопросе, однако если премьер-министр, министр иностранных дел и военно-морской министр были готовы пойти на безоговорочную капитуляцию, то три других члена — военный министр и начальники штабов армии и флота — выступали за продолжение сопротивления до тех пор, пока Япония не добьется некоторого смягчения условий.
Президент Трумэн и большинство его главных советников, в особенности Стимсон и начальник штаба армии США генерал Маршалл, были теперь в такой же мере полны решимости применить атомную бомбу для ускорения краха Японии, в какой Сталин был готов вступить в войну с Японией.
