Михаил Брук - Четвёртый ингредиент
О землельцах же вспоминали все реже и реже. Зато военные победы интересовали всех. Владения «Вечного города» уже раскинулись от Пиринеев до Ефрата, а «патриотизм» все равно зашкаливал. Даешь Европу! Даешь Азию!
В таком праведном угаре засухи и недороды на самих Аппенинах воспринимались, как незначительные события, местного значения.Уже никто не слушал стенаний Плиния: «Латифундии погубили Италию!»
Вопрос решался просто. Раз земледелие приносит одни убытки, то и для обработки почв должны служить самые дешевые средства. А самым дешевым из них был рабский труд, труд из-под палки, ненавистный труд. И он становился тем дешевле, чем больше одерживалось побед. Любое «праведное» чувство, порыв часто зиждутся на вполне земных интересах. Ура-париотизм - не исключение.
И все же, человеческая натура полна противоречий. Не может она быть всегда и во всем согласна с общепринятым мнением. Казалось бы, и император-интеллектуал, Марк Аврелий, и мудрец, Сенека, ясно дали понять, Плиний прав. Но не весть откуда появился диссидент, Луций Юний Модерат Колумелла. Юный патриций, забыв всякое уважение к старшим, презрев авторитетные мнения, посмел укорить их, заявив: «Как часто у нас первые лица в государстве обвиняют землю в бесплодии. Некоторые (это он про императора-то) даже смягчают жалобы ссылкой на определенный закон; земля, по их мнению, устала и, истощенная роскошными урожаями прошлого, не в силах с прежней щедростью одаривать людей пропитанием. Нечестиво (определенно бунтовщик!) думать, что природа, которую отец мира наделил вечным плодородием постигнута некой болезнью, бесплодием, состарилась словно человек. Преступно (простите, о ком это вы, Марк?) отдавать достойнейшее из занятий, как палачу на расправу, самому негодному из рабов».
Луций Модерат избежал неприятностей. Времена настали иные. Да, и Марк Аврелий искренне полагал, что «любить тех, кто ошибается и заблуждается,- особое свойство человека», а уж властителя и подавно.
Но скоро выяснилось: неправ сам цезарь. Потому, как Колумелла не
унимался. Он составил новый список почв империи. Куда более подробный, чем у Варрона. И выяснилось, что цвет, один из самых надежных показателей плодородия, в Италии не работает!
Взять хотя бы черные почвы, «о прекрасных качествах которых свидетельствуют сами урожаи». На Аппенинах среди таких «черноземов»
и запутаться не долго. До полутора десятков видов от самых тучных до совершенно бесплодных. К ним относятся и почвы речных пойм, и капризные торфяники, вознаграждающие человека за труд. И иссиня-черный участки, богатые солями марганца, и вулканических туфы, которые паши не паши, удобряй не удобряй, а результат нулевой. Эти «угольные земли», как и «пестрые» разорили многих хозяев.
Не меньше хлопот и с «белыми землями». «Зольная» одна из них. Она не пользовалась спросом у сельских жителей. Но оказывается есть и исключения, «белые жирные почвы». Феномен нашли на севере полуострова. Не иначе, наткнулись на залежи сапропеля.
Колумелла взялся за непростое дело. Не только в его время, но и много позже, в 19 веке, Иоганн Вольфганг Гете попытался создать «Учение о цвете». И хотя к тому времени уже существовала химия, которой так не доставало римскому ученому, великий поэт и натуралист должен будет признать свое бессилие и неосведомленность в вопросе: «почему так рознятся свойства одинаковых на первый взгляд почв».
Противоречия, одни противоречия. И не только в теории. Все еще не решен проклятый вопрос. Стоит ли хорошо обрабатывать землю? У всех на слуху история Тария Руфа, соподвижника императора Августа. Этот воин-консул щедротами Божественного собрал миллионы сестерциев и... оставил своих наследников без гроша. Все деньги поглотила земля и ее обработка.
Правда, есть и другие примеры. Некий Гай Фурий Кресин стал получать с малюсенького участка обильные урожаи. И его привлекли к суду за... неблаговидные деяния. «Будто он колдовством переманил жатву с чужого поля». Кресин явился в суд не один. А со своими «крепкими, хорошо одетыми рабами, увесистыми сошниками, упитанными волами».Обвиняемый ограничился лишь краткой речью: «Вот мое колдовство, квириты, но я не могу привести на форум мои ранние вставания, мое бодрствование по ночам, знакомство с агрономическим трактатами, проливаемый мною пот». И судьи тут же оправдали его.
Определенно, деньги и труд следует вкладывать с умом. А знания никогда не бывают лишними.
