Виктор Бердинских - Тайны русской души. Дневник гимназистки
Еще – утро. Я лежу в постели. Делать нечего – можно кончать мой нескончаемый рассказ…
Понятно, я остановилась у Юдиных.
Мы приехали ночью, так что я тотчас же улеглась спать…
На другой день на четверть часа меня одолела какая-то неловкость, но именно – только на четверть часа. Потом стало просто и легко, и теперь вот – радость! Моя совесть совсем здорова, а взгляд прям…
Мой насморк не проходит, несмотря ни на какие хитрости, а я должна была ездить на курсы, чтобы успеть записаться в просеминарий133.
В четверг (3 сентября) я достала свою корзину из багажа (на вокзале) – и только успела вернуться, как Соня (Юдина) прилетела с курсов и заторопила, чтобы ехать записываться. Я наскоро выпила молока и поспешила за ней, забыв матрикул134. Опомнилась только тогда, когда время приближалось уж к двум часам. Решила съездить за ним. Обменялась очередью – и помчалась…
Пропутешествовала час, и, когда приехала, оказалось, что у Щербы135– полно, а можно – к Булычёву136.
– Вы потом по языку пойдете или по литературе? – спрашивает секретарь.
– По литературе…
– Так вам нет надобности в этом просеминарии!.. Впрочем, я вас запишу к Булычёву, если у вас есть такое «святое беспокойство»…
– Нет, уж пожалуйста, не к Булычёву.
– Почему?
– Да я у него прошлую зиму занималась…
– Отчего же это не помечено?
– Оттого, что я слушала только первое полугодие, а второе – не могла заниматься.
– Ну, так не хотите к Булычёву?
– Нет, лучше – по литературе…
– Ну и прекрасно, это будет целесообразно…
И распрощались – до другого дня…
А в пятницу (4 сентября) я записалась на очередь, потом – отправилась к отцу Иоанну, оттуда – к Гале Александровне (Краснощековой), а потом – снова на курсы. И тут уж совсем благополучно попала в просеминарий к Сиповскому…137
В субботу (5 сентября) пошла смотреть комнату – по объявлению: меня особенно прельстило то, что курсистка, живущая там, хочет взять напрокат пианино. Пошла. Комната очень понравилась. И так как она была (то есть половинка-то) не занята, то я, ни о чем больше не справляясь, порешила дело в смысле утвердительном. Обрадовалась. И тому, что скоро и хорошо нашла себе комнату с компаньонкой, и возможности иметь пианино…
Переехала в понедельник (7 сентября) вечером – и только тут узнала, что «одеончик»138 здесь холодный… Я «спутешествовала» туда (ибо это было необходимо) и этим испортила себя на несколько дней. Дело в том, что я была больна обычной болезнью. И застудила ее – благодаря состоянию этого холодного помещения. А захворала из-за того еще сильнее…
Во вторник (8 сентября) вечером (я была у Юдиных) у меня сделался сильнейший озноб, потом – жар, заболела тупой, тяжелой болью голова, и тягуче-тягуче – где-то в тазовых костях… Я не знаю, как определить верно это место… С трудом добралась я от них до своей неудачной квартиры и вознамерилась сейчас же лечь… Прихожу, а у моей компаньонки – ее зовут Уля, Ульяна – гости: курсистка и два студента. Один из них – такая «балалайка», на мой первый взгляд… Но, спасибо им, посидели они недолго. И тотчас, как ушли, я легла спать…
Мне было очень нехорошо. Я приняла хины. Но всю ночь – почти не спала и ужасно измучилась…
Я слыхала, что от этого умирают, а мне вообще еще не хочется умирать (не изведав ни грешной, ни хорошей любви), а здесь – в особенности…
Вчера (9 сентября) я целый день пролежала – совсем одетая – и всё ждала, что привезут пианино, а моя компаньонка почти весь день отсутствовала. Я была, значит, совсем свободна. Порисовала даже, но это довольно трудно, когда человек очень слаб, хотя он и очень удобно устроился на своей кушетке…
К вечеру мне стало лучше – и принялась писать. Ночь на сегодня я спала, и теперь мне почти совсем хорошо – голова прошла, жару нет, только там (в области таза) всё тягуче болит…
В воскресенье (6 сентября) была у Е. А. Минюшской, она меня всегда очень хорошо принимает. У нее есть деточка, только я ее еще не видала…
А. А. (Минюшского)139 встретила, уже выходя из наружных дверей. Он во что бы то ни стало хотел вернуть меня обратно и, когда я отказалась, заподозрил в том, что у меня назначено rendez-vous140. Говорю:
– Не успела еще завести…
– А те – все растеряли?
– Какие – «те»?
– Да старые-то?..
– У меня не было…
– Не было свиданий?!. Какая же вы после этого барышня?!.
Собственно, я сказала неправду: у меня было одно rendezvous… Вот и задумалась над этим. Чего ж тут думать? Ведь совесть уже выздоровела…
Во вторник (8 сентября) днем я была в Казанском соборе. Было что-то так тяжело, и молиться не могла…
Оттуда прошла к Юдиным. От них съездила к Ю. Я. Пузыревой. Понятно, у нее просидела недолго. Вернулась к Юдиным, и там-то меня и забрало…
Вчера (9 сентября) ко мне заходила Соня (Юдина) и нашла, что вид у меня не очень хороший. Я обещала сегодня приехать к ним – во «всяком случае», даже если мне будет уж совсем худо, чтобы от них пойти в лечебницу – где-то на Морской (улице)…141
Но сегодня – мне уже ничего (легче). Не стоит и к доктору идти… Как это я ему стану докладывать все подробности?.. Вчера (9 сентября) написала маме подробное письмо – о своей болезни, а сегодня уже раздумываю: посылать его или нет?..
У меня есть посылка для Гриши (Куклина). Я послала ему открытку (от) Зинаиды Александровны (Куклиной) – уже давно, а он всё не идет. Что же это такое?..
Впрочем, Зоя Ивановна тоже приехала из Вятки и известила меня, что имеет для меня посылку, а я всё не иду… Но я – два дня, а он – уже больше недели…
Я часто вспоминаю «доктора». Ужасно интересно, как его фамилия?.. И потом… Право же, ничего, если бы он и пришел ко мне. Ведь у всех курсисток бывают в гостях студенты, офицеры, еще какие-нибудь…
А чем я хуже остальных?..
Четверг 17 сентябряСегодня – самый именинный день на Руси. Мне надо было послать поздравления в Вятку – и я забыла. Ну – не вернешь… 15-го (сентября) была первая лекция Котляревского. Хорошо он говорит! Просто, без вычур – и как всё понятно…
Сегодня в первый раз читал Сиповский. Этот – читает, и довольно монотонно. Но хорошо, дельно. Как вступление рассказал о своем трехдневном пребывании в Англии, в Лондоне.
Днем город живет так весело и обыкновенно, словно войны не существует. Рестораны полны разодетым людом, музыкой и веселым говором; оживление на улицах обычное; нет ни одного лазарета, ни одного раненого. Русского сначала это неприятно поражает. Такая беззаботность – в такое тяжелое время! Но потом… С половины одиннадцатого ночи и до трех (часов) начинается грохот выстрелов. Понятно, не спится! А наутро спрашиваешь портье: «Что это у вас ночью было?» – так (он) говорит: «Ничего». В газетах – лишь лаконичное сообщение: «В ночь город подвергся обстрелу неприятельских аэропланов». А приятель-англичанин сообщает: «Это бывает почти каждую ночь, но мы об этом не говорим. И лазареты у нас в провинциях – чтобы их вид не действовал на настроение столицы». Об этом не говорят! Спросить – было бы со стороны англичанина бестактностью, но и со стороны русского, конечно, не очень тактично, хотя тут есть смягчающие обстоятельства. Какова выдержка?! Мы в этом отношении стоим гораздо ниже их. Живем самыми грязными сплетнями. «Всё это, – заключает профессор, – я привел в оправдание моего присутствия на кафедре, вашего – в стенах курсов и наших занятий – в это время»…
Потом мы были у Бёрнеса142 – на уроке английского языка. И, к стыду своему, должна сознаться, что ровно ничего не поняла…
Вчера (16 сентября) с (тетей) Аничкой (она приехала, и мы с ней виделись вчера первый раз) мы были у Галины Александровны (Краснощековой). Посидели чудесно. У Галины Александровны иначе и нельзя…
А сегодня видела Веру Базаркину. Дерется по-старому!..
Соне (Юдиной) отвезла банку гвоздик. Покупать ходила с Юрием (Хорошавиным) – случайно поймала его в цветочном магазине, где ничего не выбрала. Он отправил Юдиным две банки шпажников143 – красный (с гусеницей) и белый. Соня сияет. Но одета не по-именинному… Я была форсистее всех – в своей белой кофточке…
Воскресенье, 20 сентябряЯ сегодня что-то устала… Ходила к Юдиным, оттуда – в «М. Д.»144 (шел «Севильский цирюльник» – «театр Марионеток»!), потом – снова к Юдиным…
А за эти дни начали читать Введенский145 и Пиксанов146. Великолепно читают, но каждый – в своем роде, и один другому – полная противоположность.