ГЛАВА 6. СМУТНЫЕ ВРЕМЕНА.
«МЕДНОГО ЗЕВСОВА СЫНА Я ВИДЕЛ В ПЫЛИ ПЕРЕКРЕСТКА;
ПРЕЖДЕ МОЛИЛИСЬ ЕМУ – НЫНЕ ПОВЕРГЛИ ВО ПРАХ...
БОГИ ОЛИМПА ТЕПЕРЬ ХРИСТИАНАМИ СТАЛИ И В ДОМЕ
ЭТОМ БЕСПЕЧНО ЖИВУТ, ИБО ПЛАМЯ ИМ ЗДЕСЬ НЕ ОПАСНО,
ПЛАМЯ, КОРМЯЩЕЕ ТИГЕЛЬ, ГДЕ ПЛАВИТСЯ МЕДЬ НА МОНЕТЫ»,-
грустно иронизировал Паллад Александриец.
«ТЫ ПОБЕДИЛ, ГАЛИЛЕЯНИН!» - признался Юлиан Отступник.
У СТЕН ЦАРЬГРАДА.
Античные времена уходят. Германские племена, давно бившиеся о границы Римской империи, словно мощное наводнение, обрушиваются на цветущие области Аппенинского полуострова. В «Вечном городе» низложен император Ромул Августул.
Отныне почти вся Европа во власти бесчисленных орд вандалов, готтов, бунгурдов, свевов, франков. И лишь на Балканах правят просвещенные басилевсы – прямые наследники римских цезарей. Впрочем, Балканы, Константинополь – только врата их владений. За ними простираются полуостров Малая Азия, Аравия, Месопотамия, Египет и прочая, и прочая.
Византия – все еще велика. Здесь ценят искусства, науки и... Все же это совсем иной мир.
Система, родившаяся из вольностей просвещенной Эллады, упорства и стойкости жителей Апппенинского полуострова, изжила себя. Могильщиком античного мира стала империя, построенная римлянами.
Новые народы, приняв покровительство супердержавы, остались верны своим «идолам». В «Вечном городе» так и не осознали: «просвещенная» жестокость не тождественна кровожадности варваров. Калигуллы, нероны, каракаллы даже в своих безумных деяниях видели «государственную необходимость». Готт, лангобард, вандал – торжество естественной «справедливости». На пути римской цивилизации стал человек из, давно, казалось бы, ушедших времен. Изысканная латынь, ирония в общении с богами, образованность - все вызывало в нем ярость непонимания. Именно, поэтому оскудевшее воображение остановило свой выбор на боге-мученике, провозгласило блаженными нищих духом.
Не обошлось и без вполне земных разногласий. Окраины не желал кормить ненасытную метрополию. Вы же помните, если читали предыдущую главу, как эти самые римляне объедали империю, реализуя свои права на «хлеб и зрелища». Но привилегии не существуют вечно. Нам ли это не знать. Еще каких-нибудь двадцать-тридцать лет назад, мы сами пользовались «непререкаемым правом» на многие социальные блага. И очень напоминали героев «Сатирикона» Петрония: Энклопиев, Гитонов, Трифэн. Мысли, запросы, проблемы обитателей Сен-Жерменского предместья, Санта-Барбары и... ни гроша за душой.
Конвульсии Западного Рима продолжались несколько веков. Королевства, империи, построенные по его канонам, оказывались эфемерными творениями, не способными пережить своего создателя.
В Константинополе же пошли иным путем. Решили упразднить любую зависимость, любую «опеку», как явление, недостойное человеческой природы. И первым делом избавили администрацию от непосильной обузы: кормить и развлекать.
Свободу, согласно византийскому «Своду гражданских прав», мог получить каждый. За пустячный оброк, подать. Хлебом, деньгами, кровью, не столь важно, главное во время плати, а то.... Вы же знаете, чем грозят недоимки, не уплата налогов? Правильно. Лишением этой самой СВОБОДЫ.
Извечная проблема, дефицит хлеба, решилась почти мгновенно. Только вот рабы, почему-то не исчезли. И если прежде ими становились пленные воины, бунтовщики, то теперь многие граждане империи, за долги, превращались сначала в полузависимых колонов, а затем навечно прикреплялись к земле.
Контроль и учет перевернули жизнь в стране. Презренные ранее писцы, юристы-крючкотворы обрели всеобще уважение. Византиец уже не мыслил и шагу ступить без их помощи. Справки, грамоты, печати, подписи – стали гарантией безопасности, подтверждением прав и свобод, так свойственных нашей человеческой природе.
